Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов Страница 60

Полюбопытствовать, что ли? Я встал с постели и, накинув покрывало на плечи, подошел к широкому окну.

Разглядеть что-то, когда солнечные лучи бьют прямо в глаза, очень трудно, но мне все же удалось изловчиться и найти нужный угол обзора. Лишь для того, чтобы разочарованно признать: ничего там, внизу, не происходит. Ни малейшего движения. Зато за дверью в коридоре кто-то двигался, и весьма шумно, за что получил заслуженную звонкую затрещину и замечание:

— Прекрати шаркать!

— Но моя нога…

— Давно уже зажила! — непоколебимо заявил женский голос, и спустя мгновение его обладательница, решительно распахнув дверь, появилась на пороге моей комнаты.

Примечательного в этой женщине не было ничего, кроме, пожалуй, неприязни, с которой она бросила на меня первый же взгляд. Правда потом словно одумалась и спросила вполне вежливо:

— Эррете что-нибудь будет угодно?

Черный шелк глухого платья, простирающегося от подбородка до запястий и носков туфель, и цепочка, пусть золотая, но очень простенького плетения, говорили о том, что пришелица либо сама принадлежит к бальгерии, либо верно служит верховному бальге. Поэтому мой ответ прозвучал единственно возможным образом:

— Полагаю, это решит хозяин дома.

Она склонила голову, показав гладко причесанную макушку с прямым пробором:

— Я спрошу. Изволите подождать?

— Конечно.

Юбка прошуршала, задевая порог, когда женщина выходила в коридор, и дверь тут же закрылась, не позволяя рассмотреть того, кто послушно зашаркал следом за своей госпожой. Впрочем, в одиночестве меня оставили ненадолго: не прошло и четверти часа, как дверь распахнулась снова, пропуская в комнату уже двоих пришельцев.

— Вас ожидают к завтраку, — сообщила женщина, а ее спутник, тот самый мальчуган, подвергшийся, как мне представлялось, настоящей пытке с вселением демона и после того, доковылял до кровати и положил на нее смену одежды. Разумеется, черного цвета.

Проходя мимо, новоявленный одержимый искоса посмотрел на меня, но в его глазах не было хищного голода, как у того порченого Сосуда, не было злобы и ненависти, хотя недавние события вполне располагали к появлению того и другого. Самый обычный взгляд. Разве что слишком серьезный для ребенка. Слишком внимательный.

Наверное, примерно так же я смотрю на свое окружение, когда собираюсь войти в обстоятельства. Прикидываю. Рассчитываю. Размышляю.

— Я подожду за дверью.

Не хочет смотреть на то, как я одеваюсь? Брезгует, что ли? Все может быть. Если носит такое мрачное платье и не менее мрачное лицо, то вряд ли радует свою плоть утехами. Почти как Лодия…

Она вспомнилась мне всего во второй раз: после разговора с Натти, коснувшегося вечерних молитв южан, я больше не думал о женщине, с которой расстался навсегда. Да и сейчас в памяти возник лишь общий облик или, скорее, настроение, навеваемое фигурой моей аленны.

Строгое. Унылое. Тревожное. Враждебное? Да, пожалуй. Каждую минуту, что мы находились рядом, между нами шло какое-то непонятное сражение. Добро бы бились за что-то, так нет, просто окружали себя изгородью щитов и копий, стараясь не допустить друг друга… Вот только куда?

Она и впрямь стояла сразу за дверными створками. Одержимый — тоже. Когда наша процессия двинулась по коридору, облицованному мутно-белым камнем от пола до потолка, мальчуган засеменил довольно ловко, но все же каждое движение явно причиняло ему ощутимую боль, а на штанине под коленом отчетливо просматривались полуподсохшие пятнышки, шаг за шагом освежающие свой цвет. Впрочем, меня куда больше занимал путь, проложенный по просторному и удивительно пустому дому.

Мы не встретили ни одного человека, двигаясь в полнейшей тишине: только наши шаги чуть шелестели по каменным плитам, разметая в стороны пыль, прилетевшую вместе со степным ветром. Кое-где встречались высокие мраморные вазы, предназначенные для цветов или других растений, которыми любят украшать свои дома богатые люди, но и эти сосуды казались опустевшими давным-давно. На мраморных же скамьях, щедро расставленных вдоль стен, тоже скопилась пыль, почти прозрачная, но заметная из-за толщины своего слоя. Наверное, когда-то здесь любили проводить время и хозяева, и слуги, а теперь почему-то все было заброшено. Оставлено на произвол судьбы.

Попетляв по дому, коридор вывел нас во внутренний двор, посреди которого красовалась фонтанная чаша, судя по всему уже забывшая о воде. Оконные проемы в стенах вокруг были плотно закрыты ставнями, и, скорее всего, в тех комнатах никто и не жил, и не бывал, потому что в отличие от решеток отведенной мне спальни здесь не виднелось ни единого отверстия.

Яркий день, чуть ослепивший меня во дворе, вновь сменился серыми сумерками коридора. Свет сюда проникал через какую-то хитрую сеть ходов, потому что, оставаясь солнечным, терял большую часть своей силы, добираясь до места назначения. И конечно, не приносил с собой тепла. Теперь я понимал, почему наряд, предложенный мне, был сшит из плотной, похожей на шерсть ткани: в стылых просторах каменного дома легче легкого было замерзнуть. Превратиться в ледышку посреди вечного лета.

Завтрак накрыли в зале, предназначенной для одновременного пиршества не менее чем сотни человек, а живых душ я насчитал всего лишь четыре. Включая себя и исключая одержимого, которого увели прочь еще перед порогом. В центре, а не во главе, как полагалось бы, длинного стола находился сам бальга, место по правую руку заняла моя проводница, а по левую, опустив глаза в пол, сидела еще одна девица, сразу привлекшая мое внимание, в первую очередь покрытой головой.

За все то короткое время, что мне удалось пробыть в Катрале, я ни разу не видел, чтобы местные девушки и женщины носили хоть какой-нибудь головной убор, в лучшем случае накидывали сверху тонкие покрывала, плотные или кружевные, чтобы защититься от солнца. К примеру, такая же накидка украшала плечи сопровождавшей меня женщины, а вот девушка, оказавшаяся почти напротив меня, когда я опустился на стул, ничего подобного не носила. Коротко стриженные белокурые волосы, очень похожие мастью на шевелюру бальги, покрывал чепец. Черный, как и вся остальная одежда.

— Рад приветствовать гостя за своим столом, — сказал блондин, помешивая серебряной ложкой какую-то кашицу в тарелке перед собой. — Позвольте представить вам присутствующих. Всю мою семью, если можно так сказать. — Он чуть опустил подбородок, начиная с себя: — Иакин Кавалено со-Катрала. Моя… помощница Танна. — Кивок в сторону той, с кого началось мое утро. — И моя сестра Лус. Лус, поздоровайся с гостем.