Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом Страница 90

Но она злилась. С каждым днем сильнее. Не из-за поруганной девичьей скромности — в конце концов, она ведьма, а не монахиня, — из-за Йоргена. Ей казалось: братец тянет, сосет из него силы, как шторб — кровь, и хватит ли их до конца пути?.. Глупости, конечно, откуда такие мысли? Может, она просто ревновала? Да, может быть, может быть…

И все-таки она была в бешенстве! А ведьма в бешенстве — это очень, очень опасно. Даже если она свои настроения тщательно скрывает…

…И на душе Семиаренса Элленгааля становилось все тревожнее, он чувствовал близкое зло. Но откуда, от кого исходит оно — уловить не мог.

В общем, только один человек из их случайной компании чувствовал себя настолько безмятежно, насколько это вообще возможно во Тьме. Он вернул себе гордое имя избранника божьего и тем был счастлив, большего не желал.

Так уж вышло, что жизнь молодого человека, именуемого в миру Хенрик Пферд, не задалась с самого рождения. Отец его торговал рыбой на рынке Реонны, вместо того чтобы быть лагенаром или трегером на худой конец. И родной дом его — чудесный белый домик под красной черепичной крышей, выстроенный по гизельгерской моде, — хоть и служил предметом зависти и восхищения всех соседей и знакомых, но с дворцом или замком ни в какое сравнение не шел. И родился он не первенцем и даже не вторым в семье, а третьим, последышем, и, значит, по реоннским законам, ему даже наследства не полагалось. Задумай отец, упасите Девы Небесные, преставиться, рыбное дело его отходило Дольфу, дом — Гетелю, а Хенрик мог рассчитывать разве что на кота Клауса, раскормленного и наглого до безобразия. Но это его как раз меньше всего печалило. Потому что не собирался он ни торговцем становиться, ни оседать навечно в родном городе. Была у него одна страстная, с детства взлелеянная мечта: сделаться великим чародеем. Но и тут неудача — способностями обделили боги! Не то чтобы совсем их не было, так, колдовал по мелочи, и в академию все-таки прошел, последним в списке (большой недобор случился в тот год, всего двенадцать соискателей на двадцать мест). Его приняли вольным слушателем, с испытательным сроком — и не пожалели! Уже со второго семестра перевели в основной состав, пусть и не было в академии учащегося более бездарного — но не было и более прилежного. И усердие его наставники ценили весьма высоко. Метнуть в цель огненный шарик или навести магический барьер способен любой одаренный от природы недоучка. А вот вызубрить наизусть заклинание Хемикордануса длиной в двести пятьдесят строф, передаваемое исключительно из уст в уста по той причине, что записать его невозможно в принципе (на тридцатой строфе пергамент воспламеняется и сгорает дотла, пробовали выгравировать на железной пластине — расплавилась!)? Или сварить зелье из шестидесяти шести компонентов, с точнейшим соблюдением пропорций и последовательности закладки? Чтобы добиться таких успехов, нужны исключительная воля, трудолюбие и целеустремленность! Вот почему в стенах родного учебного заведения к Хенрику Пферду, известному нам под звучным именем Черного Легивара, относились с большим уважением, без тени снисходительности. Он слыл лучшим теоретиком из молодых. Он играючи получил бакалавра, и до магистра ему оставался один шаг, а там — лиха беда начало — и о кафедре можно было бы подумать, все чаще заводил речь о преемственности пятисотлетний профессор Амалиус. Благородная мантия ученого, высокая должность, достаток и почет ждали его в будущем не столь уж отдаленном…

Да только о другом, о другом мечтал молодой Хенрик Пферд! Грезил он о дальних походах, о битвах с полчищами врагов, о виртуозных магических поединках, решающих порой исход всей войны. И имя свое он желал видеть выбитым в камне на стеле Славы, а не выгравированным изящным почерком на медной табличке профессорского кабинета. Но ему ясно дали понять: не дано. Маг, или, как грубо выражаются непосвященные, колдун, третьей ступени в войсках не нужен, ему место на ярмарочной площади: отворот-приворот, порча-сглаз, гадание на кофейной гуще.

