Кендалл Калпер - Соль и шторм Страница 2

Из глаз хлынули слезы, я хотела вырваться, но не смогла пошевельнуться, словно превратилась в камень. Бабушка молчала. Меж тем ветер бушевал все неистовее, казалось, еще немного – и оконные стекла разлетятся вдребезги и тогда свирепый вихрь ворвется в дом и доберется до нас, до меня. Я шумно выдохнула, но вдохнуть… не смогла. Ни глоточка воздуха – чья-то невидимая рука сжала мне нос и рот, как будто я тонула и задыхалась.

«Бабушка!» – прохрипела я, из последних сил дергая веревку, что вертелась у нее между пальцев. Ветер с размаху колотился в окна, истошно выл за дверью, как дикий, обезумевший зверь.

Вдруг все рамы распахнулись. Я зажмурилась, чувствуя, что ветер набросился на меня. Он царапал щеки, вздымал волосы. Бабушка тут же принялась быстро и ловко перебирать веревку пальцами, туго затягивая узелки. Мои руки теперь лежали поверх бабушкиных и повторяли каждое движение, словно я была марионеткой. Я с трудом вдохнула и закричала так громко, так пронзительно, что, казалось, с этим криком вырвалась и навсегда исчезла частичка меня, растворилась в вихре. Мой вопль слился с воем ветра.

– Тс-с-с… Тише, милая, скоро все закончится…

Бабушка обняла меня за плечи, я заметила, что в руках у нее уже ничего нет, и зажмурилась. Потом икнула и наконец смогла вдохнуть полной грудью. Открыть глаза сразу не решилась, так и продолжала сидеть, зажмурившись и крепко прижав стиснутые кулаки к груди, но вскоре поняла, что ветер в самом деле умолк. В доме было тихо и прохладно.

Я осторожно разомкнула веки и осмотрелась. Все тело ныло, как если бы я хорошенько потрудилась. Впрочем, то было лишь напоминанием о боли, которая пронзала меня и рвала изнутри и затем внезапно стихла.

– Мне это не понравилось, – я посмотрела на бабушку. – Мне было больно.

Сначала показалось, что бабушка меня не слышит. Дышала она тяжело, лицо ее посерело, веки подрагивали. Я нахмурилась. Вообще-то такой я видела ее не раз, обычно после каких-нибудь серьезных заклинаний.

– Бабушка? – я коснулась ее лица. Она вздрогнула, откинула голову назад и… засмеялась. Затем положила ладони мне на грудь, и я почувствовала, что от ее рук исходит и наполняет меня неведомая сила.

– Все хорошо, дорогая, – прошептала она дрожа. – Ничего, что больно. Так и должно быть.

Тут я увидела веревку и потянулась к ней, поглядывая на бабушку. На этот раз она позволила взять ее в руки. Я ухватилась за один конец и протянула веревку между пальцами, ощутив на ней три тугих узла.

– Что это ты сделала? – спросила я, показав на узелки.

Странное дело: когда я их сдавливала посильнее, то казалось, что внутри каждого что-то гудит и постукивает…

– Не я сделала, а мы, – поправила бабушка, забирая у меня веревку. – Каждый узелок – это ветер. Развяжи первый – и вот тебе легкий бриз. Второй – уже посильнее. А самый мощный – третий. Развязать его – значит выпустить на волю ураган, да такой ужасный, что ты даже представить себе не можешь.

– Но зачем кому-то вызывать ураган? – спросила я, склонив к ней голову.

Бабушка повела бровями.

– Я не спрашиваю, дорогая, – сказала она. – Ты запомни, у людей могут быть разные причины, это уже не наше дело.

– А я смогу сделать то же самое сама?

– Чуть позже, детка. Вот станешь немного постарше, и я все тебе объясню. А пока ты можешь мне помогать.

Она нежно взъерошила мои волосы, а у меня сразу потеплело в груди, стоило только представить, как я стану старше и бабушка всему меня обучит.

Потом она поднялась с кресла, немного постояла и, прихрамывая, медленно направилась к черному сундуку, словно заклинание лишило ее легкости и силы. С трудом доковыляв до сундука, бабушка прислонилась к стене, едва переводя дух.

Я следила за каждым ее шагом, готовая тотчас сорваться с места, если вдруг ей станет совсем плохо или она упадет. Такое иногда случалось после подобных обрядов. Бывало, бабушка и подняться не могла, а случалось, что и падала, сотрясаясь в страшных судорогах. Тогда я подкладывала ей под голову подушку и отодвигала подальше стол и стулья. В такие моменты бабушка кричала так, что я невольно затыкала уши. Правда, об этом я потом ей не рассказывала. Но на этот раз она выглядела не так уж плохо. «Наверное, все потому, что я ей помогала», – решила я.

