Анна Михалевская - Золотые нити сердца Страница 8

Несмотря на разность характеров, Ариэль и Мэрилин были очень дружны — они доверяли друг другу свои самые важные секреты и строили самые грандиозные совместные планы. Ариэль обычно была зачинщицей таких событий, как розыгрыш занудной тетушки Эмили с фейерверками из-под подушек и прочими неожиданностями, или переворотов на кухне, когда соль пересыпалась на место сахара и мука мешалась с манкой. Мэрилин не останавливала сестру в таких ее благородных порывах, иногда даже давала несколько дельных советов, как поинтересней все обустроить, но никогда не участвовала в этом сама. Роль стороннего наблюдателя ей была куда более интересна. Природа вокруг куда более разнообразна, чем развлечения, которые могут себе выдумать люди. А набегающие на гладкую полосу прибоя волны куда более непредсказуемы, чем проделки Ариэль.

ГЛАВА 7

Их беленький аккуратненький дом-пряник стоял на опушке хвойного леса, за которым отчаянно плескалось море. Шансов добраться до дома с запада — противоположного направления, не было никаких. Через несколько вспаханных полей путника встречал зев необъятной пропасти. Такой глубокой, что и дна не рассмотреть, и не понять даже, что там может быть, и такой широкой, что противоположный край терялся на горизонте и становился почти нереальным. Отвесные края пропасти были покрыты на удивление яркими цветами, которые Мэрилин — любительница прогулок по окрестным лесам — не встречала нигде в другом месте. Обнаружив их впервые, она, конечно же, сорвала целую охапку, чтобы порадовать домашних своей находкой. Пару раз чуть не сорвалась вниз, заскользив по влажной траве обрыва. Но ее героического открытия так никто и не оценил. За десять минут цветы увяли, через пятнадцать высохли, как будто их продержали в толстой книжке меж страниц не менее двух лет, а вскоре и вовсе рассыпались в пыль… Мэрилин расстроилась, но не только потому, что никто не увидит букет в тот вечер. Ей было стыдно, что она лишила жизни такие красивые существа, и эти смерти к тому же оказались так бессмысленны. Вечером в этот же день она поделится своими мыслями с Ариэль, на что та ей ответила:

— Будь спокойна, сестренка. Цветы тебя уже простили, а вот наши старушенции — "старушенциями" Ариэль называла всех маминых гостей, некоторые из которых были немногим старше ее — в погоне за экзотикой загремели бы в эту проклятую бездну, и все бы мы ходили потом в трауре целый месяц, и держали бы пост… Нет, хорошо, что так вышло. Ты же нас просто спасла! — и Ариэль громко чмокнула сестру в щеку.

Мэрилин слабо улыбнулась в ответ, и погрузилась в свои мысли.

Обычно гости миссис Чилии прибывали в их дом с юга. Они приезжали на дорогих повозках, запряженных породистыми лошадьми — возницы громко щелкали языками, дамы брезгливо закрывали веерами лица от пыли, кавалеры с неизменной галантностью сопровождали своих спутниц. Каждый раз для Мэрилин это выглядело совершенно одинаково. Люди были разные, да. Многообразию цветов и фасонов нарядов позавидовали бы самые экзотические обитатели тропических лесов — и это верно. Каждый гость страдал уникальным творческим порывом, свойственным ему и только лишь ему. И все же, они были одинаковыми. Ну, как куклы из лавки в Большом Городе, куда один раз миссис Чилия взяла девочек, когда они были еще маленькими. Куклы в глянцевых коробках с синими, желтыми, рыжими волосами. У них миниатюрные сумочки и туфельки с резиновыми каблучками, у каждой свое имя, свой цвет платья, и даже своя прическа. Но вот только если их раздеть, и разобрать на части, то внутри будет одна и та же пустота.

Мэрилин больше любила северную сторону дома. Не освещенная слишком ярким солнцем, она всегда готова была превратиться в тайну для тех, кто хотел эту тайну там видеть. Темные силуэты гор на горизонте, свежий и живой ветер, густые тени знакомых с детства деревьев, сладкий запах сухой травы — только зажмурься и в мгновение ока это все станет чем-то другим. Чем именно, Мэрилин не знала, просто предполагала, что северное зазеркалье может быть очень похоже на те истории, которые она слышала от своей бабушки. Истории мало отличались одна от другой, но девочка просила рассказывать их каждый день — будто она искала вход в придуманный мир, и никак не могла найти. И не удивительно, что они ее так увлекали — слишком уж много там было диковинного! В этих историях люди жили большими семьями, а не просто встречали и провожали гостей, как они в своем доме; жители тех времен проходили через много войн, они убивали сами, и их убивали тоже; их жизни зачастую были короткими, но до краев полны любви. Да, да, именно любви — словно зная, что следующего шанса может не представиться, они не откладывали свои лучшие чувства на потом, и впускали любовь каждый раз, когда она стучалась им в двери.

Мэрилин казалось, что она любит миссис Чилию, да и Ариэль тоже, но она не была уверена, что это именно та любовь, о которой рассказывала бабушка. Самое интересное, что Мэрилин и бабушку свою-то не помнила. Ее истории, голос, которым она их рассказывала, навсегда засели в голове девочки. А вот было ли на лице бабушки участие и забота, либо она задумалась и смотрела в даль — на нежное утреннее солнце или на закатные блики, шли они при этом вместе на прогулку, или бабушка сидела у кровати заболевшей Мэрилин, а может и Мэрилин помогала ухаживать за старенькой бабушкой — таких воспоминаний в памяти девочки не сохранилось. Но и самих историй оказалось достаточно для того, чтобы заставить девочку "заболеть" тем, другим миром. Заболеть до такой степени серьезно, чтобы считать его более настоящим, чем некоторых из маминых гостей.

Однако этой необычной "болезни" Мэрилин почти никто не замечал. Каждый был занят своими вполне обычными недугами. У миссис Чили от забот "раскалывалась" голова; ее гости время от времени страдали несварение желудка от злоупотреблений деликатесами; бывало, что и Ариэль настигали детские болезни, которые, правда, благодаря ее жизнерадостной натуре, быстро сходили на "нет". Тут уж не до каких-то там исканий и невыразимых ощущений, происходивших к тому же в голове другого человека.

Исключением из общего правила был Сильвио — поваренок, чуть старше самой Мэрилин, глупее человека не сыщешь во всем доме. Но вот с чутьем у Сильвио было все в порядке. Он безошибочно определял погоду, везение и людей. Прачки не раз убеждались, что если уж поваренок сказал: "Сильвио знает — дождь, будет дождь", то лучше ему поверить, чтобы не возиться потом с грязным бельем. С везением было еще проще — не успевали игроки бросить кости, как бог весть откуда взявшийся Сильвио начинал предрекать исход партии и, как это не бесило других, оказывался прав. Его терпели, но не очень-то любили — трудно было смириться с тем, что твою судьбу вещает дурак, который и книжек-то читать не умеет.