Татьяна Зингер - Чтица Слов Страница 70

— Есть иная кандидатура?

— Я, — ухмыльнулся наемник.

Да уж, лучше претендента не сыскать. Самоуверенный, любвеобильный и не умеющий держать язык за зубами — кого ещё направить в логово к ведьмам?

Зато будет не жалко, когда его сожгут на костре.

— Не говори глупостей.

— Чего же ты страшишься, лорд? — Дарго причмокнул и встал с кресла. С подноса выхватил кружочек сыра и, скатав его в трубочку, отправил в рот. — Что я завоюю твою женщину? Вернусь к ней спасителем, а ты останешься в дураках?

Трауш рассмеялся.

— Нет.

— Тогда я поеду в составе делегации и буду вести диалог от твоего имени. Красочным словам обучен, а где запнусь — помогут всезнающие тени.

— Только через мой труп. Если я не отправлюсь лично, то пошлю дипломатов. Точно не тебя.

Брови наемника сошлись на переносице. Рука потянулась к кинжалу, свисающему с ремня, но тут же отдернулась. Он сделал глубокий вдох и выдохнул сквозь зубы.

— А кому ты можешь довериться, если не мне? — Внезапно в облике появилась суровость. — Кто искренне желает счастья Сольд? Накрахмаленные дипломаты, которые продадутся при первом же удобном случае? Им важен вкус звонкой монеты. Мне — нет. Я люблю эту женщину, я хочу, чтобы она улыбалась, пусть даже такому черствому сухарю, как ты. — Дарго всё-таки достал кинжал и сжал рукоять, будто ища в ней успокоения. — Поедешь сам? Отлично! Но когда тебя убьют ведьмы, Пограничье погрязнет в распрях. Давние враги напомнят о себе и тут же предъявят права на трон. А Сольд выбросят на помойку, если не усадят в темницу. Этого ты добиваешься, лорд? Ради этого ты вытаскивал её из рабства? Чтобы она сдохла в клетке? — Он воткнул кинжал в столешницу. — А даже если ты выживешь — Сольд останется здесь совсем одна. С опасным ребенком. С изменниками и предателями. Я защищу её от воинов, но не от политических интриганов.

Трауш не ответил. Бесов наемник был прав. Опять! Когда этот деревенский дурачок, который раньше умел только соблазнять служанок и напиваться вдрызг, набрался ума?

А может, глупел лорд, ибо неспроста говорят: правитель должен быть хладнокровен, иначе его правлению цена — гнутая медянка.

Они долго сверлили друг друга взглядами. А после, так и не дождавшись разрешения, Дарго отодвинул шторку и бросил на прощание:

— Я уеду после благословения вашего сына.

… Вечером Трауш прокрался в покои к любимой супруге. Он обдумал слова Дарго и даже вызвал наемника к себе. Обговорил с ним детали. Вслушался в сердцебиение. И относительно успокоился.

Пошлет вместе с ним десяток лучших дипломатов и одного замаскировавшегося воина. Если что — Дарго устранят быстро и незаметно.

На столе в вазе лежали налитые краснотой персики, и невозможно пахло югом и сладостью, но Сольд не тронула экзотических фруктов. В пальцах её плясали спицы. Правительница Пограничья вязала детский носочек. У неё не получалось, она сбивалась со счету, вздыхала обреченно, будто и не носочек вязала вовсе, а что-то бесценное; и вновь принималась считать.

Шаг, второй. Легкий поцелуй в макушку. Еле удержался, чтобы не зарыться в мягкую копну волос.

— Возможно, мы вылечим сына, — прошептал Трауш.

Сольд вздрогнула, и моточек ниток покатился с её коленей на пол, обвился вокруг ножки стола.

Трауш рассказывал подробно. За день он изучил отчет Трио, а потому запросто сыпал важными мелочами. Разумеется, не обмолвился про жертву (а точнее — за жизнь высокородного ребенка платили жизнями десяти бедных детей его возраста) и темноту заклинания. А Сольд, обычно проницательная, так хотела поверить в чудо, что верила и ни о чем не спрашивала. Кроме одного:

— Неужели всё наладится? Дарго справится?

— Разумеется, дорогая. Я верю ему.

Покривил душой, но Сольд не заметила и этого.

Он взял её холодные ручки в свои, размял каждый пальчик. Ненасытными поцелуями покрыл ключицы и прочертил губами путь ниже, к груди. Сольд впервые за долгое время не отказалась от близости, а поддалась на ласку.

Завязки на её рубашке долго не поддавались, и леди хихикала, повторяя:

— Щекотно!

И сама целовала, и гладила кожу, вызывая мурашки и неистовое желание. Помогала избавляться от ненужных вещей, что царапали разгоряченные тела, скидывала с себя юбку.

Их страсти помешала кормилица. Она ворвалась в опочивальню с заходящимся в крике младенцев. Окинула лорда и леди смущенно, но не удалилась, а протянула ребенка.

— Ничего не желает: уж и грудь подставляла, и по спинке гладила, а он всё в рыданиях заходится. По вас соскучился, не иначе.

Сольд как была, в одной рубашке, подхватила младенца, и тот замолк, будто специально. Кормилица исчезла в дверях. Но момент был окончательно испорчен. Вскоре леди сидела, укачивая ребенка и напевая колыбельную, а тот дул губки и куксился, если она замолкала.

— Скоро у нашего сына благословение, к тому дню ему нужно дать имя, — словно в продолжении песенки пропела она.

— Я помню, ты хотела назвать его в честь отца. Так пусть Тео, — вздохнул Трауш.

Пусть так. Он ожидал согласия и улыбки, но вдруг с Сольд случилось то, что бывает с капризными женщинами. Не с ней. Щеки вспыхнули. В глазах засверкали молния. Она топнула ногой.

Ребенок не проснулся.

— Не его, а сына! Твоего сына! И что значит: «пусть Тео»? Пусть?! — Она разъярилась, и туманы её хлестали по полу змеями. — Ты называешь первенца абы как, только бы я от тебя отстала?

— Сольд?.. — Смена настроения потрясла Трауша.

Леди зашлась в слезах, но мужа к себе не подпустила. Младенец начал хныкать, ручонками цепляться за материнские волосы.

— Сольд, да послушай ты!

— Пожалуйста выйдите, лорд. — Она отпихнула его и, прижав ребенка к груди, добавила: — Я не желаю вас видеть.

…На издыхании весны, когда зацвели яблони, благословили первенца правящей семьи.

В храме у Круглого озера столпились самые приближенные к лорду и леди — судя по беглому осмотру, теней сорок-пятьдесят, и это при том, что у Трауша в принципе не было друзей. Вся обслуга поместья, мимолетные знакомые Сольд — за короткое время эта поразительная женщина умудрилась сдружиться с половиной Пограничья.

Трауш горестно вздохнул.

Жрец в белых одеяниях принял нагого младенца из рук матери — Сольд погладила кончиками пальцев лобик малыша, — поднес с круглой чаше, до краев наполненной душистой водой. Забубнил нудно и долго о таинстве зарождения и о богах, что взирают на первенца высокого лорда и леди.

— Что вы за изверги такие, — вздохнул белобрысый наемник Дарго, крутящийся поблизости с Траушем. — Топить неповинного ребенка!