Екатерина Фёдорова - Под сенью проклятия Страница 57

Ведьма свела брови ещё сильнее.

— Хорошо хоть сейчас призналась. Ладно, об этом мы ещё поговорим. А сейчас мне надо посоветоваться. бывай поздорову, госпожа Триша.

Она вновь укуталась в плат по самые глаза, стукнула легонько в дверь. Мужской голос с той стороны пробасил:

— Выходите, госпожа. Никого не видно.

Она вышла, а я осталась полоскать сорочицы.

Покончив с делом, я распялила стиранное в затишке за каменкой, на деревянных гладких распялах. Подбросила в топку, выходившую в предбанник, несколько поленьев, скинула одежку и полезла на полок. Хотелось смыть после стирки пот — и как следует обдумать все услышанное.

А с Аранией под боком какие мысли? Только и слышно — Тришка, подай это, Тришка, сделай то. Суета, одним словом.

Солнце за банным окошком уж к закату клонилось, так что я надеялась, что посижу в однёху да в свое удовольствие. Не вышло. Грохнула дверь, в парилку заскочили две бабы. Застучали шайками, поддали пару. Сунулись ко мне на полок. Я скинула волосы вперед, уткнулась лицом в колени. Г лядишь, и не признают.

— Ты кому жена-то? — По-свойски спросила одна. Похоже, по платью в предбаннике сообразила, что я не из прислуги.

Пришлось признаться:

— Никому.

Понятно уж было, что от беседы мне не отвертеться. Я откинула волосы назад, сказала:

— Из новых услужниц королевишны я. Живу на пятом поверхе.

Бабенки заулыбались. Мое лицо их не испугало — значит, уже видели меня во дворце.

— Ишь ты! Так ты из тех двух, которые Тришка да Арания? А правду говорят, что вам король-батюшка назначил богатое приданое?

Я стиснула зубы, помолчала. Вдруг подумалось — если позволю этим двум называть себя Тришкой, как девку какую, потом ничего не поделаешь, так оно и пойдет. Арания, как узнает, раскричится, мол, что ты со всякими жильцовскими бабами разговоры заводишь, звать себя позволяешь зазорно.

Сама-то она кличет меня Тришкой, но чужим такого не спустила бы. Блюдет сестрица семейную честь. Хоть и считает, что сестрами мы зовемся только для отводу глаз.

И самой мне обидно было. Это для своих Тришкой быть не зазорно, а от чужих такого слышать не хочется. Я уж не девчонка, сопли подолом не утираю — плат для того в рукаве ношу. Обтесалась, спасибо Киримети-заступнице и вечно ворчащей Арании.

— Я госпожа Триша, а не Тришка. — Громко, неспешно вымолвила я. Улыбнулась поширше, лица у бабенок враз вытянулись. — А приданое батюшка-король нам не назначил, а только пообещал. Подобру вам, госпожи — имени не знаю.

— Я Веньша. — Сказала одна.

— Улея. — Вторая утерла пот с лица. Глянула ехидно. — И тебе подобру, госпожа Триша. А насчет приданого ты не сомневайся, наш король-батюшка не скуп. Раз обещал, значит, даст. Да и личных услужниц у королевишны ещё не было, вы первые. Может, и она вас одарит, коль понравитесь. Уж по всему дворцу слух пошел, что на пятом поверхе две богатые невесты живут, не знай кому достанутся. Наши жильцы, которые неженатые, прямо не знают, как к вам подступиться.

— Вот с нами рядом Нетяш живет. — Вмешалась в разговор первая, Веньша. — Справный жилец. Рукой силен, телом молодцеват. И годочков всего ничего — тридцать два от роду.

У меня в груди сперло. Выходит, курносый тоже не знает, как к нам подступиться? Из-за приданого? Ясное дело, что мне парень предпочел бы Аранию.

Я эту черную мысль придушила. На корню. Сказала бабам коротко:

— Я для супружества лицом не вышла.

Веньша коротко хохотнула. Улея спрыгнула с полока, ухватилась за веник. Заявила снизу:

— Это ведь как подойти. Если лицо волосьями занавесишь, как недавно делала — то для бабьего дела очень даже годная. Тело у тебя ладное, белое, как я погляжу. Только бы усохшую руку за спиной всегда держать. Ну а с лица, как известно, воду не пить.

Да и свечку всегда можно затушить. Это тоже очень помогает, прям и не сказать, как!

Веньша снова засмеялась, потом улеглась, Улея нависла над ней с веником. Я соскользнула с полока, быстро омылась, собрала полувысохшие сорочицы и выскочила.

Солнце уж село, но вдоль дорожек сияли ночники — желтые сальные свечки, прикрытые от ночного ветерка пузырями из слюдяных кругляшей. Сверчки пели, даже лягушка где-то квакала. Тоже одна-одинешенька, навроде меня.

Я нарочно в этот раз поднялась от переднего входа, по главной лестнице. Жильцы, сторожившие дворцовые двери, со мной поздоровались хором, дружно. Я ответила, опустив глаза, проскочила мимо них мышкой. А на четвертом поверхе встала и огляделась.

Плохо то, что в проходе с дверями никого не оказалось. Ни души. И в тот день, когда нас вызвали к королю-батюшке, тут, на проходе тоже безлюдно было. Жильцы, что охраняли короля Досвета, стояли внутри, в его покоях.

Выходит, мне нужно не просто зайти к покойному королевичу — но и устроить так, чтобы меня заметили у здешней двери. А ещё от Арании избавится на вечер-другой. Каждый день сорочицы за ней перестирывать не будешь, ещё заподозрит да следом пойдет. Не велик труд, да велика докука.

Я припустила по лестнице.

Госпожа сестрица сидела на кровати, начесывая кудри при свете свечи пивом на меду, чтобы блестели наутро. Училась понемногу за собой присматривать. Увидев меня, она кинула гребень на кровать и завопила:

— Ты где была? То ли стирала, то ли заново те сорочицы ткала!

— Употела, вот и пришлось помыться. — По-доброму, тихим голосом пояснила я. — Не потной же идти завтра к королевишне? Ещё обдам её своим духом мужицким, враз сомлеет наш великий принцесс.

— Это да. — Согласилась Арания. И хихикнула, не удержавшись. — От твоего духа непременно сомлеет. А то, что Фуйдель её, с которым она по горнице скачет, весь потом пропах, да притом старым потом, не одного дня, того и не чует.

— Он из цифилизованный страна. — Укорила я сестру. — У него, может, даже пот сфет несет. И яблоневым цветом отдает. А разве его не Флювель зовут?

Арания снова хихикнула.

— А Фуйделем ему краше, идет больше. И дух от его пота самый обычный, я уж учуяла, как он мимо проходил. У отца на границе воины лучше пахнут, даже там баню раз в седьмицу ладят. А этот, видать, и слова такого не знает. Я тебе на кровать кинула книжицу. Давай хоть по слогам, да почитай, пока спать не легли.

Я развешала полувысохшие сорочицы за печкой, взялась за книгу. Протянула:

— Шу-тер, о-те-ц.

Ох и трудное дело грамота. Арания тем временем дочесала волосы и достала из ларя серебряное зеркало. Уткнулась туда взглядом. Сейчас, пока все кудри в зеркальце не переглядит, и каждую щеку заново не изучит — не вскочил ли где прыщ? — не успокоится.

— Слышь, Арания. — Неспешно сказала я, загородившись книгой. — Что-то не подпускает нас к себе королевишна. По-простому, по-девичьи, с нами не болтает.