Атрак (СИ) - "1ex0" Страница 6

Взглянул Дракалес на животных вновь и увидел, что поедают они те самые растения. Взглянул на это победитель, и его пониманию открылась ещё одна мерзость спокойных миров. Живым существам необходима пища. Животные откусывали траву своими зубам, ими же они пережёвывали её, и получившаяся масса попадала в их нутро. Там Дракалес увидел такой же процесс, как и при вдыхании воздуха — организм существ извлекал из пищи иное сырьё, отличное от сырья воздуха, но служило оно ту же службу — поддерживал жизнь. Это также стало очередной причиной, по которой ваурд ещё больше ненавидел этот мир и его обитателей. Не только в воздухе нуждаются живые, но и в пище. Двойное рабство несут на себе спокойные миры, чтобы бесцельно существовать. Дракалес никому не подчинялся, лишь своим учителям. Но это была великая необходимость, потому как подчинение это влекло за собой великие последствия — бог войны познавал таинства и мудрости, скрытые от его взора и понимания. Подчиняясь Уару, он постиг таинство управления своим оружием. Подчиняясь Татику, Дракалес научился хитростям и мудростям, что будут пригодны ему в сражениях. Подчиняясь Лиеру, юный тарелон раскрыл тайну личности, как распознать намерения врага по одному лишь взору, брошенному на него. Такого рода «рабство» Дракалес признавал достойным, ведь оно вело к величию. А что даёт рабство физиологических потребностей? Лишь бессмысленное существование. Наследник войны считал, что лучше вовсе не существовать, нежели испытывать такого рода рабство. Мёртвые свободны от любых оков, потому исход этого мира, его освобождение он видел в его гибели. Мир должен пасть, чтобы освободиться.

Но помимо взаимопомощи животные и растения способны были и губить. Так, скапливаясь в одном месте, деревья создавали леса. И чем гуще были эти леса, тем более опасными они делались. И, забредя в такой густой лес, человек, утеряет ориентир и направление, забудет, в какой стороне дом его и где выход из чащобы. Так будет блуждать, ища выход. А время идёт, и рабство даёт о себе знать. Заурчит нутро, попросит пищи. Но где ж её взять? Лес же не расступится, дав заплутавшему в его дебрях свободу. И так голод сморит человека. Животные также не менее кровожадны. Хищники не имеют потребности в полевой траве. Нутро их алчет плоти и крови. Так, проголодавшись, хищник пойдёт убивать. А, убив, начнёт пожирать поверженного. Таким образом, мир этот с охотой помогает сам себе, но и в равной степени уничтожает сам себя. И в том бог войны видел очередное проявление мерзости этого мира: как глупо с одной стороны созидать, с другой — сокрушать. Но, что ещё более было ненавистно шагающему по миру ваурду, — это то, что человек придаёт этому некий смысл, оправдывает эту ничтожность, нарекая это жизнью, борьбой за выживание, сражением за право существовать в этом мире. Как же всё тут никчёмно. Мир покоя, отрицающий вражду, живёт по мерзким правилам и смеет сравнивать свои глупые и бездарные деяния с войной. Но Дракалес, воплощение победы и войны, нарёк бы это всё иным выражением — саморазрушением, самопожиранием, ведь так всё и было — мир буквально съедал себя сам. И, что было ещё более мерзко, это был единственный смысл всех существ, обитающих тут. Бог войны сам знает, что такое война, и всё окружающее никак не походило на неё. Война величественна, и цель её есть покорение и превосходство, но никак не потакание своему рабству. Это всё растения и животные. Спокойные миры полны иными существами, которые являются истинными властителями, — люди. И молодой тарелон уже предвкушал, сколь мерзости он наберётся, войдя в сообщество людское. И оттого полнился стойкости и терпения, чтобы всё это сдержать и пройти до конца свой путь.

