Марк Энтони - Родственные души Страница 9

Мастерская стояла в конце маленького переулка в грушевой роще. Вьющиеся розы оплели ее деревянную дверь. Флинт, помня любовь своей матери к ранним цветам, посадил их у подножья роз, и розовые, голубые и белые бутоны теперь переплетались с белыми, розовыми и желтыми розами.

Здание было выделено Флинту настолько, насколько он сам пожелает, но сколько это продлится, Флинт не был уверен. Совершенно точно он останется до конца весны, сначала говорил он себе; в конце концов, что толку было в таком далеком путешествии, если он сразу бросится домой? Тем не менее, воспоминания о теплом доме далеко в Утехе — и о пенящейся кружке эля — часто всплывали в его мыслях. Эльфийский эль, вне всякого сомнения, был жалким подобием настоящего, насколько разбирался в этом гном, хотя он и пенился и ударял в голову, в отличие от эльфийского цветочного вина.

Он был настолько занят практически ежедневными встречами с Беседующим и количеством заказов на его работу большим, чем он мог справиться, что неудивительно, что последний день весны тихо и незаметно проскользнул мимо, и теплые золотые летние дни потянулись перед гномом.

Можно было часто видеть, как окно его мастерской поздно вечером светится красным светом, словно Лунитари, и нередко первый проснувшийся в Квалинести на следующее утро эльф делал это под звон молота по наковальне. Многие удивлялись усердию гнома, и еще большие надеялись, что Беседующий сделает их счастливыми обладателями подарков, изготовленных мастером Огненным Горном.

Этим полднем он вернулся к жару горна, поднял железный молоток и вновь использовал яркое пламя и удары своего молотка, чтобы превратить безжизненную массу металла в прекрасную вещь. Он провел несколько часов, потеряв чувство времени, поглощенный работой.

Наконец Флинт вздохнул, отер носовым платком сажу со лба и рук и зачерпнул воды из деревянной бочки, что стояла у двери мастерской. Когда он вышел наружу под послеобеденное солнце, улыбка коснулась его лица, разгладив морщины, перечеркивавшие его лоб. Ведшая к его двери тропинка проходила через группу осин. Их бледные стройные стволы мягко качались от легкого ветерка, будто слабо кланяясь гному, и их листья шелестели, мерцая зеленью, серебром и снова зеленью. Его рука медленно поднялась к груди, будто это могло унять сердечную боль от окружающей красоты. И часть его все еще страдала от печали Беседующего.

Но затем Флинт заметил несколько золотых отпечатков высоко в деревьях, и почувствовал глубоко внутри то же беспокойство, что мучило его всю жизнь. По утрам уже было прохладно, отчетливее, чем мягкая прохлада летних ночей, и вечернее солнце все больше становилось золотым. А теперь и деревья.

Все это говорило об осени и унесло его мысли к Утехе и домам, спрятанным высоко среди валлинов. На рифленых краях листьев гигантских деревьев как раз должны были показаться первые мазки разных цветов, подумал он и снова вздохнул. Осень была временем путешествий. Ему пора было возвращаться в родной дом.

Флинт задумался, действительно ли Утеха была его родным домом? Он поселился там многие годы назад больше устав скитаться, чем по какой-либо другой причине, после того как покинул свою обедневшую деревню в поисках счастья. А разве жизнь среди эльфов имеет разницу для простого гнома с Дома в Холме, по сравнению с жизнью среди людей? В любом случае, он был чужаком; он не видел большой разницы. Кроме того, подумал он, глубоко вдохнув прохладный воздух, здесь было ощущение мира, которое он никогда и нигде больше не чувствовал.

Флинт пожал плечами и вернулся в мастерскую, и вскоре в воздухе снова послышался звон его молотка.

* * * * *

Флинт несколько часов спустя оторвался от работы, поднял взгляд и увидел, что часы — сделанные им из дуба с противовесами из двух кусков гранита — показывают время близящегося ужина. Однако его мысли были не о еде и не о серебряной розе, которую он ковал по просьбе леди Селены, члена компании Портиоса, которая поборола свою неприязнь к гномам вскоре после того, как обнаружила, что «украшения от Флинта» стали среди придворных новой модой.

«Время», — воскликнул он, отложил молоток и прикрыл угли в печи горна. Каждые несколько недель он следовал одному и тому же ритуалу. Он ополоснул лицо и руки в тазу, смыв пот и дым горна. Он схватил мешок и, открыв встроенный в каменную стену ящик, принялся наполнять сумку любопытными предметами. Каждый был сделан из дерева, и Флинт любовно обстругал их края, сгладив затем кромки. Внезапно фигура, тень в окне, пересекла его периферийное зрение, и он выпрямился и стал ждать. Еще один заказ? Его сердце сжалось. Он знал, что эльфийские дети целыми днями наблюдали за ним, следили за гномом, который каждую неделю появлялся на улицах и раздаривал выстроганные игрушки всем детям в поле зрения. Он надеялся, что никто не задержит его сейчас.

Флинту показалось, что он услышал снаружи шум потасовки, и протопал к двери, чтобы проверить. Но никого не услышал и не увидел.

«Огненный Горн, ты стареешь. Теперь тебе начинает мерещиться», — пожаловался он, возвращаясь, чтобы загрузить мешок.

Он ощущал глубоко внутри тепло, прикасаясь к каждой из деревянных игрушек. Металл хорош, чтобы придавать ему форму; он дает ощущение власти, когда холодное вещество подчиняется молоту и принимает форму силой воли кузнеца. Но дерево другое, подумал он, поглаживая деревянный свисток. Никто не придает силой форму или дизайн дереву, сказал себе гном; он находит форму, которая скрыта внутри него. Не было более мирного времени для Флинта, чем когда он сидел с ножом для резьбы в одной руке и куском дерева в другой, гадая, что за сокровище скрыто в сердцевине последнего.

«Как говорила моя мама, они похожи на людей», — подробно объяснил он своей мастерской, которая теперь была ему знакома как близкий друг. «Некоторые люди похожи на этот металл, говорила она», — и он продемонстрировал пустынной комнате брошь в виде металлического цветка. «Им можно силой придать очертание. Они приспособятся. Другие люди как это дерево», — и он показал крошечную белку, вырезанную из мягкого дерева. «Если ты начнешь прилагать к ним силу, они сломаются. Тебе нужно работать медленно, осторожно, чтобы увидеть то, что внутри».

«Суть в том, говорила моя мама», — серьезно продекламировал он каменной скамейке возле двери, — «чтобы распознать, кто есть кто».

Флинт сделал паузу, как будто чего-то ожидая. Ему на ум пришло, что у парня, беседующего со своей мебелью, должно быть не много друзей. За исключением Беседующего, Мирала и городских детей, большинство эльфов были сдержанно вежливы с ним. Но здесь не было никого, чтобы хлопнуть по спине и угостить элем в таверне, никого, чтобы обменяться историями, никого, кому бы он доверил прикрывать спину на большой дороге.