Андрей Стерхов - Тень кондотьера Страница 62

– Дом окружён! Работает наркоконтроль! Выходить по одному!

Наверху сначала кто-то нервно хихикнул, затем случилась там паническая возня, по окончании которой раздались глухие удары по металлу. Когда шалые ребята сообразили, что люк на чердак заперт, они стали по очереди сигать в узкое подъездное оконце. И ведь не побоялись. Впрочем, чего там было бояться? Всего-навсего второй этаж, к тому же прямо под окном бетонный козырёк. Тут не нужно быть ни великим смельчаком, ни каскадёром.

Позабавив себя таким нехитрым образом, а заодно очистив помещение от лишних свидетелей, я вытащил пистолет и – ходу нет, ходи с бубей – позвонил на удачу в квартиру под номером один.

К двери долго никто не подходил, потом кто-то приблизился шаркающей походкой, однако сразу не открыл, попытался рассмотреть меня в глазок. Да разве ж можно в такой темноте что-то рассмотреть? Нет, конечно.

– Извините, – не выдержав затянувшейся паузы, обратился я к молчуну вежливо-вежливо. – Можно спросить?

– Жора, ты? – раздался из-за двери дребезжащий старушечий голос.

– Нет-нет, это не Жора. Скажите, могу я поговорить с Володей Скоробогатовым?

– Кого-кого надо? – переспросила старуха.

Совсем глухая, решил я и проорал:

– Володю можно! Скоробогатова!

– Чего вы кричите? – возмутилась старуха. – Не надо кричать, я не глухая.

– Извините, – понизив басы, сказал я. И предпринял ещё одну попытку: – Так могу Володю увидеть?

– Вы ошиблись, молодой человек, – ответила старуха, – Володенька в соседнем подъезде проживает. В девятой.

И не молодой, и не человек, подумал я, но поблагодарил от чистого сердца:

– Спасибо, сударыня. Долгих лет вам и терпеливого терапевта.

Ничего не сказала старуха в ответ, пошаркала восвояси, а я, времени зря не тратя, поспешил в соседний подъезд.

Он тоже на залы Эрмитажа интерьером никак не тянул, но тут хоть лампочка на первом этаже горела. Уже хорошо. Квартира номер девять находилась именно на первом: как войдёшь, так сразу налево. Стальное полотно, обшивка под красное дерево и стандартный трёхригельный замок.

Ни стучать, ни звонить я не стал, воспользовавшись волшебной отмычкой Лао Шаня, осуществил в оперативных целях незаконное проникновение. Когда вошёл внутрь, постоял некоторое время в тёмной прихожей, прислушался. И ничего не услышал. Тишина стояла в этой однокомнатной квартирке плотная и всепоглощающая, словно снежная лавина. И только из крана на кухне – бум, бум, бум по нержавейке зловещим метрономом.

Прикрыв с исключительной осторожностью за собой дверь, я с кольтом на изготовке дошёл косым и коротким – всего на три шага – коридорчиком до кухни. Хоть и горел там свет, но никого не оказалось. В ванной и клозете – заглянул, проверил – тоже. Тогда, стараясь двигаться бесшумно, тихонько-тихонько, чуть ли не цыпочках вернулся в прихожую и направился к комнате. Сунул в приоткрытую стеклянную дверь сначала кольт, а следом резко голову и возрадовался – есть контакт.

Оборотень по прозвищу Дыг лежал на тахте, зарывшись лицом в подушку. На нём, крепко спящем, не было ничего помимо чёрных джинсов. В свете, обильно льющимся от уличного фонаря, я увидел местами ещё кровоточащую рану, что шла по спине оборотня узкой, но глубокой полосой от левого плеча к пояснице.

Ишь ты, тут же промелькнула у меня в голове, крепко я вчера Плетью Изиды приложился. Что говорится, от души. И как он только в седле удержаться-то сумел? Чудом, не иначе.

Прикончить спящего оборотня технически было проще всего. Подойти тихонько и, приставив ствол к уху, нашпиговать дурную башку отменным заговорённым серебром. Бах, бах, бах, и вся недолга. Ничего сложного. Да и для него самого это было бы, пожалуй, наилучшим исходом: смерть во сне, она, как ни крути, самая лёгкая. Да только не стал я поступать столь гуманным образом, не стал убивать его во сне, и были на то у меня веские причины. Во-первых, посчитал, что это будет всё-таки подло. Пусть гад, пусть нежить, всё равно подло. Как и все остальные, он имеет право на шанс. Во-вторых, мёртвый оборотень ничего бы мне о заказчике не рассказал, мёртвые они не шибко разговорчивые. А помимо этих двух была у меня ещё одна причина. Не основная, факультативная, но всё же. Дело в том, что всяких разных оборотней по жизни встречал много раз и со многими из них общался накоротке, а вот с генсельвольфами как-то вот не довелось. Видеть видел, двух или трёх, было дело, угомонил, но ни с одним даже словом не обмолвился. А хотелось бы. Честно говоря, очень меня интересовало, что может заставить человека добровольно вызвать из Запредельного духа волчьей злобы и вручить ему в бессрочное пользование свою бессмертную душу. До какой стадии сумасшествия или отчаянья нужно дойти, чтобы так поступить? И ради чего?

Одним словом, не стал я палить с бухты-барахты, не стал расстреливать спящего. Присел осторожно, старясь не скрипнуть, в кресло, что стояло у самой двери, и для начала осмотрелся: как у нас тут оборотни живут? Оказалось, не шибко богато. Оклеенная светло-зелёными обоями комната обставлена была без излишеств. Упомянутые тахта и кресло, старенький платяной шкаф, столик с ноутбуком, книжные полки – вот, пожалуй, и всё. Книг немного, все из старой серии "Классики и современники". Ни картин, ни плакатов, ничего подобного на стена, только на правой от не зашторенного окна стене, прямо над тахтой висит увеличенная и вставленная в металлическую рамку фотография, где пожилой военный в форме полконика ВВС стоит плечом к плечу со школьником старших классов. Вся грудь полковника увешана боевыми наградами (среди них между прочим два ордена Красной Звезды), а старшеклассник, в юных чертах которого нетрудно угадать нынешнего оборотня, держит в руке три оранжерейные гвоздики. Хотя фотография и была чёрно-белой, но никаких сомнений у меня не возникло, что гвоздики красного цвета.

Наверное, в День Победы, с любимым дедулей снялся, подумал я, после чего поднёс к глазам свои "Командирские". На часах было двадцать два сорок восемь. Пора начинать, решил я и, взяв оборотня на мушку, крикнул не громко, но чётко:

– Рота, подъём.

В следующий миг Дыг испуганно дёрнулся, повернулся набок, попытался вскочить, но, взвыв от боли, вновь повалился на тахту. Видать рана была намного серьёзней, чем это могло показаться со стороны.

– Что, так больно? – спросил я. Не сочувственно спросил, но и не издевательски. Просто заинтересовано.

Не удостоив меня ответом, оборотень медленно, с трудом отжался на руках и всё-таки поднялся. Развернулся и сел на край тахты, почему-то не лицом ко мне, а боком. Глянул мельком тяжёлым взглядом и опустил глаза.

– Чего волком глядишь? – хмыкнул я. – Сам во всём виноват.