Бабушка подняла крышку сундука и хотела было положить туда веревку, как вдруг остановилась и посмотрела на меня.

– Подойди, детка, загляни сюда, – предложила она, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Затаив дыхание, я робко подошла к сундуку. Бабушка ухватила меня и притянула ближе. Глаза мои, наверное, чуть на лоб не вылезли – столько всего удивительного там водилось! Бечевки, перья, камни и всякие другие предметы, которые кому-то могли показаться самыми обычными и ничем не примечательными, но для меня были дороже любых сокровищ. Ведь каждая из этих вещиц – частичка бабушкиной магии.

Под амулетами я разглядела какие-то бумаги: записи, причем довольно странные, схемы, рисунки. Что в них начертано, я не понимала, однако была так зачарована, будто они уже были моими.

Я внимательно изучала содержимое сундука, хранившего историю всех женщин семьи Роу – историю их жизней, сложных, необычных и чаще всего недолгих. Этого казалось так мало. Они столько сделали для нашего острова и так немного оставили после себя!

Так уж повелось, что женщины из нашей семьи едва доживали до сорока – а точнее, до тех пор, пока не подрастали их дочери, которых можно было наделить даром.

– В этом сундуке – память обо всех поколениях Роу, – прошептала бабушка. – Все, что мы когда-либо узнали или создали сами. И переходит он от матери к дочери еще со времен самой первой из семьи Роу. Моя бабушка передала его моей матери, моя мать – мне, а я когда-нибудь передам его тебе. Ты – одна из нас.

Бабушка наклонилась и поцеловала меня. Удивительно! Одна из нас… Она говорила не просто о семье Роу – о ведьмах острова Принца. А во все времена на острове могла быть только одна ведьма. Моя мать тоже могла бы ею стать, но занималась магией только бабушка.

– Все это будет твое. Понимаешь, Эвери? – ее слова вывели меня из раздумья.

Конечно, я понимала! Это я буду следующей после бабушки ведьмой Роу – не мама, а я!

Я кивнула, и бабушка крепко обняла меня, обволакивая запахом дыма. Вспомнилась мать. Едва мне исполнился год, она покинула нас, потому что не хотела становиться ведьмой. Из-за этого бабушка была вынуждена заниматься магией гораздо дольше, чем положено, что сильно ее изматывало. Она слабела, заклинания давались все труднее, и местные даже стали о ней тревожиться.

Я должна была по праву занять место ведьмы и вернуть те славные деньки, когда все на острове жили в достатке и согласии. Должна была, но… не успела. Бабушка даже не начала учить меня магии, когда за мной вернулась мать.

Случилось это через несколько дней после моего двенадцатого дня рождения. Как я ни упиралась, как ни плакала, из домика в скалах мать увезла меня в Нью-Бишоп, самый большой город в северной части острова. А уж о том, чтобы становиться ведьмой, даже думать запретила – строго-настрого.

И все равно я всегда знала, что когда-нибудь сбегу и вернусь в бабушкин дом. Это лишь вопрос времени. Дни складывались в недели, месяцы, годы, но я не слишком тревожилась – просто ждала своего часа. Ждала, когда пора настанет.

Меня ничуть не взволновало объявление о помолвке матери, а затем и ее замужество. Избранником ее стал один из богатейших жителей острова.

После свадьбы мы переехали в его дом, но для меня ничего не изменилось, – я лишь перебралась из одной тюрьмы в другую. Ни малейшего внимания не обращала я на то, что мать вдруг принялась наряжать меня в шелк и атлас и выводить на люди, словно призового пони. Я старалась не думать обо всех этих приходских пикниках и чаепитиях, где мать без устали разглагольствовала о милосердии, послушании, общественном благе и добродетели так, будто исходили эти идеи от меня. «Пусть делает, что хочет, – думала я. – «Пусть воображает, что удастся воспитать меня такой, как она мечтает, – истинной леди, богобоязненной и кроткой». Мне не было никакого дела до всех этих глупостей. Я должна быть и буду ведьмой Роу. Это мой долг, моя судьба, и никто, даже мать, не сможет этому помешать.

Я знала, без ведьмы на острове Принца жилось тяжело, неудачи и беды сыпались одна за другой, но все же рассчитывала, что местные не осудят меня слишком строго. Надеялась, что жители нашего острова понимают – я не отказывалась от своего призвания и не хотела обмануть их ожидания… Если бы не мать! Если бы она в свое время не отреклась от магии или же, поняв, что я не повторю ее ошибок, просто оставила меня у бабушки, жизнь на острове шла бы своим чередом. Все сложилось бы иначе, не будь она так помешана на семейных ценностях и морали, а также на стремлении сделать из меня безупречную леди. И если кого и стоило обвинять в том, что сейчас дела на острове шли из рук вон плохо, – так это ее, а не меня.