Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Страница 15

Она была восьмиугольной, накрытой высоким куполом, в котором явно были искусно проделаны скрытые отверстия, потому что комната эта была освещена намного лучше коридора, через который он попал в нее. У дальней стены виднелось возвышение, к которому вели широкие ступени из лазурита. На этом возвышении стоял массивный трон с резными подлокотниками и высокой спинкой, к которой в древности наверняка крепился балдахин из золотой парчи. Конан одобрительно фыркнул, и у него загорелись глаза. Перед ним был воспетый в старинных легендах золотой трон Алкмеенона! Опытным глазом он прикинул его вес. Трон сам по себе принесет ему целое состояние, если только ему удастся увезти его отсюда. Богатство его отделки распалило воображение Конана и заставило задрожать от нетерпения. У него зачесались руки от желания запустить их в груды самоцветов, о которых рассказывали сказители на базарных площадях Кешана, повторяя предания, передаваемые из уст в уста на протяжении многих поколений: о драгоценных камнях, равных которым не сыскать было во всем подлунном мире, рубинах, изумрудах, гелиотропах, опалах, сапфирах и прочих сокровищах древнего мира.

Он ожидал увидеть на троне статую оракула, но, раз ее здесь нет, значит, она находится где-нибудь в другой части дворца, если вообще существует в действительности. Впрочем, за время его пребывания в Кешане столько мифов стало реальностью, что он не сомневался – рано или поздно он найдет какое-нибудь изображение или статую бога.

За троном обнаружился неширокий арочный проем, который в прежние времена, когда Алкмеенон был еще жив, несомненно, закрывали гобелены. Конан заглянул внутрь и увидел пустой альков, в правой стене которого открылся узкий коридор. Отвернувшись, он заметил еще одну арку, слева от возвышения, причем эту, в отличие от остальных, закрывала дверь. Дверь эта была очень необычной. Изготовленная из того же материала, что и трон, она была украшена многочисленными резными арабесками.

Едва Конан коснулся двери, как она распахнулась с такой легкостью, словно петли были смазаны совсем недавно. Перешагнув порог, он замер, оказавшись в небольшой квадратной комнате, мраморные стены которой поднимались к украшенному лепниной потолку с золотыми вставками. Позолоченный бордюр тянулся по верху и низу стен, и другой двери, кроме той, через которую он вошел, в комнате не было. Но все эти детали Конан подметил машинально. Все его внимание приковала к себе фигура, лежащая прямо перед ним на помосте слоновой кости.

Он ожидал увидеть нечто вроде статуи, вырезанной с давно забытым древним искусством. Но никакое искусство не было способно передать ощущение совершенства, возникавшее при взгляде на неподвижную фигуру.

Это была отнюдь не статуя, сделанная из камня, металла или слоновой кости. Перед ним лежало настоящее женское тело, и Конан не мог представить, с помощью какого темного искусства древние сумели сохранить его живым на протяжении стольких веков. Даже одежда на ней осталась целой – и Конан недоуменно нахмурился, где-то в подсознании у него зашевелились смутные подозрения. Искусство, сохранившее тело, не могло проделать того же с одеждой. Тем не менее она уцелела – золотые нагрудные пластинки с концентрическими кругами из небольших драгоценных камней, расшитые золотом сандалии и короткая атласная юбка, которую поддерживал украшенный самоцветами пояс. Ни на ткани, ни на металле не было заметно ни малейших признаков порчи. Даже в смерти Елайя сохранила холодную красоту. Тело ее было словно вылеплено из алебастра, стройное, но возбуждающее; в темной пене волос, уложенных в высокую прическу, сверкал кроваво-красный рубин.

Конан, нахмурившись, глядел на нее, а потом постучал по возвышению рукоятью меча. В нем могли оказаться пустоты, но звук получился звонким. Развернувшись, он в некоторой растерянности принялся мерить шагами комнату. С чего следует начинать поиски, учитывая ограниченное время, имеющееся в его распоряжении? Жрец, болтовню которого с куртизанкой он подслушал, уверял, что сокровища спрятаны во дворце. Но дворец был слишком огромен. Конан даже подумал, а не переждать ли ему где-нибудь, пока жрецы не придут и не уйдут, чтобы потом без помехи возобновить поиски, однако они ведь могли унести драгоценности с собой, обратно в Кешию. Он был уверен, что Тутмекри подкупил Горулгу.

Конан прекрасно представлял себе, что задумал Тутмекри, потому что хорошо знал этого пройдоху. Он знал, что именно Тутмекри предложил завоевание Пунта королям Зембабве, и это станет лишь первым шагом к достижению ими конечной цели – завладению Зубами Гвалура. Это были очень осторожные правители, пожелавшие получить надежные доказательства того, что сокровище действительно существует, прежде чем начать действовать. И та часть драгоценностей, которые Тутмекри просил передать ему на хранение, должна была стать этим доказательством.