И он смирился. Внешне. На людях об устремлениях своих больше не заикался. Но втайне, под видом теоретических исследований, продолжал действовать. Он денно и нощно просиживал в библиотеке, перелопачивал горы старинных фолиантов, расшифровывал древние рукописи в поисках средства, способного развить собственный дар хотя бы до шестого уровня. Попутно он сделал несколько впечатляющих открытий, написал несколько статей, получил премию Чаши за достижения в области истории маги. Но ему нужно было ДРУГОЕ!!!

ОНО свалилось прямо ему на голову с верхней полки стеллажа, едва не убив своей тяжестью. ОНО само раскрылось на нужной странице. ОНО дало понять: ты избранный, ты один во всем свете. Вот он — путь к вожделенной славе!

Он уверовал в миссию свою и смело устремился в дальний поход. О том, какое разочарование ждало его впереди, мы уже упоминали. Но потом все стало на свои места. Сочиненная им теория все объяснила, путь к славе вновь был открыт — и Легивар Черный вновь был счастлив. А что там творилось вокруг, чем жили пятеро его спутников — какое ему дело? Чем меньше их доберется до источника Тьмы живыми, тем по большому счету выгоднее для него. Слава — она как деньги, ее лучше ни с кем не делить.

… — Мне надоело наблюдать твое идиотическое самоотречение! — уже в открытую возмущался Кальпурций, за рукав оттащив друга Йоргена в сторонку. — Кончится тем, что ты свалишься сам, и что тогда прикажешь с тобой делать?

— Да не свалюсь я, зачем бы мне сваливаться? — оправдывался ланцтрегер с видом невинным и удивленным. — О чем ты говоришь?

— Об этом!!! — Силониец с видимым усилием поднял на вытянутой руке заплечный мешок Йоргена. — У тебя там что, камни?!

— Нет, у меня там кабанятина. А зачем ты его хватаешь, это мой мешок. — Из обороны ланцтрегер перешел в вялое наступление.

…После десяти нестерпимо голодных дней им вдруг повезло. Должно быть, сами Девы Небесные выгнали им навстречу из лесу эту тварь. Ростом она была с небольшого коня. Волочила за собой длинный чешуйчатый хвост, будто позаимствованный от ящерицы. А в остальном была кабан кабаном, что внешностью, что норовом. Трудно сказать, жрал он мясо жертв (все-таки кабан — животное травоядное) или просто любил убивать, но с нападением медлить не стал. Ринулся в атаку, вращая дурным красным глазом, и глубокая взрыхленная борозда тянулась следом за ним там, где он пробегал.

Йоргену фон Рауху довольно часто случалось охотиться на кабанов. И каждый раз он сомневался, кто на кого по большому счету охотится. Во всяком случае, инициатива всегда исходила от кабана. Такая странная стезя была у юного ланцтрегера Эрцхольма: как ни окажется в лесу в одиночку — обязательно наткнется на лежку диких свиней. Со всеми вытекающими последствиями. Сначала он пробовал спасаться бегством, но разъяренный зверь оказывался проворнее, и схватки избежать не удавалось — только чудом и спасался! Вернее, колдовством. Но колдовать он не любил, поэтому стал забираться на деревья, швырять сверху тяжелые сучья и орать: «Пшли прочь, темное отродье!» Нередко этот способ оказывался действенным, свиньям надоедало беспокойство, и стадо меняло место лежки. Но попадался иной раз особенно упорный секач, готовый часами караулить свою жертву. Ну, сидеть на дереве до темноты тоже не станешь, вот и приходилось стрелять… Постепенно, годам к шестнадцати, фон Раух-средний снискал себе славу бывалого охотника на крупную дичь, даже лучшие отцовские егеря стали смотреть на него с уважением. А он и рад был, не забывал ввернуть при случае что-нибудь вроде: «Вот когда я завалил моего десятого кабана…» Один только Дитмар знал, как все было на самом деле, и дразнил брата «великим охотником поневоле».