У Чэн-энь - Путешествие на Запад. Том 4 Страница 9

– Черт возьми, – услышал он ругань Чжу Ба-цзе, – как бы узнать, собираются нас тушить или варить на пару?

– Братец! – отозвался Ша-сэн. – Что значит «тушить» и «варить на пару»? Объясни!

– Когда тушат, накрывают крышкой, а когда парят, то крышкой не накрывают.

Вслед за этим раздался голос Танского монаха.

– Братцы! Крышкой пока не накрыли!

– Нам повезло! – обрадовался Чжу Ба-цзе. – Эту ночь мы, видно, еще проживем! Наверно, нас будут варить на пару.

Убедившись, что все трое живы, Сунь У-кун подлетел к крышке и легонько прикрыл ею железную клетку. Танский монах испугался.

– Братцы, – в ужасе прошептал он, – накрыли крышкой!

– Ну все, теперь конец! – упавшим голосом произнес Чжу Ба-цзе. – Нас будут тушить, и к концу ночи мы сваримся.

Ша-сэн и Танский монах расплакались, словно дети.

– Не плачьте! – утешал их Чжу Ба-цзе. – Видно, истопники сменились.

– Откуда ты знаешь? – удивился Ша-сэн.

– Когда нас втащили сюда, – отвечал Чжу Ба-цзе, – мне было даже приятно. У меня ведь застарелая простуда, а тепло в таких случаях очень полезно. Сейчас, не знаю откуда, повеяло холодом.

Эй, начальник истопников! – громко крикнул Чжу Ба-цзе: – Поддай-ка жару! Дров жалко, что ли? Ведь не твои!

Сунь У-кун, услыхав эти слова, усмехнулся: «Ну и дуралей! – подумал он. – Холод можно еще перенести, а вот если жара хватит, то с жизнью распрощаешься. Ну, нечего терять время, надо скорее выручать их, а то Чжу Ба-цзе своим криком всех переполошит. Но для того, чтобы спасти их, я должен принять свой прежний облик. Как же быть? Бежать? Но меня могут увидеть, поднимут крик, разбудят дьяволов, и тогда хлопот не оберешься. Нет, сперва надо напустить на них чары…

И тут Сунь У-кун вспомнил: – Давно, когда я стал зваться Великим Мудрецом, помню, как-то раз играли мы с хранителем небесного царства в цайцюань и я выиграл у него снотворных мушек; кажется, несколько штук у меня еще осталось. Напущу-ка я их на бесенят».

Он стал шарить у пояса и нашел двенадцать штук.

«Пущу десять, а парочку оставлю для развода», – решил Сунь У-кун.

Так он и сделал. Каждому истопнику он бросил в лицо по мушке. Мушки забрались в ноздри, и бесенят стало неудержимо клонить ко сну, они засыпали, падая на землю. Один только бесенок с кочергой не поддавался дремоте. Он вертел головой, тер лапами лицо, хватался за нос и беспрестанно чихал.

«Этот негодяй смекнул в чем дело, – подумал Сунь У-кун. – Запущу-ка я ему парочку «гусариков»! – И он бросил ему в лицо еще одну мушку. – Пусть бегают навстречу друг другу. Уж какая-нибудь из них угомонит его», – решил Сунь У-кун.

Бесенок зевнул раза два или три, потянулся, выронил кочергу, шлепнулся наземь и заснул непробудным сном.

– Вот это способ! – промолвил Сунь У-кун.

Он тотчас принял свой обычный вид, подошел к клетке и позвал:

– Наставник! Танский монах услышал.

– О Сунь У-кун! Спаси меня! – воскликнул он.

– Ты где, братец? Снаружи? – спросил Ша-сэн.

– Еще бы! Стану я обрекать себя на подобные мучения! – задорно ответил Сунь У-кун.

– Ну, братец! – рассердился Чжу Ба-цзе. – Ты скользкий, вот и выскользнул, а мы, словно козлы отпущения, ждем, когда нас сварят.

