Ольга Смайлер - Тростниковая птичка Страница 55

Соня сдвинула выложенные мной монетки на край ладони, но я решительно сжал ее руку в кулачок:

— Пусть остаются у тебя. На всякий случай.

Соня убрала монеты в кошелек, а кошелек спрятала в карман, и мы пошли дальше.

Птичка шла неспешно, скользя глазами по выставленным товарам, подходила, смотрела, иногда задавала вопросы. Я заметил, что она словно избегает Мастеров-ювелиров, а ведь мне казалось, что с выбором подарка для Сони никакой сложности не будет, стоит дойти до первого Мастера с россыпью колец, серег, браслетов и подвесок. Нет, Птичка смотрела и украшения, только они были весьма необычными, я бы даже сказал откровенно бунтарскими. А у очередного павильона она замерла, и я понял: "вот оно". Небольшая, ажурная резная шкатулка словно светилась изнутри, а несколько отделений внутри были отделаны бархатом янтарного цвета. Соня погладила резьбу пальцами, со вздохом поставила ее на место и потянула меня за собой, к следующему павильону, завешанному коврами, и к следующему, где она на мгновение замерла. Лоскутные одеяльца, кружевные шали и вязанные пледы, маленькие носочки и ботинки такого размера, которого, казалось бы, не может быть на свете, самодельные колыбельки и плетеные корзины с белоснежным бельем — мои ладони невольно скользнули на Сонин живот. Неизвестно, до каких глубин самокопания я бы дошел, но тут подскочила бойкая бабулька — продавец, и скользнув по нам цепким взглядом, задержавшимся на моем браслете, вынесла вердикт:

— Молодожены!

— Молодожены, — согласился я.

— И свадьба была совсем недавно, — старушка не спрашивала, она утверждала.

— Меньше недели, — отозвалась Соня и положила ладони поверх моих.

— Так ты, девонька, куколку-то купи, во-он они стоят, смотри какие нарядные. Моих кукол куда только не покупают, почитай во всех храмах ближайших городов стоят. Когда ты еще на Ярмарку выберешься, не заметишь, как время пролетит, а к Дню благословения надо заранее готовиться, не любит Праматерь суеты в таких делах.

Я досадливо поморщился: когда о чем-то столько времени пытаешься забыть, очень сложно потом перестроится обратно. Я действительно забыл про этот День благословения, и действительно к нему надо было подготовиться.

Соня с удивительно счастливым лицом рассматривала стеллаж с ритуальными куклами. Трудно было придумать момент лучше. Я сунул бабульке серебряный динар, чмокнул увлеченную Соню в макушку и попросил ждать меня и никуда не отходить, пообещав, что вернусь быстро. Каюсь, я недооценил свою Птичку и ее умение влипать в неприятности.

Когда я вернулся, надежно упаковав подарок для Сони в рюкзак, где дожидались своего часа пирожки Тары, Сони у павильона уже не было.

Как выяснилось опытным путем, очень сложно купить подарок на День рождения, если будущий именинник цепко держит тебя за руку либо по-хозяйски приобнимает за талию, да еще и рвется посмотреть поближе то, к чему ты проявляешь мало-мальский интерес. К тому же, финансовые вопросы продавцы предпочитали тоже обсуждать именно с Саем. Может быть это и выглядело смешно, но мне категорически не нравилась идея покупки подарка Саю за его же деньги. К счастью, у меня все-таки были "свои" деньги, и, как выяснилось, две монетки, подаренные воинами в Нашере "на удачу" были не самого мелкого достоинства. Я даже пару раз видела то, что вполне могло быть подарком для Сая, но рассмотреть поближе так и не решилась

Я успела совсем пасть духом, и увериться, что быть Саю в день рождения без подарка от меня, когда Сай оставил меня одну у стеллажа с ритуальными куклами. Старушка-продавец, чье морщинистое лицо напоминало печеное яблоко, укутанная с ног до головы в несколько цветастых шалей, ухватила меня за запястье рукой-птичьей лапкой, обтянутой пергаментной кожей, и потянула к стелажам поближе:

— Смотри, смотри, красавица, не глазами смотри — сердцем. Не ты приношение Праматери выбираешь, благословница тебя сама выберет.

В детстве, помнится, я и сама из подручных тряпочек могла скрутить простенькую фигуристую куколку — оберег, но сейчас, стоя перед расставленными в несколько рядов куклами, я почувствовала, как мне становится жутко. Черные волосы из шерсти были ниточка к ниточке безукоризненно заплетены в сложные прически, перевитые яркими лентами и украшеные блестками, одежда была подобрана весьма тщательно, и даже не смотря на то, что обережным и ритуальным куклам никогда не делали лица — сейчас я чувствовала, что нарядные благословницы смотрят на меня с молчаливым осуждением. Я беспомощно оглянулась на старушку, собираясь извинится, и сбежать как можно дальше от этих жутковатых и будто бы живых созданий. Та неуловимым движением качнула шаль, поправляя ее на плечах и неожиданно так тепло улыбнулась мне, что я встряхнула головой, отгоняя непрошеные страхи, закрыла глаза и решительно шагнула к стеллажу, решив, что возьму первую куклу, попавшуюся в руки. Неожиданно подвернувшийся под ноги мелкий камушек заставил оступиться и неловко замахать руками пытаясь удержать равновесие. Каким образом у меня в руках оказалась кукла, мало похожая на благословницу, я так и не поняла, но открыв глаза я обнаружила под своим носом ярко-малиновую нитяную макушку, по которой змеилась косица, перевитая серебряным шнуром. Да и одета была куколка не в парадное двухслойное платье а в невероятные, сшитые из ярких лоскутков-обрезков рубашку и брючки.

— Вот, эта! — счастливо улыбнулась я старушке.

Та просеменила ко мне, долго вглядывалась то в меня, то в оказавшуюся в моих руках малинововолосую куколку, задумчиво прикоснулась к моей пряди, выбившейся из под шарфа, под которым я прятала свою яркую гриву, заправила ее обратно под шарф и неожиданно черты лица старушки будто поплыли. Лицо стало маской, с него пропали все признаки пола и возраста, выцветшие старческие глаза заволокла молочно-белая дымка, и мне бы бежать от сумасшедшей, но как в дурном сне я не могла ни пошевелиться ни сдвинуться с места. И голос, которым заговорил мой кошмар, был будто механическим, пугающим, без интонаций:

— Сама тебя выбрала, сама в руки пошла… Только не благословница это, не для Праматери делана, смысл другой вложен, а и он хорош. Знать судьба такая тебя выбрала, девонька, только мимо жриц путь твой лежит, не ходи к ним, не говори с ними. Смерть они, смерть и ужас Керимы, не давайся им в руки! Улетай, Птичка, улетай домой, прочь отсюда! КЫШ!

Скрюченные руки превратились в птичьи лапы и потянулись ко мне, шаль качнулась крыльями — я невероятным усилием отшатнулась в сторону, наткнулась на ковры, заботливо развешенные в несколько слоев у соседнего павильона, запуталась в них, и судорожно рвалась на воздух, еле дыша от навалившегося ужаса. А в след мне летел неприятный, пугающий, бесполый смех: