Илья Новак - Магия в крови Страница 9

— Ух ты! — сказал вагант. — А у барышни волосы не светлые ли?

— Ага, милок. Беленькие такие.

Толстяк крякнул и затопал к дому.

— Вач! — позвал Бреси, но хозяйка сказала:

— А и пусть идет, пусть. Все одно вам в дом заходить. Берите пожитки свои, если есть. Сейчас брат мой выйдет, лошадь распряжет.

Дук только успел взять котомку, как Вач вылетел из дверей и проревел:

— Где? Женщина, старик! Где?!

Все трое заспешили к нему.

Вач устремился было к дверям, что вели во вторую половину дома, но Бреси вцепился в его локоть.

— Друган, да погоди ты! Ты что делаешь? Ежели они спят — так и пусть себе спят. — Он заскользил подошвами по деревянному полу, пытаясь остановить толстяка. — Ты пойми, они же господа, богачи, не бродяги какие! Кабан, ты что, собираешься ночью к молодой барышне в комнату сунуться? Она ж тебя и не видела никогда. Спужается и прогонит, и в слуги к себе не возьмет...

Доводы эти дошли до рассудка Вача, уже когда он грудью распахнул дверь. Толстяк замер, приоткрыв рот, и на лице его отразилось мучительное раздумье.

— До утра надо подождать, — добавил вагант, пытаясь увести его обратно. — Теперь-то они от нас никуда не денутся. Утром встанут, и мы встанем, и я им все разобъясню.

Вач постоял, затем сказал:

— Утро?

— Ну да, ну да. Давай, пошли.

Из кухни появился хозяин, одетый, как и его сестра, в мешковатую одежу с длинными рукавами. На голове была шапка с меховыми отворотами, сейчас опущенными и завязанными двумя веревочками под подбородком — так что виднелся лишь овал морщинистого лица да нос-картошка. И еще — край раны на левой щеке.

— Иди лошадь распряги, — сказала ему женщина. — Видишь, сколько гостей у нас.

Когда хозяин вышел, она добавила, обращаясь к рассаживающимся за столом путникам:

— Он молчаливый у меня совсем. За день может и слова не сказать, только кивает или руками машет, не удивляйтеся.

— Рана на щеке у него, — подал голос Дук. — Что случилось-то?

Женщина расставила на столе тарелки, принесла чугунок с похлебкой, чашки и краюху хлеба.

— На сук напоролся в лесу, — пояснила она. — Коза у нас с привязи сорвалась, он за ей погнался да и... Сильно как — я думала, все, помрет мой брательник. А после лекарь как раз мимо проезжал, так сказал, что рану заматывать нельзя, чтоб, значит, ее свежий ветер овевал — тогда, мол, быстрее затянется.

Бард Бреси возразил, разламывая хлеб:

— Это вам глупый какой-то лекарь попался. Рану промыть надо да завязать. А если ее свежий ветер беспрерывно овевать будет, так она от того, наоборот, загноиться может. Вот еще, тетенька, вспомнил я. Вы мне потом кафтан не залатаете? Прореха там на спине.

Когда все поели, хозяйка сказала, что остались свободными только две комнаты. Договорились про оплату, решили, что в одной будет спать Бард Бреси с Вачем, а во второй, угловой и самой маленькой, — Дук.

— Вы ж только смотрите, тетенька, чтобы господин с внучкой раньше нас не встали и не уехали, — сказал вагант, зевая. — Нам с ними потолковать надо обязательно.

Хозяйка отвечала:

— Если они ни свет ни заря поднимутся, разбужу вас. Но они ж богатые господа, навряд ли привыкли с солнцем вставать.

Подсвечивая лучиной, она провела в комнату сначала Вача с Бардом, а после и Дука, который на ходу внимательно разглядывал двери других помещений.

— Мамаша, ты мне свечку дай, — сказал Жиото, окидывая взглядом комнатенку, где из мебели были только кровать да табурет под закрытым ставнями окном.

