Владимир Аренев - Время перемен Страница 7

Из негативных моментов я должен отметить отдельные всплески агрессивности, от которых он так до конца и не избавился. Не знаю, будут ли они проявляться в дальнейшем. Возможно, дело просто в переходном периоде, и агрессивность со временем исчезнет. А может, причина в том, что я начал учить его языку и «включил» механизм осознания себя раньше, до того, как малыш перелинял, — в результате чего и «протащил» «дикую» личность в сознание нынешнего Мизинца. Агрессия, проявляемая им, не направлена конкретно на меня или на какой-либо отдельный предмет/группу предметов. Она, скорее, походит на внезапные приступы кашля — атакуется (словами или действием) все, что попадет в зону внимания, а потом атака так же быстро прекращается. Должен отметить, что на меня он ни разу не напал (физически), хотя в высказываниях порой бывает несдержан и не проявляет иногда уважения, которое следовало бы выказать в отношении к своему учителю. Но, уверен, этот-то момент я смогу подкорректировать.

Он спросил меня, почему я хожу на двух ногах, а он — на четырех. И почему мы так непохожи один на другого. Ведь он эльф, правильно?

Мне пришлось объяснять, что он — «не совсем эльф», но ходить на двух ногах может и должен, так удобнее, потому что тогда передние конечности освобождаются и их можно использовать для каких-нибудь других целей. Мизинец тут же поднялся на задние ноги и прошелся по хибаре, глядя на меня и ожидая одобрения. Сообразительный малый!

Мы побродили по окрестностям, я показывал ему разные растения и рассказывал о них.

Ладно, это все ерунда. Вот утренний вопрос… похоже, я кое-чего серьезно не учел. Во всех наших односторонних «беседах у окна», я, конечно же, рассказывал ему о эльфах. Ну, не только о них одних — о гномах, драконах, троллях и прочих разумных расах — тоже. Но я ни словом не обмолвился о кхаргах. Во-первых, потому что в основном просто пересказывал легенды, предания, истории, которые сам когда-то слышал, а ничего не выдумывал. Во-вторых же… как ни крути, одно только существование звероящеров — уже проблема, тянущая за собой целый ворох задачек морального, психологического, политического, философского и пр. характеров. И решать их — не мне одному. Так что скользких тем я в «беседах у окна» по возможности избегал.

Доизбегался.

Теперь и не знаю даже, как мне быть. Как объяснить Мизинцу, что он — всего лишь подопытное животное, эксперимент, проведенный мною в важных целях, — а что ему, пострадавшему, до целей?! Он ведь, выходит, никогда не сможет возвратиться к своим сородичам, жить нормальной жизнью… даже детей у него никогда не будет. Ведь он не знает языка кхаргов, а значит…

В общем, над всем этим мне еще следует хорошенько подумать.

Итак, читать он наконец научился. Вопреки всем сложностям. Это должно было бы радовать меня, но нет, признаюсь, я напуган.

Ко всему добавилась еще одна неприятность. Вернее, это сейчас я считаю ее неприятностью, а раньше воспринял бы с удовольствием, как еще одну свою победу. «Коллеги», явившись позавчера, сообщили, что в ближайшие пару месяцев смогут наведываться ко мне раза в два реже, чем обычно. У них там какие-то проблемы, не проблемы даже, а «крайне интересные исследования», и тратить время на визиты ко мне они не желают. Тем более, что я, молодчага этакий, прекрасно сам справляюсь и в подвозе продуктов и предметов первой необходимости так часто не нуждаюсь. Касательно же их функций тюремщиков-надзирателей, то «коллеги» сочли, что я давным-давно доказал свои добрые намерения и отсутствие желания сбежать. Наконец-то, не прошло и столетия, они сообразили! …И как раз тогда, когда, пожалуй, я впервые за весь срок «заключения» нуждаюсь в их частых визитах.

Но я решил ничего им не говорить. Не в этот раз. Возможно, в следующее их посещение. Покамест еще рано.

Пугают же меня два момента. Во-первых, то, что Мизинец научился-таки читать. Опять вынужден признать, здесь моя ошибка. Мне не следовало давать ему понять, что сие вообще для него возможно. Но разве я задумывался об этом, когда вел свои «беседы у окна»? Теперь же мне приходится спешно переоборудовать собственную хибару (или, как я ее называю, хибару ј1), устраивая там отдельный тайник для книг. Жаль, что я не отослал их с «коллегами» — впрочем, это могло бы вызвать у последних определенные подозрения. Но и позволить Мизинцу прочесть некоторые из книг я не могу. Просто не имею права!

Отдельный тайник, пожалуй, мне следовало бы оборудовать и для этого дневника, но я не тороплюсь. Рукописные тексты Мизинец читает хуже, я проверял. Кроме того, вряд ли у него появится возможность ознакомиться с дневником — эту книжонку я постоянно тягаю с собой, хоть она и тяжеловата.

Во-вторых, меня пугает то, что отныне мой звероящер начал забираться в странствиях все дальше и дальше от дома. Я не пророк, но предсказать дальнейшие развитие событий способен. Сперва он заметит кхаргов (и не приведи Создатель, чтобы те заметили его раньше!). Возможно, я прежде сам расскажу о них, дабы предостеречь Мизинца от ненужных и опасных ошибок. Но потом он — и это неизбежно! — станет наблюдать за ними и обнаружит то же, что и я: структуру их общества, то, как они выращивают детенышей и пр. Он поймет, откуда я взял яйцо (впрочем, здесь можно соврать, что нашел в джунглях — нелепая выдумка, но вдруг поверит). Поймет, что никогда не станет своим среди эльфов; поймет, что он — лишь игрушка в моих руках, научный эксперимент. Сколько бы я ни доказывал обратного… в конце концов, отчасти ведь это на самом деле так — моя привязанность к нему не настолько сильна, я веду себя с ним не так, как велит мне мое сердце, но — как диктует разум ученого, просчитывая возможные последствия каждого моего слова и действия. Короче говоря, он поймет. И вот тогда… не знаю, что будет тогда.

Возможно — какой бы уродливой, жестокой ни показалась мне эта мысль, но — возможно, было бы лучше не сообщать Мизинцу про его сородичей. И тогда они отыщут его раньше, у них ведь отлично развито обоняние.

Сам я убить его не могу.

Впрочем, нет, я не могу и послать его на смерть. Потому что тогда кхарги решат, что где-то здесь, в еще не исследованном ими районе, обитают подобные им существа. И обязательно отправятся сюда на их поиски.

А найдут меня.

Теперь я, кажется, впервые с того дня, когда попал в свое «заключение», почувствовал таки себя в тюрьме — каменном мешке, из которого нет выхода.

Вот, это случилось. Мне, конечно, следовало догадаться. Мизинец нашел книги. По запаху.

Когда я вернулся в хибару ј1, он читал, читал с жадностью, бешено перелистывая страницы. И едва учуял меня, тут же набросился: «Почему ты не показывал мне их?! Ведь я давно уже прочитал то, что ты мне давал раньше!» Иногда он бывает очень агрессивным.