Анна Гаврилова - Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник) Страница 55

Купец кивнул, попятился и исчез в дверях.

Письмо обращения не имело, вроде бы и к Олегу Новгородскому, но, может, и к предшественнику.

— Не знал, старик, достоверно, что на северах творится. Ведал разве, что верой мы своей не поступились, а миссионеров ромейских взашей прогнали, — догадался Олег.

— Стало быть так, Осколод?! Или как тебя нынче кличут? — бросил он в пустоту горницы уже какие-то мгновения спустя, сопоставляя читаное и слышанное.

Прозревая грядущие пути, он, был жив Рюрик, уже отправлял доверенных людей пытать след, разведать, разузнать, разнюхать. Тут пригодились оборотистые русы: как бы соль везут, да меха, да воск с медами, а сами выспрашивают, выискивают, запоминают.

Страна хазаров, по их словам, была степная, далеко на юго-восток. О хазарах говорили, что научены дремать в седле, доверившись своим лошадям. И потому в несколько переходов от своего передового града Шаркилы они достигают самих днепровских порогов. Почти у каждого хазарина есть лошадь на смену, но ее не ведут в поводу. Всех лошадей собирают в табуны и гонят следом за войском.

Прежде жили в палатках да кибитках, существовали мясом скота и рыб, дикими зверьми и разбоем. Но в стольном граде Итиле, где самое великое смешение народов, теперь знают и виноделие, и как сады растить. Там их зимовище, а лето и осень ходят на Запад и на Восток, обирая данников от Киева до Булгара.

— Спешенными они рубиться не умеют, — сообщал другой источник, — но в конном строю их никто не превзошел. Точно многоглавый хоботастый змей — так растекается по степи хазарская лавина, охватывая противника.

— Строя не знают они и в темноте не бьются, — доносил третий. — Потому ночью окружают они лагерь сотнями кибиток, в коих прячутся лучники. Луки у них короткие, не то что у нас, и сильно изогнуты, мечи у них тоже кривые, потому рубить могут лишь одной стороной, зато и легкие. А раны длинные, секущие. Теряешь много крови.

В колчане держат два десятка стрел, но в сече сходятся, лишь истощив этот запас, на поясе у каждого хазарина висит нож, а у седла пять или шесть сажен крепких ременных веревок для вязания пленных…

Оказалось, что хазары к тому же искусно владеют копьями. И прежде чем начать сечу, всегда выезжает вперед войска поединщик. Коли он побеждает, за ним следует и все хазарское полчище. Секрета тут Олег не увидел. Сызмальства готовят таких бойцов, чтобы могли воодушевить прочих своим ратным примером. Берегут, в бою прикрывают собой. А то и вовсе это любимцы и телохранители ихнего предводителя.

Есть у полян примета. По весне, когда пашут да сеют, не жди хазаров, а вот настанет пора урожайная, тогда и являются супостаты. Мало что князь киевский от степняка откупается, чем богат, на пути своем на земле славян хазары хозяйствуют помимо того князя и приговаривают: «Когда едят из одной миски — кто-то наедается, а кто-то остается голодным».

Когда стараниями древнего Яроока толпа горожан притихла, Олег шагнул ей навстречу и, уперев окровавленный посох в досчатую мостовую, заговорил так:

— Все ли слышали разговор наш, господа киевляне? А то мне не лень и повторить. Я — великий князь новгородский, Олег, не с войною к вам пришел, а с делом. Явился суд чинить, прознав о беззаконии.

Проведали мы на Севере, что давно неправдою полнится земля Киевская. Коли нарушены божьи законы, гнев небожителей неотвратим. Из-за вас, соседи, житья вашего неправедного, обрушится он на все языцы корня Словенова!

А не князьям ли блюсти обычаи и законы, сберегая народ от кары богов? Стало быть, и мне беречь мой город, ныне мою землю Новгородскую. Потому пришел я в Киев и Лес от Степи охранить, да и сказать пришел. Забыли вы, киевляне, гордость, а через правителя своего и честь потеряли! Вся страна славянская вас, русов-полян, клянет, что по рекам ходите, да свободных людей хватаете почем зря, и торгуете за презренные дирхемы единокровниками.

Не потому ли родные боги отвернулись от Киева, что правил тут враль и клятвопреступник?!

Хитростью да посулами увлек Осколод неокрепшие умы за собою — поманил с Ильменя русов за добычей. Им ещё Гостомысл вверил в попечение подступы к державе северной, но увел Осколод сынов русских Царьград воевать. И забыли русы те, где скончевают век родители, на шелка да злато-серебро купились.

Зарекался Осколод на род Рюриков с мечом ходить, но воевал он верный нам Полоцк. Немало храбрых варягов пало тогда.

Говорил, что от хазаров Киев стережет, а сам же с теми степняками договор имел — вольных в рабство обращал и прибыль с того получал год от года великую. И не то ещё худо, что от дедовской веры отрекся. А то худо, что именем нового бога считал себя вправе судить единоплеменников.

Удача давно отвернулась от князя вашего! Лишь замыслил идти на полочан — лишился Осколод сына через булгар, да не внял знамению, а кривичей не победил. Со степняком ряд имел — разметала буря лодьи под Царьградом. Покрестился Осколод с Дирою да воями — вынули богини судеб из чрева княгини наследника. А бесплодная жена княжеская — вся земля бесплодна, неурожайна. Так ли реку, Яроок?!

— Верны слова твои, княже! — поддержал Олега верховный жрец. — Отняли боги Удачу у Осколода.

— Но ведь знамение было! — крикнули из толпы. — Не съело пламя Святое Евангелие!

— Наслышан, наслышан я и про «великое чудо» с неопалимою книгою. Но по всему видать, что Осколод был ещё и глуп. А вы вслед за ним — глупцы!

Воцарилось напряженное молчание.

— Да, есть на свете волшебство, — продолжал Олег. — Есть и могучие, неведомые смертному человеку Силы. Но не всякое чудо от богов происходит. Иной раз тайное мастерство за откровение божье принимается. Али не слышали, что у ромеев хитрый огонь издревле имеется, с кораблей на врагов пышущий? Рукотворен он, но за семью замками: как рождается пламя — ромеи хранят свой секрет. Так отчего бы им и защиту от огня не выдумать? Вот и смекайте, чудо ли то али надувательство!

— Дозволь, княже! — прокряхтел неизменный Яроок.

— Изволь, жрец!

— Люди! — проскрипел Яроок, закашлялся и, обретя голос и силы, повторил: — Земляки! Недаром молва об Олеге идет, что-де вещий он. Не верил прежде, сам нынче убедился. Дознался я от купцов ромейских, да никому про то не сказывал доселе, что лежит в морях за Царьградом остров, а на острове том велик-камень Хризотил [21]. И чудесен он, ибо волокнист, точно шерсть. А никакой огонь камень сей взять не в силах. Потому, смекаю, коли из шерсти можно сапоги на зиму свалять, так из камня Хризотила того можно не то что одежу какому царю [22] пошить, а и дощек, и листов сотворить для письма. Хитрость ромейская не знает границ. Так не из того ли негорючего камня книги свои сотворили ромеи? — закончил он с воодушевлением.