Анна Котова - Северные горы Страница 6

— Тише, тише, все уже позади, — сказал Артан, прижимая ее к груди. — Не бойся, ты не утонула. Тут ведь совсем мелко. Пойдем на берег.

Карина обхватила его руками за шею и заплакала.

--

Когда девушке исполняется тринадцать лет, взрослые женщины ее семьи уводят девушку в лес на три дня. Ни один мужчина не должен знать, что там происходит — это чисто женский обряд, и если я кое-что все же выведал, так только потому, что наше язычество тоже понемногу разрушается под действием упорной реки времени, размывающей старые дамбы и уносящей замшелые камни древних табу в море прошлого. Так что старшие сестры, живо обсуждавшие между собой таинство посвящения, не обращали внимания на то, что я кручусь неподалеку, навострив уши. Позже, в университете, я уже знал, о чем спрашивать, и навел кое-какие справки у студенток, и они не слишком краснели, рассказывая мне об обряде. Ничего особенно страшного или неприличного в нем вовсе нет: женщины все вместе постятся, разводят костер, подбрасывают в него некоторые травы, отчего у них начинаются галлюцинации, поют обрядовые песни (вот тексты их, насколько я понял, довольно-таки откровенны, поскольку их узнать мне не удалось), омывают виновницу торжества в трех росах, в трех ручьях и в козьем молоке, заплетают ей косы по-новому, нарекают ее новым тайным именем, надевают новое платье со взрослым рисунком, впервые дают попробовать хмельного меда и, подвыпив, всласть сплетничают о мужчинах, делясь жизненным опытом. Девчонки возвращаются из леса донельзя гордые собой, наделенные новым женским знанием об устройстве мира, и начинают, получив благословение старших, напропалую кокетничать с парнями. Даже есть поговорка: "стреляет глазами, как тринадцатилетняя". Занятно, что обряд инициации для юношей, вероятно, еще лет сто назад существовавший, отмер, а женский вполне жив. Так что у наших женщин у всех поголовно — по два тайных, настоящих имени, а у мужчин — только по одному. Наверное, и поэтому тоже они так задирают перед нами нос…

Оревалат Аартелинур

"Языческие верования турепанских горцев"

--

Он вынес ее на траву, посадил на одеяло, завернул в него. Потом отошел.

— Отвернись, — сказал он и начал раздеваться, потому что был мокрым с ног до головы: он кинулся доставать ее из озера в чем был, даже в ботинках.

Карина не отвернулась. Она смотрела во все глаза.

Артан сбросил мокрый пиджак на траву. Снял белую рубашку, выжал, встряхнул, расстелил рядом с пиджаком. На коричневой голой груди качалась гроздь разноцветных бусин, резных фигурок, даже пучок какой-то сушеной травы. Карина куталась в одеяло и смотрела на амулеты. И на темную гладкую кожу под ними. Артан стянул брюки. Отжал. Встряхнул. Положил возле булькающих ботинок. У него были длинные стройные ноги. Левая — темная и гладкая. Правая — темная и гладкая только до колена, выше, по всей наружной поверхности бедра, шли поперечные светлые полосы старых шрамов. Выше шрамов были мокрые вдрызг трусы.

— Я просил тебя отвернуться, — сказал Артан и взялся за последнюю деталь туалета.

— Нет, — сказала Карина хрипло, поднимая глаза к его лицу. Он поймал ее взгляд и не отпускал — казалось, прошли годы. Потом стянул мокрые трусы. Отжал. Встряхнул. Положил возле брюк. Подошел к Карине — голый, стройный, темно-коричневый. Откинул одеяло, сел рядом с ней, обнял за плечи одной рукой, а второй запахнул одеяло.

— Сними мокрое, — сказал он ей в ухо.

— Сними сам, — ответила она. И закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало от ощущения больших ласковых ладоней, скользящих по коже. На секунду мелькнуло воспоминание о потных руках Говарда на ее груди — тысячу лет назад. Рука Артана замерла, приподняла одну грудь — левую — пальцы погладили, снова замерли — и рука медленно заскользила вниз. Ниже, ниже… Карина закусила губу и перестала дышать.

— Приподнимись, — прошептал Артан, — я сниму. — И она приподнялась, и мокрые трусы заскользили вниз по ногам, одновременно с теплой большой ладонью — и отлетели в сторону из-под одеяла, а ладонь очень, очень медленно двинулась по ногам вверх, выше, выше… и замерла, и зашевелилась, лаская. Тогда Карина повернулась, отодвинула связку амулетов и коснулась губами гладкой темной кожи.

— Что мы делаем? — пробормотал Артан, опрокидывая ее на спину.

— Просто мы сошли с ума, — сказала Карина и обняла его за шею. — Я рада, что это ты.

Он не понял, что она имела в виду. Не сразу. А когда понял, прижал ее к себе и ответил:

— Никому тебя не отдам.

--

Когда они встали с одеяла, уже совсем стемнело. Карина ощупью нашла измятое платье, отсыревшее от вечерней росы, и мокрые трусы. Лифчик потерялся. Артан, чертыхаясь, натянул мокрые брюки и рубашку, пиджак и ботинки закинул на заднее сиденье. Во флаере было теплее, чем снаружи, но все равно противно в сырой одежде.

— Ко мне или к тебе? — спросил он, поднимая флаер. Никаких сомнений не было, что теперь они будут вместе.

— Ко мне, — не задумываясь, ответила Карина. — У меня есть утюг, я высушу твой пиджак.

— А ботинки? — вздохнул Артан. — Дома у меня есть другие…

— Ой! — вспомнила Карина — А туфли-то мои! Я их забыла на берегу.

— Тогда к тебе, — подытожил Артан. — Не идти же тебе завтра на работу босиком.

--

Мы живем под крышами и не видим неба,

Мы узнаем сплетни из газет и стерео,

Мы не знаем имен соседей, их бед и радостей,

Мы забыли, как пахнет небо,

Мы забыли, как поют звезды,

Мы забыли ветер в лицо и дождь на волосах -

Но когда я обнимаю тебя,

Я слышу далекий звон летних трав,

А вкус твоей кожи на моих губах -

Вкус летнего солнца.

Оревалат Аартелинур

"Вкус солнца"

из сборника "Отрывки из жизни"

--

Всю ночь Карина прижималась к длинному теплому телу. Всю ночь ее обнимали большие теплые руки. На рассвете она проснулась, приводнялась на локте и долго любовалась красивым темным лицом. Потом не выдержала, наклонилась, поцеловала. Дрогнули длинные черные ресницы, распахнулись светло-серые глаза, самые прекрасные на свете.

— Турепанин белоглазый, — нежно прошептала она. Потянулась губами к ресницам.

— Высшая раса, — тихо засмеялся Артан. — Как тебе услужить, госпожа моя?