Генри Олди - Маг в законе. Том 2 Страница 52

– Шиш тебе: не учителя! Пусть по Договору учили, пусть не как профессор в институте – учителя они наши! козыри! крестные! Вместе в огне Договорном горели! они нас от бандюг на заимке собой закрыли! – не в счет, да?! В лесу зимнем кто с нами мерз? в Балаклаве «клетчатых» с трупарем кто держал?! от кодлы крымской кто нас, сопливых, уводил?! опять не в счет?! Кем мы сами после этого будем, ежели Договор порвем?! Каины, иуды продажные, неблагодарные?! – вот мы кто!

– Дураки вы тупоголовые, а не каины! – брызжет слюной Дух. – ИХ предать боитесь – а СЕБЯ давным-давно предали! Им-то что? Все равно Договор ваш заканчивается! других себе крестников найдут! А у вас – жизнь впереди! жизнь! Неужели не хотите, чтоб ваша это жизнь была?! ваша, настоящая, не чужая?!!

– Настоящая, говоришь? – шиплю я змеей подколодной, и чую: сейчас сорвусь! – Вот она, твоя жизнь! настоящая! смотри!

И муравьи, что от пня разбегаться было начали, по делам своим муравьиным, разом обратно повернули.

Смотри: аудитория институтская! кафедра! доцент Павлович пенсне поправляет, лекцию начать собирается. А теперь, поехали! смотри, Дух Закона, смотри, и не говори потом, что не видел!

Меняются доценты с профессорами за кафедрой, скрипят перья, шуршат страницы, сидят студенты в лаборатории – год, другой, третий… Вот и выпускные экзамены подошли, вот уж позади остались, вот у меня-маленькой в руках диплом новенький, краской типографской пахнет, печать да подпись ректора просохнуть не успели…

И вот я в лаборатории. Не студентка – ветеринарный врач-исследователь. Правда, не 1-го – 2-го разряда; ну да ладно, разряд – дело наживное… год – наживное… другой – наживное… третий… пятый… анализы, записи в журнале, статьи скучные, до зеленых чертиков опротивевшие, потому что – было уже это! было! все было, еще до меня, ничего нового! ни-че-го! тупо смотрю на очередной срез ткани под микроскопом, смотрю, смотрю, вот уже и глаза слезиться начали, вот уже и очки на глазах появились, и морщины первые лицо прорезали, ссутулилась спина… А новый профессор Попов, молодой выскочка (или это я совсем злая стала? рыба-акулька?!), вычитывает мне перед всей кафедрой, а я уставилась на него виновато, снизу вверх, слушаю, а перед глазами все плывет – из-за слез? из-за очков этих старых? давно менять их надо, да руки не доходят – то времени нет, то денег, то еще чего…

– …Эй, Дух-мудрец, что теперь скажешь?! Не бывает так, да?! Все сплошь профессорами-академиками становятся, книги пишут да открытия великие делают?! А всю жизнь пыль глотать, глаза портить, когда толку – шиш копченый?! так – не бывает?! хоть по-настоящему учись, хоть пластинкой патефонной под иглой визжи?!

– Бывает, Акулина. Еще как бывает.

Потух он весь. Съежился, будто воздух из него выпустили; блеклым стал, старым, маленьким. Вот и мы с Феденькой такими же станем, если тебя послушаем, будь ты хоть Дух, хоть кто! Шавишь, Законник, не выйдет!

– Больше скажу: куда чаще бывает, чем – книги с открытиями великими. Кругом ты права. Не нашел себя человек, прошел мимо таланта-призвания… изо дня в день чужим делом занят, мается, не поймет, в чем беда, да так и помирает не самим собой.

– Ладно, хорош морали-то читать, нашел себе детишек, – правильно, Феденька, так его, паука болтливого! – Ты лучше другое скажи: ну, к примеру, послушаемся мы тебя, откажемся от чужого… Дальше-то как сложится?

– Дальше?

