Химера-читатель - Память героя Страница 50

— Окаменевшую Гермиону на втором курсе, нападение тролля на первом и преследования кузена с прихвостнями на каникулах, — быстро рассказал Блек, не заостряя внимания на деталях воспоминаний.

Юноша на несколько мгновений задумался.

— И снова кузен. Отец, твои эпизоды, — Люциус несказанно обрадовался тому факту, что Драко обратился к нему не как к лорду, главе рода, а как к родителю. Хотя при этом аристократ понимал, что сказанные им слова в корне изменят ситуацию.

— Первое — отсутствие празднования дня рождения в младшей школе, — остановился старший Малфой, ожидая дополнительного вопроса от сына.

Драко же лишь молча кивнул, ожидая продолжения рассказа. Ему не нужны были пояснения, чтобы понять, какое разочарование настигло в тот момент маленького ребёнка.

— Второй курс — василиск, — Люциусу казалось, что он выдавливает из себя каждую букву под немигающим взглядом сына. — И суд за использование волшебства на каникулах после нападения дементоров перед пятым курсом.

— И как, понравилось? — в голосе юноши звучала неприкрытая насмешка, и, наверно, впервые в жизни сиятельный лорд Малфой опустил глаза перед сыном. Так стыдно ему ещё никогда не было. — Налюбовался на дело рук своих?

— Драко, я понимаю, что ты собираешься отказаться от меня… — Люциус начал было говорить, но не смог закончить. Сын подошёл к нему и, не обращая внимания на остальных, крепко обнял. Люциус обнял сына в ответ, чувствуя себя человеком, приговорённым к смерти и неожиданно получившим помилование.

— Воспоминания Гарри помогли мне понять, какими сокровищами я обладаю. И я не собираюсь отказываться от них. Мы натворили много ошибок в прошлом, и теперь пришло время их исправлять, — сказал Драко через несколько мгновений, отпуская отца. — И я сам виноват перед ним не меньше. К тому же, переход в род Блеков меня сейчас никак не устраивает.

— Это ещё почему? — поинтересовался Блек, внимательно следящий за диалогом отца и сына Малфоев.

— Тогда мы с Гарри Поттером станем назваными братьями, а это для меня сейчас наихудший вариант, — полуулыбка на тонких губах придала красивому лицу юноши озорное выражение.

— Драко, ты имеешь в виду, что… — лорд Малфой прервался, боясь даже озвучить свою догадку.

— Если бы не моё поведение в прошлом, я бы уже сейчас просил у крёстного Гарри Поттера, как самого близкого его родственника, разрешение на ухаживание с дальнейшим заключением брака, — парень спокойно смотрел на онемевшего отца. — И уже завтра ты бы забрал из Гринготса наши ритуальные кольца. Но в нашем случае я могу только постараться сделать так, чтобы Гарри хотя бы стал со мной разговаривать.

В комнате воцарилась тишина.

— Знаешь, Драко, если тебе удастся завоевать расположение моего крестника, то у тебя есть моё разрешение на ухаживание, — сказал Блек удивлённому до крайности его словами младшему Малфою. — Нам всем иногда нужен второй шанс, чтобы исправить ошибки.

— Спасибо. Я очень ценю вашу поддержку. Можно ещё одну просьбу? Можете дать мне допуск в ваш дом, чтобы я здесь просматривал оставшиеся воспоминания?

— Хорошо, — ответил Блек. — Но тебе придётся приходить сюда ночью и только с разрешения декана. Нельзя, чтобы ты столкнулся здесь с кем-то из Ордена.

— Я всё понимаю. Благодарю вас за поддержку. А теперь, с вашего разрешения, мне пора возвращаться в Хогвартс. Крёстный, я воспользуюсь твоим камином, думаю, он подключен к дому Блеков. А с завтрашнего дня я попытаюсь исправить ситуацию.

И Драко, не обращая внимания на выражение удивления на лицах взрослых, направился к двери.

— Что ты намереваешься делать? — видя решительность сына, Люциус не сомневался, что ответ ему в любом случае не понравится.

— Избавлюсь от Амбридж, — прозвучало в ритуальном зале, прежде чем закрылись двери, отрезая юношу от изумлённых взрослых.

Часть 4 (39)

Стекло не поддавалось. Люпин, смотря на ночь за окном, слизывал с разбитых костяшек кровь и думал, что последний нанесённый удар был жестом отчаявшегося человека. За несколько часов он перепробовал всё, что мог. Но без палочки его возможности были сильно ограничены, а беспалочковое волшебство его сильно утомляло. И всё же ему было, чем гордиться. Если волшебник средней силы мог выполнить в лучшем случае около десяти заклинаний без палочки, и то не слишком энергоемких, то он сегодня в этой комнате предпринял около тридцати попыток сокрушить запертые двери и застеклённое окно. Несколько раз ему удалось использовать даже Бомбарду Максима. И это был ещё не предел его возможностей. Люпин не хотел вымотать себя настолько, чтобы не иметь возможности оказать достойное сопротивление, если в комнату вернётся Фенрир.

Словно в насмешку над его усилиями возле матраса появился стакан, полный воды. Ремус поднял его и принюхался. Вода не имела никакого запаха, он не почувствовал ни одного постороннего аромата. Но оборотень усмехнулся и провёл над стаканом рукой, выполняя привычные ещё со школы пассы. Как бы ни был обижен на них с Сириусом и Джеймсом Снейп, но противником он всегда был знатным. И до третьего курса, пока Джеймс не придумал заклятье, выявляющее любые посторонние примеси в еде или напитке, Мародёрам не раз проходилось обращаться в Больничное крыло с различными симптомами. Талант к зельеварению у будущего мастера обнаружился ещё на первом курсе. И иногда даже Помфри, которая уже тогда работала медсестрой, не хватало навыков расколдовать их сразу, и им приходилось по несколько дней ходить с синими лицами или перьями попугаев вместо волос. Ремус посмотрел на стакан и выпил его почти залпом, вода была безопасна.

Оборотень усмехнулся своим воспоминаниям. Да, слизеринский змей был всегда находчив в своих ответных действиях. Один раз для них даже пришлось вызывать специалистов из Мунго. Неизвестно, какое тогда было зелье или компонент, но на три дня все четверо возомнили себя животными и начали действовать соответствующим образом. Хорошо, что процесс не начался сразу в Большом зале и разыгранный ими спектакль не видела вся школа. Ему удалось тогда дольше всех сопротивляться помутнению сознания. Оборотень мог наблюдать за поведением друзей, при этом не имея возможности помочь им. Надо было видеть лицо Альбуса Дамблдора, когда к нему в коридоре на четвереньках подошел Питер, вообразивший себя котом, и стал тереться о ноги директора, при этом издавая звуки, подобные урчанию. В это время Сириус пытался забраться на стену и слиться с её поверхностью, воображая себя хамелеоном. Он сам постепенно превращался в черепашку, пытаясь втянуть все свои конечности в воображаемый панцирь. Но больше всего досталось Джеймсу. Его спасла только быстрая реакция МакГонагалл, когда он собирался отправиться в полёт с подоконника второго этажа. Поттер решил, что он сокол, и уже расправил крылья, мечтая об охоте. Возможно, он и не разбился бы, упав с такой высоты, но травмы ему были бы обеспечены. Скандал был знатный. Гриффиндорцы держались стойко, отбиваясь от всех расспросов, но не сдали виновника происшествия, решив отыграться позже самостоятельно.