Олаф Бьорн Локнит - Карающая длань Страница 50

– Едут, значит… Почти все у меня останавливались, я даже считал – семь десятков и шесть. Сами надменные, слова лишнего не скажут, плащи, как на подбор, черные… Тьфу! – он в сердцах сплюнул на стойку, и, тут же опомнившись, вытер плевок тряпкой. – Пиво пили, ужинали, на чаевые не скупились, но все одно противно…

– Понятно, – протянул Конан и хотел уже было вернуться к столу, но вспомнил кое-что и вернулся:

– Ты говорил, дальше по тракту никто не живет? Почему?

Трактирщик оглянулся и сделал охраняющий жест:

– Грааскаль – дурное место. Там, высоко в горах, полно разрушенных и заброшенных храмов давно позабытых богов. Говорят, у гномов там копи… Раньше в предгорьях селились люди, но после появления Чернолицых они частью сгинули, частью бежали в Бритунию. Поселения заброшены… – Ревальд сокрушенно махнул рукой. – И в них обитает всякая нечисть. Не советую туда лезть. Из десяти рискнувших сунуться в брошенные деревни только один возвращался живым, и из десяти вернувшихся – только один сохранил разум. Самое безобидное из той дряни, что там обитает – ящерицы дрохо. Здоровенная тварь длиной шага в три-четыре, шкура белая, мохнатая…

– Мохнатая? – вот теперь Конан действительно удивился, о волосатых ящерицах ему раньше слышать не доводилось.

– Ну да, длинный густой мех. Чего туда люди-то лезут, на прогулку что ли? – ухмыльнулся Ревальд. – Шкуры на рынках идут один к одному – сколько потянет на вес, столько и золота получишь. Да и мясо дрохо ничего. Они теплокровные, а на вкус почти не отличаются от хорошей свинины.

– Полезные животные, ничего не скажешь, – согласился Конан.

– Единственная помеха, – вкрадчивым голосом сообщил трактирщик, – у дрохо полон рот зубов размером с хороший кинжал и дружелюбием, насколько известно, они не отличаются.

– А-а, – поднял брови киммериец. – Тогда ясно… Давай еще по кружечке?

По-зимнему быстро темнело. Начавшийся еще утром снегопад усиливался, крупные белые хлопья кружились в стылом воздухе, садились на крупы лошадей и таяли, сбегая вниз ручейками воды. Животные недовольно дергали шкурой, фыркали, переминаясь с ноги на ногу и помахивая хвостами.

Конан, случайно глянув в приоткрытую кем-то из служанок дверь, выругался:

– Кром! Наши лошади! Они же замерзнут!

Воины переглянулись. Они уже наелись и напились до отвала, впав в сонливое состояние. Все понимали, что варвар прав, но никому не хотелось вставать и вылезать из теплого трактира наружу, в холод и снеговерть. Гандеры потупили взгляды и молча вертели в руках недопитые кружки. Хальмун положил голову на руки и сделал вид, что крепко спит, для пущего правдоподобия тихонько похрапывая. Эрхард пристально следил за ползущей по стене полудохлой осенней мухой. Эртель, ухмыляясь до ушей, показывал пальцем на Конана: мол, ты предложил – ты и делай.

Лишь один человек не отвел взгляда – невозмутимый Эмерт. Боссонец молча поднялся, отодвинув кружку и тарелку с недоеденным жарким, набросил полушубок и вышел на улицу. Конан последовал за ним.

Порыв ветра швырнул им в лица пригоршню мокрого, липкого снега. Варвар расхохотался и утерся рукавом. Разгулявшийся снегопад опять напомнил ему Киммерию.

Каурый конек, названный Конаном Вихрем, встретил хозяина радостным ржанием и ткнулся теплой мордой в ладони – не принес ли чего вкусненького? Варвар протянул ему кусок захваченной с собой лепешки, и конь, благодарно покосившись на человека огромным темным глазом с хитрыми искорками, аккуратно, одними губами взял угощение, аппетитно зачмокав.

Не успели Конан и Эмерт отвязать и двух лошадей, как дверь трактира хлопнула и на улицу выскочили Гильом и Гарт. Виновато поглядывая на киммерийца, они начали распутывать поводья.

Отведя всех животных на конюшню и насыпав в ясли овса, Конан и его спутники вернулись в зал, и, пропустив напоследок по кружечке, решили отправиться на боковую.

…Варвар долго устраивался на своем тощем тюфяке, ворочался и проверял, не накинется ли на него различное шестиногое кусачее зверье. Несмотря на его в общем-то справедливые опасения, ничего подобного не происходило. Сынок трактирщика сказал правду – тюфяки оказались чистыми.

После обильной пищи и не менее обильных возлияний у киммерийца не было никакого желания заниматься чем-либо, помимо сна. И потому, когда Селена, стянув рубашку, обнажила свои упругие груди с торчащими сосками и, зазывно покачивая бедрами, подошла к его ложу, Конан развернул ее и легонько шлепнул по пышным ягодицам:

– Иди поспи, моя милая, и мне дай отдохнуть.

Селена обиженно надула губки, но спорить с варваром не решилась и гордо удалилась в свой угол.

«Деревенская девчонка, а походка как у заправской шлюхи,» – вяло подумал Конан и, повернувшись к стене, мгновенно заснул.

Ревальд вытолкал из трактира уж больно засидевшихся пьяниц и вышел на крыльцо. Снегопад прекратился, тучи разошлись и пустынную деревенскую площадь заливал бледный свет новорожденной луны. Только что выпавший снег переливался тысячами радужных звезд, а деревья казались жилищами причудливых, неуловимых существ…

Трактирщик снял изрядно заляпанный жиром фартук и скрестил заросшие густой шерстью руки на груди, покрытой кожаной безрукавкой со сложным узором из ярко-красных шнуров. Он любил порой, перед закрытием трактира, постоять вот так на крыльце, смотря на спящую деревню и близкие горы за ней.

Откуда-то слева донесся перестук копыт скачущей лошади, смягченный пушистым снежным ковром. Звуки приближались и Ревальд насторожился – кто это едет в столь поздний час?

На площадь выехал всадник, так уверенно сидевший в седле, что на мгновение в душе трактирщика мелькнул суеверный ужас – ему показалось, что в деревне появился сказочный кентавр.

«Кентавров не бывает,» – всплыл в голове уверенный чуть надтреснутый старческий голос.

«Учитель Деккен!» – едва не вскрикнул вслух Ревальд. Перед его глазами появилась давно забытая картина – он сам и еще пяток ребят слушают, раскрыв рты, старого, морщинистого как печеное яблоко, старичка. «И драконы бывают, и вампиры, и демоны, и много другой всякой нежити…» С годами Ревальд не раз убедился в правоте слов наставника, и всегда бежал от подобных тварей, нисколько не стыдясь своего страха.

Правда, когда в Хезере объявился вурдалак, повадившийся пить кровь у младенцев, именно трактирщик первым взял в руки осиновый кол и предложил проверить свежие могилы на лесном погосте. Оказалось – безобразничал недавно отдавший концы старый пьяница шаман. Когда его раскопали, все в ужасе отшатнулись – могила была до краев заполнена кровью… Ревальд уже занес свой кол, чтобы навсегда прикончить тварь, но не успел – на лицо мертвеца упал солнечный луч. Он раздавшегося воя заложило уши, а когда он стих – в черной яме лежал лишь скелет с обрывками полуистлевшей плоти на пожелтевших костях.