Кристофер Сташефф - Камень Чародея Страница 52

Они спустились в деревушку и отыскали большой дом рядом с висящим на столбе зеленым кустом.

— Куст подсох, — заметил Род, критически разглядывая его. — Значит, есть старый эль.

Ты мне сам говорил, что старый эль лучше, — напомнил Магнус. — Пошли, папа, по крайней мере, сегодня нам не придется готовить.

Ты уже жалуешься? — спросила Гвен, когда она заходили.

— Нет, это ты жаловалась, — сказала Корделия.

— Неужели пожалеешь, что не нужно заниматься готовкой у костра?

— Ну, это я легко перенесу, — согласилась Гвен.

Они сели за стол. Хозяин посмотрел на них.

Потом снова посмотрел — удивленно.

— Добрый вечер, джентльмены и леди!

— Мы просто путешествуем, — заверил его Род.

— Я не возражал бы против бутылки эля, хозяин. А ужин есть?

— Конечно, милорд. Тимон, быстрее!

Из задней комнаты выскочил неуклюжий долговязый подросток, увидел Гэллоугласов и приветливо улыбнулся. Потом заметил Корделию, и улыбка его стала еще шире. Девушка улыбнулась ему в ответ и немного ожила, а Магнус откашлялся.

— Здравствуй, добрый человек!

— И тебе того же, — Тимон оторвал взгляд от Корделии и повернулся к хозяину. — Что прикажешь, батя?

— Эля, парень, и побыстрее, для всех этих добрых людей!

— Только для двоих, — вмешалась Гвен. — А для остальных не найдется ли чистой воды?

— Да-да, разумеется. И это тоже, парень.

— Как скажешь, батя, — Тимон повернулся и исчез в задней комнате.

— А что такое «батя»? — с улыбкой спросил Магнус. — Что это значит?

— Это просто еще одна замена слова «отец» — я-то думал, что этим словом пользуются только малыши. Вы четверо предпочли «папу».

— Больше не буду! Не стану тебя разочаровывать! Отныне только батя! Ох, нет! — Магнус не смог сдержать смех.

Род нахмурился и повернулся к Гвен.

— Что за шутка?

— Не понимаю, — ответила она. — Может быть, все дело в том, что они раньше не слышали такое слово.

Остальные дети заразились настроением Магнуса и все заулыбались.

Вернулся Тимон с подносом. Перед каждым поставил кувшин, говоря:

— К сожалению, сегодня нет ничего, кроме жаркого, милорд, миледи. Мы не знали, что вы придете.

— Не сомневаюсь, что ваше жаркое нам подойдет, — заверила его Гвен. — И принеси хлеба.

— О, конечно!

Магнус, улыбаясь, спросил:

— А как ты выносишь этот шум?

— Шум? — Тимон наклонил голову, прислушиваясь. — А-а, ты о музыке камней? Она еще играет, верно?

Корделия удивленно смотрела на него.

— Ты ее не замечаешь? Тимон пожал плечами.

— Месяц назад мы все наше время проводили в плясках под нее на лугах, но постепенно она становится все меньше заметной.

— Тимон!

— Иду, батя! — он улыбнулся Гэллоугласам. — Я посмотрю, готово ли ваше жаркое, — и опять ускользнул во внутреннюю дверь.

— Так вот оно что, — задумчиво проговорил Магнус.

— Как они смогли перестать замечать музыку? — удивилась Корделия.

Джеффри пожал плечами.

— Она становится слишком привычной. Мы больше ценим то, что нам незнакомо. Но все равно мне трудно поверить: она слишком громкая.

«Помехи можно игнорировать на любом уровне, — прозвучал у них в головах голос Фесса, — когда люди перенасыщены. Некоторые ученые утверждают, что мозг защищается, становясь немым, когда он перегружен. Он блокирует раздражающие факторы».

Магнус нахмурился.

— Ну, вот еще. Это же музыка, а не раздражение!

«Все, что угодно, в слишком большом количестве может раздражать».

— Каждый из вас, — дипломатично напомнила Гвен, — в свое время поглотил слишком много сладостей.

Магнус покраснел, не желая вспоминать собственное детство, а Грегори выглядел виноватым.

«Отличный пример, — согласился Фесс, — если вы съедите слишком много пищи, какой бы вкусной она ни была, сам ее запах может вызвать у вас тошноту. Точно так же человеческий мозг создает защиту из немоты».

Джеффри неожиданно насторожился.

— Но защиту можно прорвать, Фесс.

— О, не будь глупым, — усмехнулась Корделия. — Как можно пробить стену из излишества?

«Можно, — вмешался Фесс, — переменив музыку, так, чтобы снова привлечь внимание».

Грегори спросил:

— А что это за перемена? Снаружи послышался вой.

Все удивленно переглянулись. Потом вскочили и повернулись к двери.

И вышли, отыскивая источник звука, потому что вой стих, но сменился грубым ритмичным скрипом, а под него началась песня:

Хлысты и цепи!Удары дождем!Кровавые полосы!Безумный бич!

Дети стояли потрясенные, и Грегори спросил:

— Неужели это музыка?

«Возможно, вам понадобится пересмотреть определение — предположил Фесс.

— Это не может быть стихами, — сказала Гвен.

— Не знаю, — ответил Род, — хотя мне не нравится.

«Тут есть размер и ритм, — заметил Фесс. — Нужно как-то классифицировать».

— Но что за источник? — спросил Магнус. — Неужели камни теперь еще и поют?

С ощущением тошноты Род заметил, что молодежь деревни выглядывает из окон и дверей.

И вот на улице показались юноши и девушки с обнаженными спинами. Они двигались в такт ударам, делали три шага, а на четвертый счет били друг друга по спине бичами.

— Бичующиеся, — прошептал в ужасе Род. — Но почему? Здесь нет никакой чумы.[9]

— Это не раскаяние, супруг, — жестким голосом указала Гвен. — Прислушайся к их словам.

Род вслушался и не мог поверить, что эти слова доносятся от молодых людей, а не от камней, которые они понавешали вокруг своих шей.

Голод, похоть! Все этоДолжно исчезнутьПод ударамиНаших бичей!Если спина избита,Чувства сильнее!Никто не удержитНи музыку,Ни боль! Экстаз,Пребудь со мнойВ моей боли!

— Нет и нет! — голос Корделии дрожал. — Неужели они вправду говорят, что боль — это наслаждение?

— Говорят, — подтвердила Гвен, лицо ее стало напряженным и мрачным. — И уверяю тебя, дочь, более низкой лжи я не слышала!

— Но как музыка может лгать? — удивленно спросил Магнус.

— Камни сделаны кем-то, — ответил Род, — и этот кто-то вложил в них нужную ему ложь.

«Весьма вероятно, — согласился Фесс. — По крайней мере, я сомневаюсь в их программе».

— Кто-то растолкал их. Рот отшатнулся с гневным криком, потом шагнул вперед, положив руку на меч, — но тут его снова оттолкнули к стене, а хозяин протиснулся мимо с криком: