Инна Живетьева - Орлиная гора Страница 56

   – А что ты предлагаешь? Стать предателем? Дважды подлецом?

   Тур раздраженно пристукнул ладонью по перилам. Небольшое облако закрыло луну, на галерее потемнело. Крикнул что-то дозорный с башни, махнул фонарем. Снизу неразборчиво ответили, и почти сразу протопали двое – проплыли огоньки фитилей.

   – Помнишь, мы как-то говорили о правде. Что она может быть во многих свитках, даже в тех, которые опровергают другие. Все не так абсолютно, Митя.

   Княжичу показалось, что туру не совсем легко дались такие слова.

   – Вы, взрослые, сначала учите не предавать, не лгать, быть достойным своего рода. А потом начинаете объяснять, что все не так просто. Знаешь, отец говорит, что можно сохранить честь мундира, если все делается ради победы. Если ты жертвуешь собой во имя правого дела, то не бесчестье замараться. Мол, зачтется. – Начав говорить, Митька уже не мог остановиться. – Тур, ты понимаешь – отец мне все время лгал! Мы ехали к Эдвину, и папа говорил о том, что я должен честно служить королю. А сам готовил мятеж. Знал, что я не дослужу в Южном Зубе до конца – и не сказал. Ты знаешь, что он просто прикрылся мной, а Герман в это время договаривался с даррскими оружейниками? Да, представь себе! Герман и в обозе оружие привез, где-то готовил базу. Мне кажется иногда, что лгут все. Что чести – нет! Есть только сказка, в которую верят до совершеннолетия. Пока не ткнут мордой, не покажут, как можно подменять одно другим. Ложь? Врагу – не считается. Подлость? Если ради победы, то и не подлость вовсе. И получается, что можно и лгать, и предавать.

   – Честь есть то, как ты сам понимаешь.

   – Получается, что когда мой отец убивал и сжигал беззащитных, он не замарал мундир? Он-то понимает честь по-другому. Ради победы. А кому нужна такая победа? Иллару? Или просто мятежным князьям? Я ничего не понимаю, тур. Знаешь, мне Темка рассказывал, как решал: говорить нам про воду или нет. Ну, в Черных песках. Получалось, и так и так подлость. «Решаешь правильно, а все равно предаешь». Тур, я же тогда остался. Там, в Южном Зубе. Мог просто уйти. Знаешь, как я хотел уйти? К источнику… Но остался. А теперь? Тур, а теперь?! Я запутался.

   – Митя, у тебя только два пути. И я надеюсь, ты не подумываешь о третьем? Пулю в бою словить?

   Княжич отвел глаза.

   – Ты видишь сам, что происходит. Зима была голодной. В этом году с урожаем еще хуже: и война, и слишком слякотная весна. Эти земли и вовсе некому теперь засевать. Князь Крох берег королевство, надеясь им править. Но он ожесточился. Если раньше просто грабил, то сейчас сжигает деревни. В городах после его войск не остается продовольствия. Я видел виселицы на улицах Силара. За утаенный мешок зерна – единственный мешок на семью – казнили всех. Мятеж затягивается, и в этой войне не будет победителя. Ваше королевство достанется первому, кто решится ввести войска и перебить остатки армий. Иллара не будет – если только мятеж не подавить как можно скорее.

   Митька знал это и сам. Ненависть к князю Кроху облепила грязью. Эту грязь не смыть, он сам воюет под мятежным штандартом.

   – Решайся, Митя. Ты можешь многое изменить.

   Тур сверлил племянника взглядом.

   – Я?!

   – Да, малыш.

   Он не договаривал, оставляя Митьке право понять самому. Пауза затягивалась, и тур вынужден был разбить ее. Рубанул:

   – Я могу передать королю, чтобы тебя ждали?

   Качнулся под рукой резной столбик.

   …тяжесть родового меча на вытянутых руках. «Мой король…» Сожженный Валтахар. Нож с Орлом на рукоятки, воткнутый в золотистую плоть. Висящее на балке тело капитана. «Честь мундира в том и только в том, чтобы побеждать. Не забывай, ради чего все это делается, и тогда ты поймешь: решение правильное».

   …родной запах мундира. Отцовская рука ложится поверх ладони, и тяжелый пистолет сразу становится легче. «Мам, расскажи про папу. Ну когда он приедет? Уже три месяца не был!» Воск, капающий на столешницу.

   …убитые, сожженные, казненные. Как звали того оружейника из Кареля? Безумные глаза женщины, кидающей ребенка.

   «Митя, ты вообще умеешь ненавидеть?»

   Да, умею.

   – Да.

   Сегодня у этого слова – вкус пепла.

   – Да. Даже если король решит, что я должен быть казнен как изменник.

   Наверно, так было бы правильно. Нельзя предавать отцов. Даже когда они учат, что ради победы можно жертвовать многим.

   – Малыш, не думаю, что Эдвин настолько глуп.

   Облако снесло ветром, тур посмотрел на выглянувшую луну.

   – Очень жаль, но мне пора. Когда ты едешь с поручением в следующий раз?

   Митька пожал плечами. Может, завтра. Может быть, послезавтра.

   Скрипнули доски под тяжелыми шагами тура. Гигантская лунная тень протянулась через двор, скользнула, не доходя до тела повешенного капитана.

   – Подожди!

   Пальцы нащупали белый аксельбант. Ну же! Другого шанса не будет, и князь Весь прав: королевство ждут страшные годы. Ненавистный мятеж! Митька сглотнул горькую слюну. Ночь была теплая, но озноб пробрал княжича. Скрипнуло в темноте, может, это качнулось тело капитана, повешенного ради высшей цели. Отец, ты так часто повторял, что и предательство короля не бесчестье, если идет на благо короны.

   – Митя? – тур схватил племянника за плечи, встревоженно заглянул ему в лицо.

   – Послезавтра, в четыре утра в Ивовой балке, да, в той, что сейчас на нейтральной земле, встретятся князь Крох и князь Артур Шадин. Князь Шадин уже месяц как не верен королю, с тех самых пор, как его земли захватили. Об этом мало кто знает, князь Крох возьмет с собой разве что пару солдат.

   Шаги тура затихли. Митька остался стоять на галерее, бездумно общипывая плющ. Сорвал еще один лист, растер в пальцах. Кажется, теперь навсегда плющ будет пахнуть подлостью и предательством. Самым паршивым предательством на свете – отца.

   Отчаянно хотелось пустить себе пулю в голову, но это стало бы трусливым бегством. Нет уж, хлебай по полной.

   Шуршит в темноте трава, потрескивают под копытами веточки, жалуется одинокая ночная птица. Постепенно шум лагеря нарастает, заглушая тихие лесные звуки. К счастью, палатка королевских порученцев почти у края опушки. Между палаткой и деревьями горит костер, в котелке бурлит вода, уже на треть выкипевшая. Кто-то сидит на поваленном стволе, обхватив колени руками и опустив голову. Услышав приближение всадника, вскочил.

   Темка спешился, отдал повод Шурке. Мальчишка принял молча. В свете костра княжич разглядел его непривычно суровое лицо.