Дракалес помнил, как Лиер рассказывал ему об этих слабых существах, не способных защитить самих себя от какого-либо зла. Многое ратард ему поведал об их образе жизни, о поведении, о том, как люди встретят незнакомца. И для Дракалеса было это мерзостью. Наставник как-то привёл слова одной из книг, что распространена в человеческом обществе. Звучали они так: «Человек властвует над человеком во вред ему». И Дракалес всецело согласился с ними. Более того, ваурд полагал, что эти слова были написаны не человеческой рукой, ведь мысль глубока, а человек на это не способен. Тем более, что себя он никак не станет принижать столь явным замечанием. Лиер утверждал, что весь мир, в который ступает нога юного бога войны, не выстоит натиск и одного ваурда. Так, если сюда придёт целое полчище Атрака, красные знамёна взметнутся ввысь, не успеет рассвет превратиться в полдень. И за это Дракалес презирал людей — за их слабость.

Беседуя со своим последним наставником, наследник мира войны всецело соглашался с ним на счёт того, что люди не созданы для войны. Их тела мягкие и погибают от одного удара. Выживший считается счастливчиком, ведь претерпел смертельный удар и дыхание жизни его не покинуло. Ваурд иль ратард в таком случае наполнился бы только воинственностью и с ещё большей яростью вступил бы в бой. Человек на это не способен. Его ярый пыл войны легко угасить ударом меча. Вот потому это существо не создано для сражений. И ведь всё равно человек берёт оружие в руки и мчит вперёд с боевым кличем, оглашая округу лишь нелепым и лишённым смысла рёвом. И призадумался ваурд: «Что случится, если человека поселить в мире Атрака? Станет ли он истинным воителем, несущим поражение, или сгинет со свету, не оставив и следа своего существования?» Но Дракалес тут же опроверг свои домыслы, подумав так: «Нет же. Мир этот спокоен и тих. Человек тут живёт, и тело его полнится сущностью этой. Стало быть, попав во враждебный мир войны, он перестанет существовать и вовсе падёт, как от страшной хвори». Дракалес, размышляя над красочностью этого мира, придумал также иную теорию низости человека — что, живя в мире, где правит лишь дух покоя, человек впускает этот самый дух в своё сердце и, упиваясь красотой окружающей среды, дурманящими разум ароматами цветов, подавляет свою истинную сущность — сущность войны. Возможно, человек ловок, умён, силён и хитёр не меньше ваурда и ратарда. Просто дух мира завладевает сердцами ничтожных существ, и они, напитавшись его дыханием, слабеют, глупеют и обращаются в мирные создания.

Однако ж воитель отчасти проникся понимаем к людям, ведь сам из непостижимого мечтал овладеть магией огня. Приятно на вид сияние пламени, источает жар, подобный жару битвы, и способно причинить великий ущерб. Из всех известных чародейств, открытых пониманию Дракалеса, он счёл огонь наисильнейшим из них. «Огненная магия, — как говорил Коадир, — Даже на низших этапах её познания способна причинить огромный урон. Движением руки ты будешь опалять всю округу пожарами. Лавовые потоки, текучие в земных недрах мирных планет, подчинятся тебе, и ты высвободишь этот катаклизм из-под вражьих ног, и он поглотит их целиком, не оставив и пепла. По твоему жесту с небес прилетят раскалённые алым пламенем каменные валуны, которые сровняют всё, на что направлен твой взор, с землёй, а пламя, принесённое вместе с ними, пожрёт всё, что осталось целым или смогло выжить». Дракалес в тот миг так воодушевился столь красочным рассказом Коадира о красной магии, что пожелал владеть ею.

Ваурды и ратарды не уважали чародейства и какие иные оружия или способности, кроме лишь своих боевых. Каждый из них считал, что миры должны завоёвывать могучие и статные воины, облачённые в мощные доспехи, опоясанные мечами, секирами и булавами, нежели хрупкие телом ничтожества, не способные удержать в руке что-то тяжелее их облезлой палки, которые только и способны, что выкрикивать странные слова и делать плавные движения руками. Таково́ мышление всякого обитателя Атрака. Однако ж Дракалес по-иному взглянул на огненные чары и пожелал завладеть ими. Но эту мысль он похоронил глубоко в себе. Похоронил не для того, чтобы забыть и более к ней не возвращаться, но чтобы по истечению большого времени вернуться к ней и постараться воплотить. А пока пред его взором простиралась дорога, по которой ему нужно пройти. И последнее, о чём должен задуматься ваурд на этом пути, — выхватить меч из ножен и попытаться сделать что-то силой, как это вложено в его сердце.