Анна Гаврилова - Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник) Страница 56

Загудел народ, заволновался:

— Вздернуть попов!

— Давно пора!

— На кол их, обманщиков!

Олег удовлетворенно усмехнулся, но, подняв длань, восстановил тишину у пристани:

— Жил Осколод, как раб чужого бога, так пусть и посмертие его рабским будет. Я говорю — лежать ему на месте сем без погребения! И пусть чёрные вороны окажут трупу почести, отобедав. Пусть гниет и после смерти в нави, как тлел наяву. Страшен жребий того сердобольного, кем бы он ни оказался, коли решение мое нарушит — тело предателя земле, воде али огню предаст! Что с мертвым телом станется, то и с презревшим слово мое сбудется непременно. Пусть ослушник не молит о пощаде!

А сейчас скажу дружине Осколодовой. Старшинам да воеводам. Виновны вы, что потакали творимому беззаконью, виновны, что кровь мирных землепашцев да вольных охотников проливали. Знаю, держала многих из вас клятва, данная этому мертвецу. Освобождаю всех от присяги Осколоду. Теперь идите, коли сумеете, и поглядите в глаза соседям. А хотите — служите Киеву пуще прежнего, искупайте делом вину, как совесть велит.

— Тебе, что ли, князь, служить? — крикнул один из тех воев, что стоял, как и Добродей, с обнаженным клинком. — Ты так и говори, не стесняйся!

— Чтобы мне служить, это ещё постараться надо, — отвечал Олег громко. — Но за службу Осколоду никого преследовать не стану. И так от обиженных вами, чьи родичи проданы в рабство и влачат дни кто в Булгаре, а кто в Персии, далеко не уйдете.

— Вот же как по полкам-то все разложил! — восхитился Златан. — А коли и забраться в глушь, где никому не известен, от совести не сбежать и не спрятаться.

— Шибко ты совестливый стал, — огрызнулся Добродей, отправляя меч в ножны. — Я до корчмы, — обернулся он к Горяну, внимавшему Олегу, как видно, с почтением. — Тошно. Эх, и напьюсь же сегодня!

— А как же Дира, Агафон? Как же княгиня?! — поддел Златан недавнего приятеля.

Добродей почернел от этих слов, но не ответил, а стал торопливо пробираться сквозь толпу, внимавшую ладной речи Новгородца, от которой самого Добрю чуть не вывернуло наизнанку.

Глава 3

Старый воевода Хорнимир, превозмогая немощь, мерил княжеский двор широкими, тяжелыми шагами, бормотал под нос. Дружинники мертвого князя хмурились и молчали. Впервые за долгие годы Хорнимир не знал, как подступиться к разговору. Наконец он глубоко вздохнул, снял шелом и начал:

— Други! Признаться честно… ничего не понимаю. Олег на нашей земле, его дружины сильнее. Он может взять весь город силой, если захочет. Много крови прольется славянской. А мы…

— Нужно драться, — выпалил кто-то.

— Да подожди ты! — рыкнул воевода, продолжая вышагивать по двору.

Под прицелом сотен глаз Хорнимир беззастенчиво чесал лысый затылок, был похож на простого пахаря, который подсчитывает, как распорядиться скудным урожаем.

— Ратиться с Олегом без толку, — заключил Хорнимир. — Вы и сами это знаете. А признать власть за Олегом или этим мальчиком… как его?

— Шут его знает… То ли Ингорем, то ли Херраудом прозывают.

— Да, Чернобог разберет!.. Эх… Наш князь убит. И как бы горько это ни звучало: правда ныне на стороне Новгородца, не на облаке она, на земле этой, правда-то! Осколод, по всему выходит, был клятвопреступником…

Мы можем признать власть за княгиней Дирой, но нам не удержать Киева. Я-то свое пожил, а вы и сами сгинете, и семьи свои погубите. Нужно покориться.

— Легко же ты сдался! — выпалил Добродей. Со всех сторон послышались одобрительные крики. Впрочем, они были слабей и неуверенней, чем хотелось старшему дружиннику.

— Верно воевода сказал. Ты, Добродей, себя новому богу препоручил, а у нас жены, детишки… — посетовал кто-то.

Хорнимир ни капли не смутился, смело встретил взгляд Добродея. «Мальчишка! Бородой разжился, а ума не нажил…» — с горечью подумал воевода, но кивнул:

— Самому тошно. И все же это разумное решение. Зачем драться с Олегом? Если примкнем к Новгородцу…

— Мы присягали Осколоду! — крикнул кто-то.

Но и от этого возгласа Хорнимир отмахнулся и продолжил рассуждать, вроде бы и с собой говорил, а как бы и со всеми:

— Знаю. И клятва обязывает нас беречь Диру и ее право на престол. Эх, жаль, наследника у Осколода нет… Боги, видать, разгневались… Но Дира — да, тоже может княжить… Только… Будет ли? Она у себя в покоях заперлась. Слышите, как воет?

И снова молчание, тяжелое и злое. Только редкие вскрики княгини режут слух.

— Олегу простой люд каждые ворота отворил. Булгарский конец прислал старшин — присягают. Я говорил с Олегом. Он крови не боится, но и не желает ее. Варяги всюду имеют дозор, сейчас Новгородец хозяйничает в Киеве. Княжий терем и крепость обещал не трогать, пока… и нас не тронет, до поры.

— Мы должны оставаться с Дирой, — тяжело отозвался Златан. — Осколода защитить не смогли, так хоть ее…

— Детский лепет, — крякнул воевода.

— Это по чести! По правде!

Хорнимир махнул рукой:

— Пусть так. Кто хочет — может оставаться здесь и кровь пролить, когда Олег пойдет к княгине. Кто не хочет вступаться за Диру — могут по домам или в ноги к Олегу. Осуждать никого не будут. Корить — тоже.

Добродей шагнул вперед, руки чесались выхватить испытанный меч и решить вопрос, как подобает мужчинам, а не мериться языками. Но больно стар противник.

— Ты сам-то как поступишь, воевода?

— Олег прав в главном, — отозвался Хорнимир, — но я не могу поступиться клятвой, кою давал Осколоду и Киеву. И даже когда он предал веру предков, я ему не изменял. И сейчас я не знаю, как поступить. От той клятвы лишь сам себя могу освободить, чего бы Олег ни твердил.

— А что говорит твоя совесть, воевода? — не унимался Добродей.

— Моя совесть на стороне Киева, — буркнул тот. — Понимай, как хочешь.

«Я — словен, и Киев мне, по всему выходит, до балды. Но как изменить Дире? Никак не можно!» — подумал Добря, но смолчал.

Идти решили налегке, из оружия только ножи и мечи. Выйти с бывшего княжьего двора труда не составило: по приказу Олега ильмерские препятствий киевлянам не чинили. Да и многие уходили. Не навсегда, просто в город, где у кого родня, у кого невесты или жены. Перетереть промеж собою да посоветоваться с родичами, не хлесток ли ветер перемен.

— А вот вернуться будет сложнее, — шепнул Горян.

Он хмурился, нервно озирался по сторонам.

— Не вертись, — сквозь зубы сказал Добродей.

Но Горян, кажется, не слышал.

— Не по нутру мне это дело, ох не по нутру…