Пол Андерсон - Три сердца и три льва Страница 65

— Вы испанка, верно? Ну, я человек без предрассудков. Мужчина — это мужчина, а женщина — это женщина, и слава богу за это.

— Но я не испанка, сэр. Я туниска.

Уилл запустил пальцы в сивые космы.

— Вот как? Ну, мне-то все равно, только я слыхал, будто в Тунисе живут мавры… А, ладно, чего там об этом думать? Лучше я вам расскажу кое-что о том, как мы с Рупертом… ну, я-то его зову просто Рупертом, конечно, не при посторонних, так вот, я вам расскажу, как мы стали почти что братьями… А что, в Тунисе все одеваются так вот, как ваша команда — не по-христиански?

— О, сэр, ведь Тунис не так уж давно завоеван доном Хуаном из Австрии; он основал там королевство. Многие жители и до сих пор остаются язычниками-мусульманами, но у нас христианские законы, испанского происхождения. Это небольшое королевство, но наша королева Кларибель — дочь короля Неаполя, сэр.

— Зачем ты говоришь мне «сэр»? — сказал Уилл, накрывая ладонью пухлую ручку девушки, лежащую на поручне. — Вполне достаточно просто «Уилл», а, Нина?

К ним подошел боцман и окликнул Фарвелла.

— Эй, мы подыскали тебе местечко, иди, взгляни.

Уилл раскланялся с Ниной.

— Сдается мне, — сказал он, — они вспомнят и о том, что не худо бы меня еще и накормить. Ну а уж на сытый-то желудок мы поговорим…

Нина хихикнула и провожала Фарвелла взглядом, пока тот не скрылся из вида.

Глава 15

Это было широкое судно с уродливыми надстройками и короткими, толстыми мачтами. Паруса были свернуты, зато шлепали по воде грузные колеса, пыхтел и гремел мотор, сотрясая корпус судна, а из трубы валил дым. Белые меловые утесы таяли вдали за кормой.

Дженифер стояла у поручней, глядя назад. Под темным капюшоном плаща лицо девушки казалось очень бледным, хотя вообще она поздоровела и в глазах ее светилась жизнь. Неподалеку от Дженифер расположились восемь ее стражей в грубой пуританской одежде — кто-то из них сидел на скамьях, другие шагали взад-вперед по палубе. Место, где все они находились, было частично огорожено от остальной палубы одной из надстроек и тюками с палубным грузом.

«Прошай, милый Дувр, — подумала Дженифер. — Милый, хотя мне лишь мельком приходилось видеть тебя — из окошка кареты или из окна моей кельи в монастыре… но я ощущала запах соли, любовалась вязаными колпаками рыбаков, слышала стук башмаков по мостовым, слышала английские голоса… и мне вспоминался Корнуэлл. О Руперт, когда ты впервые приехал сюда, юный и смелый, что заставило тебя полюбить нашу страну? Блеск королевского двора — или простые английские пейзажи…»

Рядом с Дженифер послышался робкий голос:

— Миледи, вы грустите?..

Обернувшись, она увидела юношу, почти мальчика — он был одним из ее стражей.

— Тебе-то что за дело, Свардлард Джерсон? — резко откликнулась она.

Он отчаянно покраснел.

— Я… мне больно, миледи… вы словно в клетке… — заикаясь, выговорил юноша, прижав руку к сердцу. — Но все-таки радостно видеть, что здоровье вернулось к вам…

— Вот только лишил меня здоровья не кто иной, как твой брат Райтус, — и она снова повернулась к нему спиной.

— О, умоляю вас… у него были добрые намерения… хотя я сам никогда бы…

— Теперь меня насильно везут на юг, и я ничем не занята — только ем и сплю, так почему бы и не нарастить немножко мяса на костях? А тревога и душевный голод — они внутри…

— О миледи, одумайтесь! — умоляюще воскликнул юноша. — Вы едете сейчас, чтобы исправить… нет, не грех, — клянусь, я не верю, что на вашей чистоте есть хоть крохотное пятнышко, но всего лишь ошибку, которую вы совершили по незнанию, вас ведь просто обманули… И скоро вы обретете свободу. А пока — перед нами Франция, чудесная страна, говорят… вы ведь не видали ее прежде? Но я слышал, что в вас есть французская кровь…

— Эй, ты! — прикрикнул на юношу его старший брат. — Ты здесь для того, чтобы стеречь ее, а не заниматься дурацкой болтовней!

— О, в первый раз я рада слышать слова Райтуса Джерсона! — холодно произнесла Дженифер.

Свардлард отошел в сторону под насмешливыми взглядами солдат, сел на палубу, прислонясь спиной к кнехту, и обхватил руками колени.

Из-за каюты вышел Нобах Баркер с каким-то человеком. Незнакомец вполне мог сойти за Рыцаря — у него были длинные волосы, борода и усы, на поясе висел меч, а в руке он держал шляпу с белым плюмажем. Но одет он был слишком ярко и явно не принадлежал к аристократии. На его лине читалась вежливая скука.

