Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Страница 16

Значки эти озадачили его. Они казались знакомыми и непонятными одновременно, и вскоре он понял почему. Это были символы архаичного Пелиштима, сильно отличающиеся от современного начертания букв, с которыми он был знаком и которые триста лет назад претерпели изменения после завоевания страны кочевыми племенами. И вот этот древний, изначальный шрифт привел его в смущение. Однако Конан вскоре заметил повторяющееся сочетание букв, в котором узнал имя собственное: Бит-Якин. Он решил, что так звали того, кто написал этот свиток.

Нахмурившись и шевеля губами, он принялся продираться сквозь текст, бóльшая часть которого ему была попросту непонятна, а значение остального оставалось смутным.

Но Конан сумел-таки уяснить, что этот загадочный Бит-Якин, написавший манускрипт, пришел издалека вместе со своими слугами и проник в долину Алкмеенона. Дальнейшие каракули показались киммерийцу бессмысленными, поскольку фразы и символы были ему по большей части незнакомы. Из того немногого, что он сумел перевести, следовало, что прошло очень много времени. Часто встречалось имя Елайи, а ближе к концу рукописи стало очевидно, что Бит-Якин почуял близость смерти. С содроганием Конан сообразил, что мумия в пещере и есть останки того, кто составил этот манускрипт, таинственного пелиштимца по имени Бит-Якин. Тот скончался, как и предсказывал, а его слуги, очевидно, поместили его в открытую пещеру под гребнем гряды, в полном соответствии с указаниями, которые он оставил перед смертью.

Странно, но об этом самом Бит-Якине не упоминалось ни в одной легенде Алкмеенона. Очевидно, он прибыл в долину уже после того, как ее покинули первые обитатели, – но тогда почему жрецы, приходившие сюда в древние времена, чтобы получить совет оракула, не упомянули ни о нем самом, ни о его слугах? Конан был уверен, что мумии и свитку пергамента исполнилось намного больше ста лет. Бит-Якин, несомненно, уже обосновался в долине в те времена, когда древние жрецы приходили сюда поклониться мертвой Елайе. Но легенды хранили странное молчание на его счет, повествуя только о заброшенном городе, в котором жили одни лишь духи мертвых.

Почему этот человек вообще поселился в столь безлюдном месте и куда подевались его слуги после того, как избавились от тела своего господина?

Конан передернул плечами и решительно сунул свиток обратно за пояс – а потом вздрогнул, и по спине у него пробежали мурашки. В зловещей сонной тишине дворца вдруг раскатилось гулкое эхо большого гонга!

Он резко развернулся и присел, как большая кошка, сжимая в руке меч и пристально вглядываясь в узкий коридор, из которого, похоже, и долетел звук. Неужели прибыли жрецы Кешии? Он знал, что это невозможно; они никак не могли успеть добраться до долины. Но хриплый звук гонга безошибочно обозначал присутствие живых людей.

Конан был человеком действия. Утонченное коварство, которым он обладал, было благополучно приобретено им после контактов с более хитроумными народами. И, захваченный врасплох каким-либо неожиданным событием, он повиновался инстинктам, а не разуму. Поэтому сейчас, вместо того чтобы спрятаться или скрыться в противоположном направлении, как поступил бы на его месте обычный человек, он побежал по коридору в сторону источника звуков. Его ноги в сандалиях производили не больше шума, чем лапы крадущейся пантеры; он прищурился, а губы его непроизвольно раздвинулись в зловещем оскале. Паника лишь на мгновение коснулась его души, когда по дворцу столь неожиданно раскатилось хриплое эхо гонга, но теперь его охватила первобытная слепая ярость, что всегда дремала под тонким налетом цивилизации. Вскоре он выскочил из извилистого коридора в небольшой открытый дворик. Внимание его привлек какой-то блеск. Это оказался гонг, большой золотой диск, свисавший с золотой перекладины, которая торчала из полуразрушенной стены. Рядом лежало бронзовое било, а вот людей нигде не было видно. На него слепо смотрели пустые глазницы арок. Конан присел в дверном проеме и замер. В огромном дворце не раздавалось ни звука. Терпение его истощилось, и он двинулся вдоль внутреннего изгиба дворика, поочередно заглядывая в арочные проемы, готовый или отпрыгнуть в сторону, или нанести разящий удар своим мечом.

Подойдя к гонгу, он внимательно осмотрел ближайший арочный проем. Взору его предстало тускло освещенное помещение, заваленное гниющими обломками. На полированных мраморных плитах под гонгом не осталось никаких следов, зато в воздухе ощущался еле уловимый запах – аромат разложения, определить происхождение которого он затруднялся; расширенными ноздрями, словно дикий зверь, он вбирал в себя воздух, пытаясь распознать его, но тщетно.

