Пола Брекстон - Возвращение ведьмы Страница 12

Той ночью меня слишком терзало беспокойство, и я не могла заснуть. Поэтому я сидела на краю постели и слушала ночные звуки, что проникали в открытое окно. Эразмус ночевал этажом выше. В мельнице их оказалось пять. На первом располагался огромный жернов, на втором хранилось зерно (мешки туда попадали через специально оборудованный черный ход), на третьем находились основные жилые помещения, на четвертом – кладовая и запасная спальня, а на самом верху – механизм, который позволял крыше вращаться, чтобы крылья ловили ветер, и металлическое устройство, которое переносило воздушную энергию в самый низ, к огромному перемалывающему зерно камню. Когда процесс останавливался, вся мельница будто вздыхала и пожимала плечами, благодарная за возможность отдохнуть. После солнечного дня в жилой комнате было по-прежнему жарко и пыльно. Я выглянула из окна, чтобы меня тоже коснулся мягкий ветерок, поигрывающий луговой травой. Алоизиус взобрался на подоконник. Мы оба настороженно оглядывались в поисках местных котов, но те, должно быть, решили для разнообразия поохотиться снаружи. Миниатюрное создание принялось чистить усики. Я устала, однако по телу бродило странное беспокойное ощущение, а сердце самым вызывающим образом екало и пропускало удары. Я подозревала, что дело в запоздалых последствиях перемещения во времени, и пришла к выводу, что если бы пострадала сильнее, то наверняка бы уже это заметила. Нужно привыкнуть. Привыкнуть к новому времени. По правде говоря, я опасалась дать сознанию ускользнуть в сон. Гидеон был близко во всех отношениях – географически, хронологически, магически. Я до сих пор не знала, зачем он перенес Теган сюда, но подобный выбор времени и места явно намекал на то, что я по-прежнему оставалась его навязчивой идеей. Зачем же еще ему отправлять Теган в дом моего детства, туда, где мы с ним впервые увидели друг друга, где наши судьбы столь безвозвратно сплелись?

– Не спится, госпожа Кармайкл? – донесся сзади голос Эразмуса.

Для человека без ведьмовского дара он отлично умел оказываться рядом совершенно незаметно. Наверное, потому, что двигался с поистине необыкновенной скоростью. Несомненно, результат его способности подчинять время собственной воле.

– Типичная реакция на хождение, – поведал мне Эразмус, приблизившись к окну. Он уперся ладонью в верхнюю часть рамы и, наклонившись, глубоко вдохнул. – Клянусь, у меня легкие уже наполовину забиты то ли мукой, то ли зерновой пылью, то ли луговой пыльцой.

– Вы явно не прирожденный мельник.

– Я человек городской. Вся эта… пустота, – он махнул рукой на пейзаж внизу, – кажется мне достаточно красивой, но чего-то не хватает.

– Вы совершенно неправы. Даже в такой час поля и леса кишат жизнью.

– Именно то, что они «кишат», меня и беспокоит. Вы видите мирное открытое пространство, а я – лишь отсутствие. Где люди? Где признаки нашей великой цивилизации? Может, библиотека? Вот там неплохо бы разместился учебный институт. И знающий свое дело портной. – Эразмус улыбнулся, глядя на собственную потрепанную одежду, и похлопал по грубой ткани рубашки. В воздух взвилось облачко пыли. – Проще говоря, я скучаю по Лондону.

– Там ваш дом?

– Я так считаю, хотя, конечно, я выбрал путь, не совместимый с понятием «дом». Там я вырос. Там обучался и, в конце концов, стал тем, кто я сесть. – Теперь Эразмус улыбнулся уже мне. – Заглядываю туда по возможности.

Я вдруг осознала, что в наших долгих, необычных жизнях мы оба разделяем некую безродность. Я была вынуждена переезжать с каждой сменой поколений, чтобы не привлекать внимание к своему долголетию. У меня тоже не было места, которое я назвала бы домом. Даже коттедж «Ива», теперь ставший для меня важным, придется через какое-то время покинуть и искать новое пристанище.

– Вы же здесь родились, верно? – продолжил Эразмус. – Конечно, окрестные места вызывают у вас иные чувства.

– Возвращение сюда действительно всколыхнуло многие воспоминания, – кивнула я. – Приятные и не очень. В сельской местности, неважно где, мне и правда легче дышится. Разве вас хоть самую малость не соблазняют покой и тишина?

– Может, здесь и тихо, но уж никак не спокойно. Больше не спокойно. Увы, знакомый вам Бэтком сильно изменился.

– На него так повлияла война?

– Да. Жуткое дело, когда англичанин идет против англичанина. По разные стороны оказались деревни, даже семьи. А те, кто не потерял близких людей в сражениях, похоронили их из-за голода. Из-за бедности. Солдат необходимо кормить, и они заберут все, что найдут на своем пути. Если все мужчины ушли воевать, то кому возделывать землю?