— Что ж, мсье д’Артаньян, — заунывно говорил Баркер, — то, что вы видели в Англии, когда ездили туда с поручением короля Луи, всего лишь начало, семя, которое прорастет через несколько лет, когда мы построим новый Иерусалим. Тогда и весь наш народ, воодушевленный примером, впитает истину пуританизма; и недалеко то время, когда два великих королевства вместе отвоюют Святую землю и очистят ее от турецкой нечисти.

— Возможно, возможно, — скептически бросил д’Артаньян. Но тут он заметил Дженифер и взбодрился. Девушка оглянулась и, поймав взгляд француза, покраснела, но тут же снова уставилась на волны.

— И куда именно во Франции вы направляетесь? — спросил француз.

— В Марсель, — ответил Баркер и торопливо добавил: — Все наши бумаги в порядке.

— Но вы остановитесь в Париже? — Д’Артаньян не то чтобы поклонился в сторону девушки — она ведь не смотрела на него, — но как бы вознамерился сделать это. — Я мог бы показать вашей… дочери?., многие интересные места…

— О нет…

— Вполне респектабельные, и с нами будет пожилая дама!

— Она не моя дочь! Неужели я выгляжу таким старым? — (Д’Артаньян вопросительно вздернул брови.) — Она… лучше взгляните на наши документы. — Баркер наклонился поближе к французу и заговорил тихим доверительным тоном, не замечая, что д’Артаньян, насколько мог, отворотил нос: — Ее дядюшка — мой близкий друг, знатный человек. Увы, девушка в последнее время страдает приступами безумия. За ней приходится постоянно присматривать, чтобы она не навредила сама себе, но в остальное время она вполне разумна — однако в любой момент может броситься бежать или начнет драться, обвиняя тех, кто ее любит, во всех смертных грехах… Вы понимаете? По совету врачей мы везем ее на юг, в надежде, что мягкий климат и морское путешествие послужат лекарством…

Француз осенил себя крестом.

— Mon Dieu! — В голосе его послышалось искреннее сочувствие. — Так молода и прекрасна! Как это печально… Adieu, monseieur. Я буду молиться за нее.

Он торопливо скрылся за каютой. Баркер проводил его злобным взглядом.

— Папистские молитвы — бессмысленный шум! — проворчал он. — Жаль, что никак не избежать встречи с этими ниневиянами! Придется крепиться, помня об Ионе.

Подойдя к Дженифер, Баркер сообщил:

— Нас навестила очень важная лягушка!

— От такого кислого лимона, как ты, даже лягушку перекосит! — огрызнулась Дженифер, по-прежнему глядя в воду.

Он вспыхнул.

— Новая наглость? Раскайся, пока не поздно!

Она демонстративно оглядела его.

— О, я сказала, не подумав. Ведь лимон дает здоровье людям, надолго уходящим в море. А ты — цинга, тебя никаким лимоном не вылечишь!

— Ну, ты об этом пожалеешь! — зарычал Баркер. — Когда мы поймаем Руперта, тебе достанется за твое своеволие!

— А с чего это ты взял, что я буду помогать тебе выслеживать его? — процедила она сквозь зубы. — Да и мое кольцо ты забрал…

— Чтобы ты не бросила его в море.

— О, я бы сделала это с удовольствием или вместе со своей рукой сунула бы его в огонь! — Дженифер с силой ударила по поручню. — Ты не заставишь меня надеть его, чтобы найти дорогу!

— Заставлю, — ответил он. — Как только окажемся на юге Франции. И ты не сумеешь его сбросить, потому что тебя будут крепко держать за руки. Нет ничего легче! И никого это не удивит… ведь ты же сумасшедшая, с тобой и должны обращаться соответственно… — Он взял ее за руку. Девушка вздрогнула и попыталась освободиться, но он крепко сжал пальцы на ее запястье и продолжил визгливым голосом: — Уж поверь мне, мистрис Дженифер, мне и самому жаль, что приходится причинять тебе боль. Но когда ты исцелишься, я возблагодарю господа. Как мне хочется, чтобы ты поскорее вернулась на путь истинный! И надеюсь, что ты окажешься Достойна чести… когда я попрошу сэра Мэлэчи благословить наше обручение. О, молчи! Ты должна надеяться на прощение, и я тоже надеюсь. Я буду повторять свою проповедь, пока не сломаю стену, воздвигнутую дьяволом в твоем уме! — он глубоко вздохнул. — Дай мне только начать мои проповеди! Я вспомнил, ты дочь моряка. Тебе известны нужда и лишения, тяжелый труд. Взгляни на эти воды, на эти корабли, — он сделал величественный жест, — эти люди и паруса тоже боролись с ветрами и течениями, но появился мотор, и благодаря господу родился прогресс, и пришел новый век, век очищающего железа, и люди тоже станут железными инструментами, подчиненными воле… Что случилось?