Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК Страница 83

  — Вас не смущает, молодой человек, что на добром десятке живых и мертвых языков ваше имя переводится как «свинья»? — не удержался и я. — Что же до вашей фамилии... или что это — патроним?

  — Мне такие языки неизвестны.

  — Ну как же, — продолжал резвиться я. — Эти языки следует  знать всякому индивидууму, который почитает себя образованным: авестийский, хантыйский... да и мансийский, кстати. А вот ваша фамилия...

  — Я похож на свинью? — спросил он.

  — Не слишком. Скорее на Авраамова овна[67].

  — Овна! — повторила дева Шизгариэль и прыснула.

   Она выглядела намного глупее и проще своего спутника, и оттого,  наверное, симпатичнее.

  — Вот и напрягите абстрактное мышление, — посоветовал юнец пренебрежительно, — попытайтесь спроецировать на это звукосочетание образ меня как человеческого существа, а не какой-нибудь супоросой свиньи.

  — Трудновато, — признал я. — То есть, разумеется, с абстрактным  мышлением у меня дела обстоят хорошо. Но и с инертностью ассоциаций тоже все неплохо.

  — В конце концов, каждый слышит в меру своей испорченности, — процедил он через плечо.

  — Тихо, — сказал я.

  — Что, аргументы кончились?

  — Просто заткнись, сопляк.

   Разговоры пресеклись.

  — Что случилось, морячок? — негромко спросил Колонель.

   Вместо объяснений я приказал:

  — Глуши мотор.

  — А он  потом хрен  заведется, — пробормотал было Хрен Иванович, однако же подчинился.

   Катер неспешно сносило к руинам моста.

   В беспросветно ровный  шум воды едва различимо вплетались размеренные механические звуки.

  — Что за хреновина... — просипел машинист.

  — Это не хреновина,- — сказал Колонель. — Это винты. Вертушка идет.

   «Как тривиально», — подумал я.

14

   Черный Чоппер.

  — Не стоило  глушить,  —  сказал  Колонель сквозь зубы. — Могли бы успеть.

  — Не могли, — проронил я.

  — Может, и не могли. Но рискнуть стоило. Ты зачем судно остановил, мудило? — обратился он к машинисту.

  — Так ведь он сказал глушить, я и заглушил...

  — А скажи он тебе башкой в стенку биться?..

  — Сейчас ракетой саданет, — пробормотал Астеник.

  — Какой еще ракетой?! — спросила Анна драматическим шепотом.

  — Известно какой... С теплонаводящейся головкой. У них такие завсегда имеются.

  — Глупости, — возразил Носатый, демонстрируя  необычайные познания в обсуждаемом предмете. — Нет там никаких  тепловых головок. Обычные  «вихри» с лазерным наведением. Да с нас и пушки хватит.

  — Какой еще пушки?!

  — Авиационной,  тридцатимиллиметровой.  Порвет в клочья...

   Дева Шизгариэль тихонько захныкала. Ее спесивый спутник исчез из виду. Должно быть, забился в самый дальний закуток, то есть вел себя в полном соответствии с избранным именем.

   А действительно, зачем мы остановились? Наверное, я просто хотел сосредоточиться и придумать адекватный, но «асимметричный» ответный ход. Играть так играть.

   И теперь было самое время этим заняться.

   Чоппер завис над водой в отдалении, красиво срывая верхушки волн  и дробя мерно рокочущими винтами в кисейную пыль. Медленно развернулся носом в нашу сторону. Стекла кабины были густо  затонированы, как у бандитского «мерседеса».

   Пальцы Анны мертвой хваткой сомкнулись на моем запястье.

  — Аккуратнее, — сказал я. — Будут синяки.

  — Что? — переспросила она.

  — Гематомы, —  пояснил я. — Подкожные полости, заполненные кровью. Руку отпустите.

   Она энергично помотала головой, но не отцепилась.

   Итак, что я там себе напридумывал, пока размышлял о природе неведомо откуда взявшегося катера? Левиафан со дна речного? Не бог весть какой креатив... и все же не столь истерто. Сгодится для психической атаки.

   Если, разумеется, у моего противника есть психика.

  — Заводи, — сказал я.

   Судя по всему, у Хрена Ивановича возникли  те же проблемы со слухом, что и у женщины.

  — Ч-чего?

  — Заводи, мать твою, — повторил я, добавив голосу стальные нотки.

  — То глуши, то заводи...  Ни хрена не заводится! — объявил он плачущим голосом. — Я же говорил!..

   «А вот это уже обычное  жульничество, — подумал я. — Передергиваете, сударь... не имею чести знать вашего имени и происхождения...»

  — Уймись, дядя, — сказал я. — Сейчас у нас все на свете заведется.

   Дальше вот что.

   Мотор оживает в тот момент, когда Черный Чоппер совсем уже созрел, чтобы пустить нас на дно своими ракетами. Или пушкой, кому что больше нравится.

   Но я не могу дать ему этой возможности, потому что так диктует мне Веление.

   И лучше никому не знать природу той силы, что расцепила намертво сплавившиеся шестеренки мотора.

   А еще в самой глубокой расселине речного дна от тысячелетней дремы пробуждается левиафан.

   Одно из моих стародавних умений — всезвание. Иначе — «апелляция к сверхъестественным силам природы». Я знал об этом своем качестве чуть ли не с момента пробуждения, но вот пользовался ли когда-либо, уж и не помню...

   Если кому-то  неизвестно: у каждого мало-мальски значительного водоема есть свой левиафан. Не то хозяин воды, не то блюститель мирового порядка в локальных объемах. Так уж было предусмотрено при сотворении этого мира. Чем больше водоем, тем крупнее блюститель. Разумеется, речной левиафан не идет ни в какое сравнение с морским, а что уж говорить об океаническом, чьи размеры ограничены только  просторами для маневра на средних глубинах!.. Но  даже у этой по-прежнему безымянной реки левиафан достаточно велик, чтобы поразить неподготовленное воображение (поэтому на катере орут все, кроме меня), а заодно проглотить в два-три приема военный вертолет в полном боевом оснащении.

   Со стороны, наверное, это выглядит невыносимо ужасно. Что же до меня, то я развлекаюсь. В самом деле, есть нечто комичное в зрелище левиафана, что растопырил ласты на манер воздушных крыльев и, бешено работая гребнистым хвостом, надвигается разверстой пастью на чоппер, который раком-боком пытается от него увильнуть. А ведь не увильнет — от левиафана никто и никогда не уходил.

   Титанические челюсти с лязгом  смыкаются на вертолетном хвосте. Несущий винт напоследок срубает одну из пластин головной части гребня, но, натолкнувшись на замшелые от старости спинные наросты, разлетается вдрызг. Все же левиафан — тварь матерая, доисторическая. .. Осколок винта с артиллерийским свистом проносится над нашими головами — все, независимо от пола, возраста и социального положения, рушатся ниц.