akchisko_san1 - Рики Макарони и Наследники Врагов Страница 6

В горячке он придумал еще несколько критических возражений и ждал новой реплики, но ее не последовало. Однако Рики потребовалось время, чтобы осознать невероятную вещь: Волдеморт заткнулся.

«Вот отлично», — подумал Рики. Было так странно остаться в тишине собственных мыслей. Только теперь он научился ценить это, и то лишь потому, что даже без Волдеморта тишина даровалась ему нечасто.

Не было дня, чтобы за столом не поднималась тема дисциплинарного слушания, о котором так любезно предупредила мисс Блумсберри. Люси Макарони не скрывала своего разочарования по поводу того, что маги не могут помочь Рики восстановить душевное равновесие. Они оказались также не в состоянии удалить Лорда, и более того, как оказалось, собирались возложить ответственность за контроль над темной сущностью непосредственно на ее носителя.

— За каким чертом тогда нужна магия? — возмущалась она, и вновь обращалась к миссис Дуглас, у которой уже был опыт судимости по колдовским законам.

Как ни безответственно, но Рики переживаний матери по поводу предстоящего слушания в Министерстве магии не разделял. Разумеется, для всех людей, желающих ему добра — в том числе, как ни странно, и для дражайшего крестного отца тоже — имели значение всякие законодательные заморочки. Рики же оставался равнодушным. Да, его в самом деле могли исключить из школы, и в этом случае его перспективы на будущее, предположительно, резко портились. Проблема была в том, что он не представлял себе никакого будущего, ибо по горло застрял в прошлом. Какое значение имело какое‑то несчастное слушание в сравнении с кошмаром, который разверзся внутри него. Кошмар, ко всему прочему, обладал противным зловещим голосом, и неустанно изрекал всякие прогнозы, от которых сам храбрейший Гарри Поттер полез бы на стенку.

«Знаешь, в чем твоя слабость? Ты избалован, — объявил Темный лорд, когда на второй день за обедом Рики попросил, чтобы к завтраку были апельсины. — Ты неспособен к терпеливому ожиданию, таких вот сиюминутных удовольствий у тебя больше, чем великих целей».

Рики прогнал назойливую картину, где бледный Волдеморт, одетый по–охотничьи и с винтовкой, залег в засаде в болоте и валяется так годами, рассчитывая, вдруг да мимо когда‑нибудь пройдет достопочтенный Альбус Дамблдор.

«И что теперь, апельсины не есть?» — усмехнулся он.

«Как ты примитивен, — зашипел в ответ зловещий голос. — Таким, как ты, не перевернуть мироздание грандиозными замыслами…».

«Отвали! Нет у меня грандиозных замыслов, — рассердился Рики, — и я не стану переворачивать мироздание. Пусть стоит».

«И я о том же», — продолжал ворчать Темный лорд, а поскольку его никогда не волновало, согласен юноша его слушать или нет, принялся излагать свою точку зрения на то, как надлежит достигать величия. Мог бы и не стараться — весь его жизненный путь и без того был у Рики как на ладони.

«Ты щадишь себя и всех вокруг, и за это поплатишься», — обещал Волдеморт, и хотя Рики был принципиально с ним не согласен, рассуждения Лорда вызывали в нем смятение духа, и оттого так сразу у него не находилось логичных возражений.

Пит, которому он пожаловался, не находил в этом ничего страшного и посоветовал вообще не вступать в дискуссии. По его мнению, это была пустая трата энергии.

— Ты видел сектантов, которые ходят по улицам с брошюрками? — сказал он. — Если ты с ними заговоришь, потом будет очень трудно отвязаться. Также с твоим болтуном — чем меньше времени и внимания ты ему уделяешь, тем лучше.

Лорд очень обиделся. Хотя Рики давно высказал ему, что считает его команду Упивающихся смертью чем‑то вроде радикальной секты, состоящей сплошь из редкого сорта придурков, не способных разглядеть своей же пользы и себя не уважающих, Назойлик даже в своем маловыгодном положении продолжал гордиться их преданностью.