Дух Закона растерянно улыбается, словно Феденька какую-то такую ерунду спросил, что ему, Духу-умнику, и объяснять стыдно. Ничего-ничего, ты уж объясни, мы не гордые, послушаем!

– Дальше? Своя дорога вам под ноги ляжет. Сами по ней пойдете. Все, чего добьетесь – все ваше будет, честное. А уж многого ли добьетесь – не скажу. Не знаю.

– Это что же… – я даже опешила малость. – Ну ладно, магия-волшба – и без нее проживем, хотя жалко, врать не стану! Но… значит, Федор стихи писать разучится? языки людские понимать? на гитаре играть? на рояле? А я – я-то как?! Опять двумя лопухами кус-крендельскими сделаться?! Этого ты хочешь, да?!

– Чему сами за эти годы научились – останется. А что в вас чужим было, отпечатком слепым, через душу не пропущенным – уйдет. И волшба-магия… если захотите, честно, по-настоящему, до визга, до крика – заново учиться пойдете. Без обмана, без Договора. Как люди у людей учатся; как раньше было, пока я…

Осекся он.

Отвернулся.

– Кто ж нас учить-то возьмется? По-старинке? Уж не ты ли?

– Я? может, и я.

– Так тебя ведь и нет на самом деле!

– Есть. Пока живете на свете вы, буду жить и я. В вас самих, во всех, что до вас были, и будут – пока существует Договор, начертанный некогда МОЕЙ рукой! Так что я – есть.

– Ты б, приятель… не богохульствовал бы ты! – скривился Федор. – "Аз Есмь", понимаешь! Как же ты учить нас станешь? Здесь оставишь, на веки вечные?

– Найду – как. Во сне являться буду, – видимо, устав стоять, Дух уселся прямо на землю, на раздавленные хлебные крошки, недоклеванные давно улетевшими воробьями.

– И что, если по-старому учить – бОльшему научимся? Или быстрее выйдет? Сколько лет еще потратить придется?

– Всю жизнь. А такими, как вы сейчас, вам больше не стать. Никогда. Таланта у вас обоих к магии нет, уж это-то я вижу!

– А к чему?! к чему есть?!

Сердце прямо-таки взбесилось! колотится и колотится! Вдруг ответит – я тогда сразу и узнаю, и побегу за своим талантом со всех ног!

– Не скажу.

– Не знаешь?

– Какая разница: знаю, не знаю? Не скажу – и все. Сами ищите.

– Ошибся я, Дух…

Феденька присел на корточки напротив Духа, и вид у моего мужа такой, будто примеривается он по-новой: Духу – в ухо! Хоть и знает, что самому же больнее будет – а, того гляди, не удержится.

– Ошибся. Не прокурор ты; не обер-старец. Купец ты. Шиш без масла продаешь, да впридачу кота в мешке. Все тебе отдай и к тебе же в науку иди. И быть нам в той науке, как в сказке, тридцать лет и три года, ночей не спать, тебя слушать да на ус мотать – чтобы недоучками остаться? Пойди туда, не знаю куда, за семь верст киселя хлебать, найди то, не знаю что, лови журавля в небе – который, может, и не журавль вовсе, а ворона драная! Ищите себя, детки, талант свой, призваньице! – а на кой он нам, свой, когда чужого навалом?! когда синицы в руках с лихвой хватит?! Если б ты нам хоть горы золотые посулил, или силу, побольше нынешней – тогда еще понятно, ради чего!

"Ради себя… ради…" – шепчет Дух, обхватив голову ладонями, но Феденька его не слушает; и правильно делает.

– …а так – зачем?! Нет, спасибо, что врать не стал, не наобещал с три короба; за правду – спасибо. Но только не для нас твоя правда. Так, Акулинушка?

– Так, Феденька! – в первый раз, как сюда попали, получилось усмехнуться по-настоящему, без горечи, без издевки. – Все так, милый, все ты верно сказал.