Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – властелин трех замков Страница 64

– Рассыпаются?

– Не остается ни мяса, ни жил с кожей. А на костях долго не поскачешь.

Хворост для костра собрал Ревель, огонь долго высекал Альдер, но щепочки все не желали возгораться. Я с трудом удержался от естественного желания зажечь огонек мановением длани. Во-первых, нельзя людей отучать от работы, во-вторых, что гораздо важнее, лучше и эту свою способность придержу в тайне. Не все козыри стоит выкладывать даже перед друзьями. Это они сегодня друзья, к тому же друзья могут проболтаться недругам…

Наконец костер разгорелся, Клотар к этому времени умело разделал оленину, выпотрошил трех гусей. От коней пришел брат Кадфаэль, в руках длинные прутья, уже очищенные от коры, – готовые шампуры. Ревель принес еще хвороста, отобрал у Кадфаэля деревяшки и послал его строить защиту на ночь.

Кадфаэль безропотно отошел шагов на десять, помолился, воздел ладони к небу, блеснул луч, я зачарованно смотрел, как яркий свет, похожий на свет мощного фонарика, уходит вверх, но не рассеивается, только истончается, но это из-за расстояния, а сам луч, я уже знаю, уходит в такую высь, куда не залетит ни птица, ни дракон, ни какая другая тварь… разве что рискнет маг, но и маг должен быть не простой, очень не простой.

Звездное небо вдруг показалось таким, каким наверняка видят эти люди: скопище призрачных дев, козерогов, медуз, пчелиных роев, утиных гнезд, овенов или овнов, что вообще-то бараны, а также всадников на конях, без коней, а также на рыбах, змеях, дельфинах, и везде блестят мечи, доспехи, щиты, шлемы – звездный блеск в первую очередь ассоциируется с блеском острого оружия, потом с алмазами, а затем уже с женскими глазами, хотя женщинам говорим в несколько ином порядке…

Я наслаждался сочным мясом, Ревель оказался гурманом, у него целый мешочек горьких трав, перца, чеснока, толченого лука, три вида соли, аджика, какие-то пряные корешки, и, когда обрабатывает жареное мясо по своему рецепту, даже самое жесткое становится нежным и тает во рту, а вот такое молодое и сочное вообще исчезает в наших здоровых желудках, как в адских пропастях.

Кадфаэль замкнул круг, свет в ладонях погас, теперь нашу стоянку окружает незримая стена, через которую не пройдет нечисть, а если наткнется тролль или гоблин, то поднимется тревога. Ревель подал Кадфаэлю самый большой кусок мяса, монах взглянул на него с укором, что-то шутки однообразные, вытащил из мешка корочку сухого хлеба и принялся очень медленно отщипывать по кусочку. Клотар смотрел с плохо скрываемой брезгливой жалостью, морщился, наконец полез в другой мешок, выудил треть головки сырного круга.

– Ешь, дурак!.. Это получено без крови. Ты в отряде, понял? Если ослабеешь, всех поставишь под удар.

Кадфаэль поколебался, но Альдер и Ревель тоже смотрят серьезно, он вздохнул и осторожно откусил и от сыра. Я вздохнул, вытянул ближе к огню натруженные ноги. Вроде бы и не носился сам, а все на коне, однако ноги почему-то ноют точно так же.

Спал недолго, еще во сне услышал голоса. Сперва едва слышные, шепот, а не голоса, затем начал разбирать слова, целые фразы. Они звучали в ночи отовсюду, окружали нас, более того – я отчетливо слышал, что часть голосов доносится снизу, преодолевая толщу земли, словно и не земля для них, а такой же воздух.

Я открыл глаза, настороженно посмотрел по сторонам. Рядом во сне забормотал беспокойно Клотар, начал шарить ладонями по земле. Брат Кадфаэль поднял голову, прислушался. Серьезное лицо стало тревожным.

– Вы слышите, сэр Ричард?

– Да, – ответил я. – Что это?

– Демоны, – ответил он коротко. Взглянув в мое лицо, добавил: – Голоса мертвых.

Я всматривался в темноту, но увидел лишь темноту.

– И что же, они только здесь имеют право голоса?

Он кивнул:

– Похоже.

Его руки раскрыли перед ним книгу, а ночное пение мертвых стало таким мощным, что подавляло, словно звучал голос земной тверди. Кадфаэль начал читать молитву, сперва ничего не происходило, затем голоса начали не столько затихать, сколько из них ушла колдовская сила.

Я почувствовал, что перестаю обращать на них внимание, спросил:

– Брат Кадфаэль, а что за слухи насчет колдуна, что с Грубером? Если может поднимать мертвых… хоть на время, то зачем ему для этого живые?

Монах взглянул на меня поверх книги, поколебался, отложить ли хотя бы из вежливости, я с любопытством смотрел на борьбу долга с учтивостью, наконец, к его чести, долг победил, книга осталась в руках, он только вздохнул и объяснил коротко:

– К сожалению, сэр Ричард, человеческие жертвы не совсем бессмысленны. Увы, это так. Человек – высшая форма из всех, созданных во вселенной. В человеке собрано больше всего особой энергии, которую невозможно пока что не только понять, но даже назвать, и потому ее зовут просто магией, хотя мы прекрасно знаем, что это и есть частица того особого, что вдохнул в мертвую глину Господь Бог. Возможно, древние смогли понять эту мощь и овладеть ею, что и привело к тому, что звезды встали на другие места, мир изменился. Но нельзя безнаказанно овладевать тем, что вложил в наши тела Господь Бог…

Он сделал паузу, взгляд вернулся к книге. Я кивнул, приподнялся и швырнул в огонь пару веток.

– Да, брат Кадфаэль, ты объяснил хорошо. Возможно, даже правильно, хотя это и… странно. Даже удивительно. Ладно, не буду мешать.

Альдер и Ревель тоже проснулись, тревожно оглядывались, а потом, чтобы хоть чем-то заняться, принялись жарить зайцев. Тремя подстреленными мною птицами пренебрегли, не могли определить, что за птахи. Умирали бы с голоду, сожрали бы все, но зайцы оказались молодые, сочные, упитанные, с нежным нагулянным мясом. Клотар следил за костром неподвижными глазами, в них пляшут отблески, лицо тоже неподвижное, время от времени вообще застывает, словно выключенный агрегат, но явно слышит и замечает все, как бы глубоко ни погрузился в думы.

Из темноты вышли, словно призраки, пятеро мужчин. И только сейчас, когда возникли в круге света, под ногами затрещал гравий, я ощутил звериный запах. Все пятеро пугающе громадные, никто не уступит мне ростом да и размахом плеч, что уже само по себе неуютно. Все в хороших доспехах, хоть и не рыцарских. Зато видно, как прекрасно подогнана броня, зубочистку не просунешь в щель между сочленениями.

Не здороваясь, четверо сели у огня, пятый пошел хозяйски осматривать коней. Ничего не понимая, я косился на Альдера. Тот потемнел лицом, в глазах непривычный страх и унижение, но в то же время и напугавшая меня покорность.

Один из них, скаля зубы в недоброй усмешке, положил руку на спину Ревеля, похлопал, как будто мясник осматривал барана. Ревель напрягся, но не вскочил, хватаясь за нож, только сгорбился.