Совет брата показался парню стоящим, хотя бы потому, что он сам не хотел уделять внимание вредоносной сущности. И Рики старался. Он не уклонялся от компании, не далее как сегодня перед ужином они втроем, вместе с Марком, играли в лото. Волдеморт и тут пытался вклиниться — но парень от него отмахивался, как от назойливого собеседника.

Тем более, Назойлик завел свою старую пластинку, а ребята обычно рассказывали вещи куда более приятные, и, как правило, Рики еще не известные. С Марком, например, прошедшим вечером было очень интересно: он рассказывал о Китае, о своей работе и всякого рода курьезных случаях, происходящих с ним.

— Между прочим, на Востоке знать не хотят нашей вседозволенности и распущенности, — говорил он одобрительно. — Если ты, к примеру, одет чуть не так, как положено по трафарету, с тобой иметь дела, скорее всего, никто не станет. Орать там вообще не принято, это ужасная невоспитанность. И все время все улыбаются — вот уж к этому я до сих пор не привык!

Рики согласился — в самом деле, у бывшего слизеринского старосты не было предрасположенности к такому поведению. Да его и не поняли бы, насколько Рики знал родной колледж и школу вообще, там уважалась чисто британская сдержанность. Скажем, если бы профессор Снейп или профессор МакГонагол, прославившиеся суровым обращением с учениками, вздумали учиться манерам у китайцев, это восприняли бы как конец света. С другой стороны, директор Дамблдор не стеснялся улыбаться — ну так его и считали чудаковатым. Впрочем, получив доступ к памяти Волдеморта, Рики открыл для себя иной взгляд на этого уважаемого и влиятельного колдуна.

…Ворочаясь, юноша пытался очистить сознание, чтобы не осталось мельтешащих мыслей. Днем он боролся с ними по–своему. В эти прошедшие дни каникул у Рики появилась тайна; если бы кто‑нибудь узнал о ней, то не обнаружил бы в его действиях ничего необычного. Ведь его мозг был перегружен образами, которые не давали покоя.

И тогда в один прекрасный момент он вспомнил о карандаше и пустом листе. Рисование было привычным способом выразить эмоции, он с детства привык делать так, и теперь, когда ему стало плохо, решил вновь прибегнуть к испытанному средству. Тем самым, как Рики вскорости понял, он применил еще один способ вариться в кошмарах прошлой жизни и вызывать саркастические реплики Назойлика.

«Ну разе так выглядит брюхо гоблина, — шипел тот, — вспомни хотя бы эту чертову картину, как там… «Урок анатомии»!».

Немного утешало только то, что рисунки Назойлику никогда не нравились, а порой и бесили его, поскольку казались темной сущности бесполезным, детский времяпровождением. На самом деле юноше они приносили пользу. Часто, если фрагменты прошлого, помноженные на комментарии Лорда, пытались завладеть им, Рики доставал альбом и изображал, что мог, тем самым как будто вынося их вне себя. Когда он рисовал, становилось легче, но конечный результат неизменно вызывал у парня глубокое отвращение. Сюжеты его картин заинтересовали бы любого ученого, пишущего учебники по защите от темной магии, но ему было не до просвещения последующих поколений. Абстрактные, мучительные переживания, клубящиеся в голове, будучи выхвачены из потока сознания и перенесены на альбомный лист, обретали пугающую конкретику. Случалось, это помогало записать еще несколько фактов, интересующих, возможно, авроров, после чего юноша скрупулезно разрывал нарисованное на мелкие кусочки. Обрывки он предпочел бы сжигать, но это насторожило бы заботливо следящих за ним родственников, и приходилось довольствоваться пошлым мусорным ведром на кухне. Впрочем, Рики не раз раздраженно заявлял Назойлику, что именно там их место, и сожалел, что не может поступить так же с документом, удостоверяющим рождение некоего Тома Марволо Реддла, субъекта бесполезного и ничем не примечательного. А поскольку это слишком злило бессильного Лорда, тот жаждал отплатить обидчику, и елейно интересовался, не имеет ли Рики в виду, что было бы для близких и дорогих родственников Рики лучше, если б не родился он. В общем, оба боролись под девизом: «Я уже есть, и с этим ничего не поделаешь».