Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер Страница 72

Он произнес спокойно, но я уловил растущее раздражение:

— Сэр Ричард, это не новость.

Я сказал торопливо:

— Я не имею в виду раскол в церкви и разногласия среди священников! И, конечно, не простой народ, да пошел он в задницу, компост демократии...

— Сэр Ричард?

— Не знаю, — сказал я со вздохом, — что вы видели, но я... впервые в жизни!., ощутил себя пешкой в чужой игре. Это так часто говорят, что в зубах навязло, ах-ах, он был пешкой в руках могущественных сил, но сумел понять, усвоить, освоить, удрать, вывернуться, избежать... и все такое. Я гордился тем, что всегда крепко и бестрепетно держу свою судьбу за горло, как какого-нибудь гуся на ярмарке, рулил туды, куда изволил, и творил то, что хотел, хотя задуманное и не всегда получалось, но это у меня были пешки, а не я пешка. А теперь понимаю — еще какая пешка, самая мелкая, в лупу не сразу увидишь...

— Продолжай, сын мой, — сказал он тем же голосом. — Слышу глубокую скорбь и тревогу в твоем якобы бодром голосе.

— Отец Дитрих, — произнес я с чувством, — впервые в схватку вступили главные силы.

— Продолжай.

Я сглотнул тяжелый ком в горле и сказал хрипло:

— Если Маркус не остановить, это разрушит не только землю. Для темных сил это победа над самим Господом! Не в прямом смысле, конечно, отец Дитрих, не смотрите на меня такими дикими глазами...

— Продолжай, — произнес он сурово.

— Наш Господь верил в человека, — сказал я быстро и с жаром. — Он любил человека и вверил ему всю землю, поставив его хозяином! А Темные ангелы уверяли, что человек все изгадит и засрет, вы же видите, это всего лишь ком сырой глины, а вот мы — создания из чистого света, благородные и безупречные... Сатана и другие, кто завидовал человеку, уговорили Господа дать им время до конца света, пообещав сбить человека с пути истинного и тем самым доказать Господу, что Он зря передал землю человеку, а не им...

Отец Дитрих сказал нетерпеливо:

— Сын мой, это я знаю лучше тебя. Что за исполинскую битву я зрел в долине у подножия холма?.. Были бы только люди, я бы спрашивать не стал, как ты понимаешь.

— Отец Дитрих, — сказал я несчастным голосом, — я именно та пешка, что начинает первый ход в игре, запуская движение исполинских сил с обеих сторон. Ну так уж получилось. Наверное, я оказался не в то время и не в том месте. Или, наоборот, в том месте и времени...

— Продолжай.

— Эти силы и столкнулись, — сказал я. — Весьма.

Он смотрел на меня пристально, всматриваясь в самую глубину моей, надеюсь, бездонной мохнатой души, красивой, богатой и достойной, несмотря на некоторую корявость, что именуется мужественностью и нашими мужскими достоинствами.

— И?

— Силы столкнулись, — повторил я уже упавшим голосом, — даже обрушились друга на друга очень даже... реально, грубо, зримо... как водопровод, сработанный еще рабами Рима... в общем, у меня все путается, я тоже по голове получил. Раньше только оглядывался, где это стучат, а теперь уже больно, умный стал, значит-ца... В общем, да позволено мне такую дикую формулировку, но ангелы всякий раз надеялись, что Господь вот-вот смахнет с лица земли этих противных потомков Адама и отдаст такой дивный сад им. Но Господь то из Всемирного потопа дал спастись семье Ноя, то отдельные города выжигал, как клоповые гнезда, а людей целиком все никак... но наконец-то вроде решился!

Отец Дитрих перекрестился.

— Значит, дьявол и его подручные сумели опорочить человека перед светлым ликом Господа?

— Да там и стараться особенно не надо, — сказал я жалко, — сами знаете, отец Дитрих, человек все еще такое говно... Но Господь еще и милосерден, потому все же дал и на этот раз человеку шанс. Заранее, как и о потопе, предупредил народы о неминуемой расплате, явив эту Багровую Звезду Смерти в чистом небе, которое мы никогда больше не узрим. Вот тут-то и началось...

— Сэр Ричард?

Я сказал со вздохом:

— Ангелов затрясло, как Светлых, так и Темных. Вдруг да Господь и на этот раз сжалится и пощадит человечество? Нужно не дать потомку Адама выкарабкаться, нужно запихнуть его в пучину разврата глубже, явить перед светлы очи Господа все его грехи, блуд и непотребие... и тех, кто намерен сражаться с карающим мечом Господа, Маркусом, устранить любой ценой, а то вдруг у них что-то да получится.

Он покачал головой, не сводя с меня встревоженного взгляда.

— Я тоже заметил, что во всех королевствах резко возросли блуд, убийства, грабежи, разврат и прочие непотребства... но думал, это потому, что перед концом света народ пускается во все тяжкие.

— Нет, — сказал я горячо, — это работа пятой колонны!.. Враг из-за мировой кулисы подбивает наших граждан к противоправным действиям, к беспорядкам, развращает наши умы и души, разлагает и вредит всячески, убирая сильного противника с пути... Он всегда так действовал, но сейчас, в последние дни перед Армагеддоном, старается убрать тех немногих, кто пытается дать отпор!

Он тяжело вздохнул.

— Понимаю. Убрать маяк — лишить нас последних шансов на победу. С кем вы сражались? И кто был с тобой, сын мой? Кто сражался столь доблестно?

Я сказал нерешительно:

— Отец Дитрих... вы человек широких взглядов... но то, что скажу, ввергнет в ненужное беспокойство и смущение душу... Скажу только, что к нашему несчастью практически все ангелы хотели бы, чтобы человек исчез, а землю Господь отдал им. Разница между ними только в том, что одни промолчали в тряпочку, а другие возмутились. Тех, что смиренно промолчали, не решаясь поднять голос против Господа, мы отныне зовем Светлыми ангелами, а взбунтовавшихся — Темными, хотя на самом деле те и другие, уж простите, такое говно, если все называть своими именами!

Он выглядел усталым и постаревшим, я взял его высохшую кисть руки и почтительно поцеловал.

— Никому этого не говорил, отец Дитрих, и не скажу. Но сейчас водораздел проходит не между Светлыми и Темными, а между теми, кто хотел бы гибели потомков Адама и кто хотел бы его уберечь.

Он вздохнул еще тяжелее.

— Такие есть?.. Впрочем, вы правы, сын мой. Они есть, и мудрость Господа в этом велика.

— Отец Дитрих, — сказал я, выпрямляясь.

Священник стоит почти у самого оцепления, я вскинул руку и сделал подзывающий жест ладонью. У него оказалось хорошее зрение, тут же заспешил в нашу сторону..

Отец Дитрих начал подниматься, я торопливо подхватил, помог, он перевел дыхание и сказал с чувством:

— Благослови тебя Господь! Держись, сын мой. Наступают самые трудные времена. Держись. Будет трудно.

— Уже трудно, — заверил я.

— Будет еще труднее, — успокоил он. — Вообще будет невыносимо! Но вынести придется. Господь не зря нас испытывает! Что-то готовит.