Тогда, убедившись в реальности существования сокровищ, короли Зембабве сделают свой ход. Пунт подвергнется одновременному вторжению с востока и запада, но зембабвийцы позаботятся о том, чтобы все тяготы сражений выпали на долю кешанцев. А потом, когда и Пунт, и Кешан ослабеют, зембабвийы покорят оба народа, разграбят Кешан и заберут сокровища силой, даже если для этого им придется разрушить все здания до единого и подвергнуть пыткам каждого жителя королевства.

Но существовала и иная возможность: если Тутмекри сумеет наложить лапу на сокровища, он может попробовать обмануть своих нанимателей, присвоить драгоценности и скрыться, оставив зембабвийских эмиссаров с носом. Конан полагал, что испрашивание совета у оракула – ловкий трюк, призванный убедить короля Кешана согласиться на условия Тутмекри, поскольку киммериец ни секунды не сомневался в том, что Горулга – такой же ловкач и хитрец, как и все остальные, замешанные в этой грандиозной афере. Конан не пробовал договориться с верховным жрецом, поскольку понимал, что у него нет шансов против Тутмекри, а сделать такую попытку – значит, сыграть стигийцу на руку. Горулга мог разоблачить киммерийца перед всем народом, приобретя таким образом репутацию честного и неподкупного человека, и одним ударом избавить Тутмекри от соперника. Конан мельком подумал о том, каким же образом Тутмекри все-таки удалось подкупить верховного жреца и что вообще можно предложить в качестве взятки человеку, который владеет величайшим сокровищем на свете.

Как бы то ни было, Конан не сомневался, что оракул скажет, будто боги желают, чтобы Кешан принял предложение Тутмекри, как был уверен и в том, что тот отпустит несколько критических замечаний в его адрес. После этого дальнейшее пребывание в Кешии станет для киммерийца смертельно опасным; впрочем, уезжая под покровом ночи, он не имел ни малейшего намерения возвращаться туда.

В комнате оракула ключа к разгадке не обнаружилось. Конан вернулся в большой тронный зал и подошел к трону. Тот оказался тяжелым, но ему все-таки удалось сдвинуть его с места. Лежавшая под ним толстая мраморная плита тоже была цельной. Он возобновил поиски в алькове, подозревая наличие подземной часовни или тайника в комнате оракула. Киммериец принялся тщательно выстукивать стены и вскоре услышал глухой звук в месте прямо напротив узкого выхода из коридора. Приглядевшись повнимательнее, он заметил, что щель между соседними мраморными плитами чуточку шире обычного. Сунув в нее острие кинжала, он осторожно нажал на него.

Панель медленно распахнулась. За нею обнаружилась ниша в стене, но она была пуста. Конан с чувством выругался. Непохоже, чтобы в ней когда-либо хранилось сокровище. Сунув голову в нишу, он вдруг заметил в стене ряд маленьких отверстий, как раз на уровне рта. Он пригляделся к ним и удовлетворенно фыркнул. Оказывается, эта стена служила перегородкой между альковом и комнатой оракула, и со стороны последней отверстия не были видны. Конан ухмыльнулся. Тайна оракула открылась, хотя и оказалась грубее, чем он предполагал. Должно быть, в эту нишу залезал сам Горулга или кто-нибудь из его приспешников, а потом вещал через отверстия, и легковерные аколиты[7], сплошь чернокожие, принимали его голос за подлинный глас самой Елайи.

Вспомнив кое-что, Конан извлек из-за пояса свиток пергамента, который он забрал у мумии, развернул его, очень осторожно, поскольку тот уже готов был рассыпаться в прах от старости, и хмуро уставился на едва видимые значки, покрывавшие его. Во время своих скитаний по свету гигант-киммериец нахватался кое-каких отрывочных знаний, в особенности тех, что касались умения читать и говорить на разных языках. Многие из почтенных схоластов поразились бы лингвистическим способностям киммерийца, поскольку в его жизни нередко бывали случаи, когда знание чужого языка спасало его от смерти.

Значки эти озадачили его. Они казались знакомыми и непонятными одновременно, и вскоре он понял почему. Это были символы архаичного Пелиштима, сильно отличающиеся от современного начертания букв, с которыми он был знаком и которые триста лет назад претерпели изменения после завоевания страны кочевыми племенами. И вот этот древний, изначальный шрифт привел его в смущение. Однако Конан вскоре заметил повторяющееся сочетание букв, в котором узнал имя собственное: Бит-Якин. Он решил, что так звали того, кто написал этот свиток.