— Так, может, плошку тебе?

— Не, мне поярче надо. Есть у тебя свеча?

— Есть-то есть, но они ж дорогие, милый.

— Вагант утром заплатит, — махнул рукой Дук.

Хозяйка принесла горящую свечу на глиняном блюдце и поставила на табурете.

— Ты долго не жги, ложись побыстрее спать, — напутствовала она Дука. — А то не заметишь, как приснешь, свечу не погасишь — не ровен час, пожар мне устроишь.

— Ладно, иди себе, — сказал Дук, и хозяйка ушла. Спать хотелось сильно, но ложиться было нельзя.

Жиото стащил с кровати одеяло, расстелил на полу и осторожно выложил содержимое котомки. Свечу поставил рядом, сел, поджав под себя ноги, раскрыл книжку и стал читать. Глаза слипались, несколько раз Дук ловил себя на том, что они закрываются сами собой, и голова начинает клониться подбородком на грудь. Он вздрагивал, моргал и тер веки кулаками.

Комнаты не заперты, двери тут не скрипучие... А все одно Кабан обязательно проснется, если попробую пройти к ним, размышлял Дук. Но он вызвал бы подозрения, если бы стал настаивать, чтоб его положили вместе с вагантом, а толстого — отдельно. Нужно подождать подольше, и уж потом... Он припомнил, как на телеге дремлющий Вач чуть что — тут же, открыв глаза, быстро оглядывался, и пальцы его при этом сжимались на топорище. Самое досадное, что жизнь Кабана, да и ваганта тоже, Дуку совсем не были нужны. Он хотел лишь добыть красный кафтан, вернее — кошель, пришитый, как он надеялся, до сих пор к его подкладке. Хотя и кафтан надо вернуть, дорогой ведь. Наверняка юнец кошель обнаружил, а дальше — куда его деть? Не в котомке же таскать такое богатство. Нет, он, скорее всего, вытащил несколько монет — в кошеле были не только драгоценности с каменьями, но и обычные деньги, — а остальное вернул на место.

Дук закрыл книгу — все равно читать не получалось, — взялся за посох, взвесил его в руке. Трудное дело: зарезать Кабана, зарезать ваганта, чтоб хозяева не проснулись — а если проснутся, так и их тоже. Хотя они-то как раз не опасны. И еще старик с внучкой! — сообразил он. Что там за старик такой? Дук помнил, как белели волосы на голове одной из фигур, что стояла над ним, помнил и вторую фигуру... Этот человек ударил его кинжалом в спину, после стащил с тела капитана... Знать, не хилый господин и постоять за себя может. Правда, Песко Цветник говорил, что старик прихворнул, но ведь чар дал ему «травяной крови»...

Глаза Дука широко раскрылись, когда он вспомнил про снадобье. Ну конечно! Легкость, которая возникала в теле, это ощущение, что он не идет, но течет, бесшумно и быстро струится в пространстве... А еще Жиото понял, что все последнее время в глубине души жило желание хлебнуть снадобья. Ему хотелось «травяной крови», будто заядлому курильщику — табака.

Он тихо прошелся по комнате, раскрыл ставни и выглянул. Звездный свет озарял задний двор и деревья. Здесь, в доме, тишина стояла мертвая, а из лесу доносился то шелест листвы, потревоженной ветром, то уханье, то отдаленное подвывание — где-то в чаще бродили волки.

Дук моргнул, ухватился за оконницу и высунулся, вглядываясь в темень, что стояла под кронами, там, куда не проникал свет звезд. Почудилось, что в глубине между деревьями мерцает белесый огонек. Вот он исчез, вот возник вновь... Когда взгляд Дука уже нащупал его, огонек переместился и замигал где-то сбоку. Жиото поглядел туда — и огонек словно бы метнулся в обратную сторону, чтобы вновь очутиться на краю той области темного пространства, которую Дук мог охватить взглядом.