– Не кричи, Дурень! – смеясь, ответил Сунь У-кун. – Я ведь пришел спасать вас.

– Если спасать, так уж до конца, братец, – умоляюще произнес Чжу Ба-цзе, – чтобы нам снова не пришлось париться.

Тем временем Сунь У-кун открыл верхнюю часть клети, освободил наставника, встряхнулся и вобрал в себя шерстинку, превращенную в двойника, затем одного за другим высвободил Ша-сэна и Чжу Ба-цзе. Как только Дурень почувствовал себя на свободе, он сразу же вознамерился бежать.

– Постой! – остановил его Сунь У-кун. – Не торопись!

Прищелкнув пальцами и произнеся заклинание, он отпустил дракона и тогда только снова обратился к Чжу Ба-цзе:

– До Западного неба, где обитает Будда, пока очень далеко, – сказал он, – на пути еще встретятся высокие горы с крутыми вершинами. Нашему наставнику с его слабыми ногами не пройти пешком через такие препятствия. Нужно идти выручать коня.

Вы бы видели, с какой легкостью Сунь У-кун на четвереньках пробрался в зал с золотыми колокольцами. Бесы и бесенята спали вповалку в самых различных позах. Никто из них не слышал, как Сунь У-кун отвязывал поводья. Как вам известно, это был не простой конь, а конь-дракон. Он узнал Сунь У-куна, поэтому стоял смирно, не лягался и не ржал. Вы помните, конечно, что Сунь У-куну когда-то приходилось ухаживать за конями и ему был пожалован чин бимавэня – конюшего. Великий Мудрец бесшумно вывел коня, подтянул подпругу, взнуздал как полагается, а затем попросил наставника сесть верхом. Танский монах, дрожа от страха, с трудом взобрался на коня и хотел было ехать, но Сунь У-кун остановил его.

– Прошу тебя, не спеши, – сказал он. – По дороге на Запад нам еще повстречаются разные правители и цари, которым придется предъявлять подорожное свидетельство, иначе они нас не пропустят. Что мы им предъявим? Сейчас схожу за поклажей.

– Когда меня вносили в ворота, – сказал Танский монах, – я заметил, что бесы положили поклажу слева от входа в зал с золотыми колокольцами. Там же осталось и коромысло.

– Понятно! – ответил Сунь У-кун и так же неслышно ступая отправился на поиски во дворец. Вдруг он заметил в одном углу мерцающее сияние. «Это, должно быть, и есть поклажа», – сообразил он. А дело было в том, что парчовая ряса Танского монаха была украшена жемчужиной, от которой и исходило сияние. Сунь У-кун поспешно подошел к узлам, здесь же лежало и коромысло. Узлы были целы и даже не развязаны. Он поспешно забрал их вместе с коромыслом и передал Ша-сэну.

Чжу Ба-цзе повел коня, который хорошо знал дорогу, и они направились прямо к главным воротам, но тут послышался стук караульных колотушек и звон колокольцев. На воротах оказался замок с печатью.

– Ишь ты, какие осторожные эти дьяволы! – воскликнул Сунь У-кун. – Как же нам выбраться отсюда?

– Пойдемте через задние ворота, – предложил Чжу Ба-цзе.

Так они и сделали. Сунь У-кун шел впереди, указывая дорогу. Но и здесь слышался стук колотушек и звякали колокольцы На задних воротах тоже висел замок с печатью.

«Как же быть? – подумал Сунь У-кун. – Если бы с нами не было Танского монаха с его плотским телом, мы трое во всяком случае выбрались бы отсюда и улетели на облаке. Но с ним мы не можем взлететь, только потому, что он еще не переступил границы трех миров, в которых господствуют желания, страсти и бесчувствие, он все еще находится в пределах пяти стихий тщеславия, любостяжательства, разгула, надменности и лени, сам он происходит от родителей, не очистившихся от грехов».