– А без урожая…

– Люди голодают. – Эразмус стал серьезен. – Не хочу вас расстраивать, госпожа Кармайкл, и знаю, что у вас крайне безотлагательные дела, но все же должен настоятельно просить вас об осторожности. Здешние люди уже долгое время страдают и не видят этому конца. Они голодны, измождены. И многие жаждут найти, на ком бы выместить боль и горе.

– Помню, чума вызывала похожие настроения.

– Не позвольте себе второй раз пасть жертвой их отчаяния, – произнес Эразмус, прежде чем поклониться и оставить меня наедине с мыслями.

Рано утром я подготовилась к походу в город. Я рассуждала так: если Гидеон считает, что я его найду, то вполне может ждать именно там. А если нет, я по крайней мере осторожно расспрошу людей, вдруг кто видел, что в городе недавно появились мужчина с девушкой.

Эразмус принес мне одежду, выбранную с куда большей заботой, чем я предполагала. Хорошее, но неброское синее платье из шерсти, с накрахмаленными белыми манжетами и воротником, подчеркивало мой статус вдовы торговца. Чепец, к счастью, с широкой окантовкой помогал хотя бы частично скрыть лицо. Перед выходом я съела немного хлеба и выпила теплого молока. Алоизиус настойчиво желал меня сопровождать, однако я беспокоилась, что так просто нести его будет небезопасно. Я покопалась в буфетах и обнаружила небольшую сумку с откидным верхом, которую и повязала на пояс. Мышонку понравилось подобное средство передвижения.

Была ясная погода, и день обещал стать жарким. Я быстро шагала, пытаясь избавиться от нервного комка в желудке и звона в голове. У меня не было четкого плана, кроме как разыскать Гидеона и Теган. А что мне еще оставалось? Придется действовать по обстоятельствам, ведь я даже не знала, как и где чернокнижник ее прячет. И подозревая, что он попытается заманить меня в некую ловушку, я готова была рискнуть.

Через полторы мили пути по высушенной дороге между мельницей и Бэткомом мое беспокойство начало стихать. Как же хорошо действовать, а не сидеть на месте и ломать голову! Я ожидала, что городок изменился, но заметила всего несколько новых домой, а главная и прилегающие к ней улочки были мне мучительно знакомы. Широкая дорога, проходящая через центр, оказалась не так уж загружена. Наверняка это признак тяжелых времен. И все же на улицах были люди. Они занимались своими делами – заходили в торговые лавки и выходили из них, вели за руки детей, несли корзины, однако мало кто не спеша прогуливался. Товаров на витринах и полках было немного – затяжная война порождала нехватку. Бэтком по-прежнему представлял собой смесь простолюдинов и высокородных жителей. Тянулись домики с низкими крышами, по паре комнат на каждом из двух этажей. Дальше – три дома торговцев, состязавшихся в великолепии и замысловатости построек, с дубовыми каркасами, красиво раскрашенной лепниной. На парадных дверях были изящно вырезаны символы ремесла – тут виноградная гроздь, там стамеска камнетеса. Более богатые горожане хвастались витражным окнами с цветными ставнями. Трактир, где Гидеон впервые продемонстрировал мне свою магию, по-прежнему процветал. Я содрогнулась, минуя здание суда, где и мою мать, и меня обвиняли в ведовстве. Сразу живо вспомнились расположенная внизу тюрьма и затхлая камера, где я со слезами прощалась с матерью. И где я сама, спустя всего несколько недель, использовала магию – магию Гидеона – для побега.

Рядом прошла пожилая пара. Мужчина показался мне знакомым. Желая разглядеть каждый уголок города, я задрала подбородок и невольно открыла лицо. Мужчина замедлил шаг, и я на мгновение испугалась, что он меня узнал. Я быстро опустила голову и поспешила прочь, теперь уже не забывая прятаться от прохожих. Я еще с час побродила по улицам Бэткома, стараясь увидеть как можно больше, но не попадаться на глаза другим. Внутри росло разочарование – я начинала понимать, что ничего не достигну, если не стану расспрашивать людей. Действовать придется осторожно и с умом, выбирать только тех, кто слишком юн или кого я точно раньше не встречала. Эразмус прав, город стал другим. Но изменились не постройки, а атмосфера. Оживленный и процветающий город теперь выглядел запущенным, убогим, в воздухе витала напряженность. На улицах несло чем-то кислым, и отнюдь не только от сточных труб и канав. Так пахла бедность – горький запах разбитых надежд и мечтаний, едкая вонь страха, смрад болезней. Пусть и не чума, хвала небесам, но здесь встречались все прочие недуги и хвори, вызванные затяжным голодом, горем, недостатком ухода, незажившими ранами и вечной тревогой из-за неопределенного будущего.