Татьяна Зингер - Чтица Слов Страница 48

— Не дождешься, — смеялся Захарий, закуривая самокрутку. — Я ещё всех вас переживу, а у тебя путь иной.

Он любил курить и пить, а когда-то, поговаривают, и женщин. Но теперь относился к ним со снисходительной заботой.

Многое, напротив, передавал Захарию Иттан. Обучал его распределять живительную силу, концентрироваться на одной точке. Захарий благодарил и никогда, ни разу не спросил, откуда Иттан всё это знает. Да и о том, что с ним случилось, он не любопытствовал.

… Иттан сидел у края обрыва и всматривался в темнеющую бездну под ногами. Почему-то его тянуло туда, вниз, будто что-то, что произошло в завесе, навсегда связало его и тех тварей, что населяли её.

Кто-то подкрался незаметно и встал за спиной. Иттан ощущал тепло его ауры и небольшой страх. Но не спешил обернуться. Бездна манила.

— Здравствуй, — услышал он такой знакомый голос, что в груди заныло обломками воспоминаний.

32

Она. Не человек, а когда-то — фантазия с ароматом цитрусовых, но теперь — ночной кошмар.

Она стояла, скрестив руки под грудью, поджав губы, и одни боги догадывались, о чем она думает. С затянутыми в конский хвост рыжими волосами, в одежде неприметной и простой, чуть осунувшаяся — но это была Агния. Женщина-мечта. Искра, которая зажгла в нем жизнь и которая чуть не спалила его до костей, погаснув.

— Не молчи, — улыбнулась она лучисто. — Да-да, я жива. — Нахмурилась; истинная актриса, способная за минуту проиграть сотню эмоций. — Ты не рад?

Агния обвела себя руками, будто показывая: смотри, это всё когда-то было твоим.

Иттан поднялся, с трудом отрываясь от созерцания бездны.

— Как? — только и спросил он, осматривая её. Но ни новый взгляд, ни старый не показывали чего-то особенного. Перед ним красовалось не умертвие и не фантом, воссозданный магией, а вполне себе настоящая Агния.

— Ну, как тебе сказать. — Она подковырнула носочком башмака (кожа качественной выделки, пряжки металлические; не бедствует, мельком отметил Иттан) хлюпающую землю. — Всё достаточно просто. Я не умирала.

— Но я видел твое тело! — воскликнул Иттан.

Какая красивая она лежала на алтарном камне, а вокруг всё было усыпано цветами. Как прощались с ней знакомые, гладили холодный лоб и сетовали на то, что Янг лишился величайшей актрисы. Как сверкали изумруды в её волосах.

— И что? — Агния погладила его по щеке, и по коже пробежала волна. Не опьяняющего возбуждения, но желания. — Достаточно пары капель одного чудодейственного средства, чтобы мое сердцебиение замедлилось, а вместе с ним замедлилась и жизнь. Пару часов я поспала, пока эти лицемеры, якобы друзья, прощались со мной. Гроб заколотили пустым. И всё. Скрылась, залегла на дно — как это называют в здешних краях?

Какие-то глупости. Разве можно не заметить, что человек жив?..

И тут он вспомнил, что Агния завещала не сжигать себя, якобы не желая портить прекрасное тело. Ни у кого тот малюсенький посмертный каприз не вызвал недоумения — общественность согласилась: эту красоту нельзя обратить в пепел.

— Зачем? — Голос дрогнула, но Иттан не мог ничего поделать с собой. Он помнил себя абсолютно счастливым рядом с ней; пускай и тайным любовником, зато тем единственным, кому Агния принадлежала. Помнил себя опустошенным, выпотрошенным, получив письмо об её кончине. И помнил злость, пожирающую изнутри, когда вскрылась правда о десятках иных «тайных любовников».

— Проблемы, дорогой мой. — Агния глянула за черту, туда, где рождалась бездна. — Не всё у меня шло гладко. Но я со всем разобралась. Кроме сущей мелочи, — добавила она с напряжением. — Ты, говорят, тоже умер, ан нет.

— Я не инсценировал свою смерть, чтобы скрыться от тех, с кем спал, — резанул Иттан и зашагал среди камней по направлению к спасительному дому Захарию, где всегда громко и многолюдно.

— Выслушай меня! — Она бежала рядом, и волосы мотались взад-вперед точно пляшущие язычки костра. — Просто выслушай. — Преградила ему дорогу и практически рухнула в объятия. — Мне нужен ты, Иттан, — Агния коснулась губами мочки его уха. — Только ты один. Я хотела воссоединиться с тобой сразу же после «кончины», но ты исчез. А после меня огорошили твоей смертью. Я рыдала, поганый ты мальчишка! — Она шутливо шлепнула его по щеке, но Иттан не отстранился. Прислушивался к себе. Отсчитывал её вдохи и выдохи.

— Как ты узнала, что я жив?

— Птичка напела. — Она повела острым плечиком. — Всё расскажу, но позже.

Иттан фыркнул. Позже — хороший синоним вранья. Всегда легче объяснить когда-нибудь потом, когда ложь можно будет, приправив недомолвками, обратить в истину.

— Чего ты хочешь сейчас?

— Тебя.

Иттан сухо рассмеялся.

— Лжешь.

Агния ничуть не смутилась. Села на покрытый мхом валун и похлопала ладошкой рядом.

— Сядь, — попросила она. — И послушай.

Иттан не сел, чтобы не раствориться в близости к ней, но мотнул головой, мол, начинай.

Агния скупо рассказала о долгах, накопленных ею за годы кутежа; и о богатых покровителях из числа тех, с кем легче связаться, чем отвязаться. Клятвенно заверяла, что список мужчин не был выдумкой, но с большинством — разумеется, кроме Иттана — её заставляли общаться. И почти ни с кем она не спала. Агния врала так проникновенно, что любой мальчишка поверил бы и тотчас одурел от любви. Жаль, что Иттан вырос.

— Хорошо, — заключил он, не дослушав до конца и стараясь не глядеть в обезоруживающе честные глаза, — допустим, тебя заставили. Ты умерла, отвязавшись от богатеньких кавалеров. Ну а я-то тебе на кой? И не надо петь о любви, не верю.

Аура её полыхнула и померкла, будто Агния по-настоящему расстроилась. Она уже давно бездумно срывала клоки мха и перетирала их меж пальцев, потому руки её потемнели. Пахло сгнившей почвой.

— А зря… Я непременно докажу, что люблю одного тебя. — Агния поджала губы и отряхнула руки. — Кроме того, заплачу любую цену за помощь.

— Это уже интереснее. — Иттан позволил себе легкую улыбку. — За что платить собралась?

— Дай мне одну вещицу. На время, с возвратом. Кошачий глаз, если не ошибаюсь, он хранится где-то в академии.

Интересно. К чему ей камень, по легендам подаренный ректору стародавним правителем ави? Камень этот пылился в музее академии — большой, округлый, рыже-желтый, с черными прожилками, — но среди студентов не пользовался особой популярностью. Если, к примеру, сапфир из кинжала первого короля Янга ежегодно кто-нибудь да пытался подколупнуть, то кошачий глаз, закрепленный магией на подставке, лапали, но без особого энтузиазма. В любом случае, взять да принести его — это задачка для профессионального вора, а не бывшего (и ныне якобы покойного) декана.