Конан повернулся к арке – и вдруг с пугающей быстротой кажущиеся прочными плиты выскользнули у него из-под ног. Падая, он успел расставить руки и повис на локтях над зияющим проемом. Но тут края осыпались, и он полетел в темноту, а потом его с головой накрыла ледяная вода и помчала прочь с ужасающей быстротой.

2. Богиня просыпается

Поначалу киммериец даже не пытался сопротивляться течению, которое несло его в полной темноте. Он лишь изредка загребал руками, чтобы удержаться на плаву, зажав в зубах меч, который не выпустил из рук даже во время падения. Мысль о том, какая участь его ожидает, даже не пришла ему в голову. Но вдруг мрак впереди прорезал луч света. Он увидел черную поверхность воды, которая бурлила так, словно из глубин поднимался неведомый монстр, и отвесные стены по бокам, которые впереди смыкались в арочный туннель. Вдоль каждой стены под самым сводом тянулись узкие уступы, но они были расположены слишком высоко. В одном месте крыша провалилась, и в дыру струился свет. Ниже по течению царила кромешная тьма, и Конана вновь охватила паника, когда он представил себе, как его уносит мимо этого столба света в полную неизвестность.

А потом он увидел кое-что еще: с уступов к воде через равные промежутки сбегали бронзовые лестницы, и одна виднелась как раз впереди. Не раздумывая, он рванулся к ней, борясь с течением, которое стремилось удержать его на середине потока. Вода, как живая, цеплялась за него скользкими холодными пальцами, но он отчаянно сражался с ней за каждый дюйм. Вот он оказался напротив лестницы и последним усилием преодолел разделявшее их расстояние, вцепился в нижнюю ступеньку и повис на ней, переводя дыхание.

Еще через несколько минут он вылез из злобно шипящей воды, с опаской ступая по позеленевшим ступенькам. Они скрипели и гнулись под его весом, но держали, и он вскарабкался на узкий уступ, ширина которого не превышала пары ладоней. Высокому киммерийцу пришлось пригнуть голову, когда он попробовал выпрямиться во весь рост. Он разжал зубы и сунул меч обратно в ножны, сплевывая кровь – острые края поранили ему губы в отчаянном сражении с подземной рекой, – и перенес все внимание на провалившуюся крышу.

Он поднял руки над головой и осторожно ощупал края пролома, дабы убедиться, что они выдержат вес его тела. Мгновением позже он пролез в дыру и оказался в широкой комнате, практически разрушенной. Большая часть крыши обвалилась, равно как и значительная часть пола, настеленного поверх сводчатого туннеля, по которому текла подземная река. Полузасыпанные арочные проемы выводили в соседние комнаты и коридоры, и Конан решил, что по-прежнему находится в пределах огромного дворца. Он с беспокойством спросил себя, под полом скольких комнат здесь течет подземная река и когда древние плиты могут вновь выскользнуть у него из-под ног, обрушив его обратно в поток, из которого он только что выбрался. И еще он раздумывал над тем, насколько случайным было его падение. Действительно ли прогнившие от времени плиты сами по себе рухнули под тяжестью его тела, или же случившееся имело более зловещее объяснение? Но, по крайней мере, одно было ясно: он был не единственным живым существом во дворце. Гонг не мог зазвонить сам по себе, независимо от того, должен ли был его рев заманить его в смертельную ловушку или нет. Тишина во дворце внезапно показалась ему гнетущей и угрожающей, полной скрытых и неведомых опасностей.

Быть может, кого-то еще привела сюда погоня за сокровищами? И вдруг воспоминание о Бит-Якине навело его на весьма интересную мысль. Не могло ли случиться так, что за время своего долгого пребывания в Алкмееноне он отыскал Зубы Гвалура, а его слуги унесли их с собой после его кончины? Возможность того, что он гоняется за призрачной мечтой, привела киммерийца в ярость.

Выбрав коридор, который, по его разумению, вел обратно в ту часть дворца, в которую он вошел с самого начала, Конан поспешил по нему, ступая с превеликой осторожностью, поскольку помнил о черной реке, бурлящей и пенящейся где-то у него под ногами.

Мыслями он то и дело возвращался к комнате оракула и ее загадочной обитательнице. Где-то там таилась разгадка тайны сокровища, если предположить, что оно до сих пор остается в своем безымянном тайнике.