Джон Холлинс - Золото дураков Страница 4

Лучше бы он этого не делал.

Такого он не нюхал никогда в жизни. Если тут и жил медведь, то, наверное, здесь же и околел – после долгого жуткого поноса, вызванного, должно быть, неумеренным поеданием скунсов. Тоже, наверное, умерших от поноса. Причем за несколько недель до съедения.

Билл слегка поперхнулся и заколебался. Но в конце концов, кто он такой, чтобы сомневаться в божественной воле? Хотя вонь тухлятины и может привлечь трупоедов, такой смрад сочтет ниже своего достоинства даже ворона. И не то чтобы выбор был очень уж велик.

Вытянув мокрую тряпку из мокрого кармана, Билл прикрыл ею нос и ступил дальше. Вопреки тряпке, вонь усиливалась с каждым шагом. Когда она сделалась невыносимой – хоть и невидимой, но совершенно непреодолимой стеной отвращения, – Билл немного отступил ко входу и улегся. Камень был твердым и холодным, но, к счастью, не питал никаких убийственных намерений. Билл посмотрел на вход, на мир за ним. Во тьме чуть различались деревья: темно-синие пятна среди черноты. Билл отвернулся, передвинулся, устраиваясь поудобнее…

И придавил что-то маленькое, мохнатое и теплое.

Он завизжал.

Он всегда надеялся, что в подобной ситуации его возглас можно будет описать как «гневный рев». Но Билл именно завизжал.

Самооценку Билла спас тот факт, что придавленное издало такой же пронзительный звук. К сожалению, на звук откликнулись. И еще раз. И еще. Визг подхватили десятки глоток. Из пещеры обрушилась мутная волна дрожащих нечеловеческих голосов.

В ответ пещера озарилась огнем. Среди мрака запылали факелы. И осветили Билла как раз тогда, когда он вскочил и посмотрел в скальный зал, от стены до стены заполненный маленькими зелеными телами, свирепыми мордочками и остроконечными ушами, мелкими черными глазками, полными злости, оскаленными зубами.

Билл напомнил себе: бойся сумрака Брекканского леса. А этот конкретный кусок сумрака приютил целую гребаную орду гоблинов.

«Эй, Лол, – подумал Билл, – да ты же полный ублюдок!»

2. Летти и Балур

Главная беда любителей приключений – крайне хреновые заработки. Летти подумала об этом, вытирая пот со лба. Проклятый перевал! Горы, по идее, должны быть с холодами и снегом. Почему же ее задница так потеет?

Впрочем, Летти знала ответ. И он ей очень не нравился. Потому она принялась размышлять о туманной и загадочной сфере финансов. А именно о том, как эта сфера пересекается с карьерой.

Давно, в самом ее начале, промысел мечом и ногами казался очень хорошей идеей. Лупишь монстров – получаешь деньги и славу. С деньгами вышло не очень. Со славой – немного лучше. Но лишь в определенных рамках. Песен о наемных убийцах почти не слагали. Летти знала всего троих коллег, о чьей профессиональной доблести пели в тавернах. Хотя, если уж быть честной до конца, надо упомянуть и четвертого, небезызвестного типа по прозвищу Честноглот. Но баллада про него отличалась скабрезностью, намекала на продажную любовь, и в конце ее Честноглот частично лишился анатомии. Так что четвертый номер вряд ли числился по разделу «славы».

Но даже если представить, что про тебя сложили песню и публика сумела разглядеть за потным окровавленным головорезом сияющего героя, остается печальный факт. Доходы. Они у сияющего героя всегда результат насилия и телесных увечий. А процесс их получения всегда норовит выйти из-под контроля. Причем – очень далеко выйти.

В общем, Летти решительно отказалась рефлексировать о прошлом. Вместо этого она сосредоточилась на своей готовности к новой спокойной жизни.

– А как насчет пекарни? – спросила Летти.

Ее спутник долго молча глядел на нее.

Балур был восьми футов роста, без унции жира, зато с хвостом. Балур был аналезом, человекоящером Западных пустынь. Широкая длинная морда, желтые глаза, внимательно глядящие из-под узловатых, толстых коричневых чешуй, похожих на камни размером с кулак.

– Нет, – выговорил Балур.

Его голос напоминал скрежет трущихся жерновов. Он медленно покачал головой.

– Нет, – повторил он.

Аналезы – суровый народ. Летти слыхала, что в их языке есть сорок слов для описания звука, производимого человеческой головой при соприкосновении с боевым молотом. Но как-то не улучалось подходящей минуты, чтобы расспросить Балура, правда это или нет.

– Ты сейчас произнес «нет» безотчетно, совсем не подумав, – сказала Летти.

Ранее Балур отверг оружейное дело, кузнечное ремесло, фермерство, объездку лошадей и танцы для взрослых. Честно говоря, жизненные умения Балура в основном сводились к навыку лупить молотом по разнообразным предметам – потому кузнечное ремесло и показалось привлекательным. Летти решила, что Балур просто упрямится.

– Гляди, – сказала она, – видишь?

Впереди наконец показалось седло перевала. За ним лежала плодородная, полная жизни долина Кондорра.

– Вот он, наш второй шанс, новая страница в нашей истории. Когда мы придем туда, сможем сделаться кем угодно!

– Да, – ответил Балур, кивая.

Лицо Летти просветлело. Наконец-то. Толстолобый олух…

– Я суть хочу сделаться наемником, – окончил мысль Балур.

Летти тяжко вздохнула.

– О да. У нас так хорошо получалось, лучше некуда.

Ветер ненадолго переменился, задул снизу, и ноздри Летти наполнились вонью падали и гари. Летти вздохнула снова.

К Рыгу все это. Надо смотреть вперед. В новое начало.

Балур размеренно вышагивал. На седловине, точке раздела, за которой начиналось новое, Балур остановился и протянул к напарнице толстую четырехпалую руку.

– Я не имею рук для пекарни, – сообщил он. – У меня нет проворных пальцев.

– Ты можешь просто замешивать тесто, – предложила Летти.

На ее взгляд, Балуру следовало бы конструктивнее глядеть на проблемы.

Она ступила на перевал, и перед нею, под ее ногами, разостлалось будущее. Долина Кондорра.

Ранняя осень, вечер. От гор легли длинные тени. Еще жаркие лучи солнца пробиваются между пиками, золотят лес, сбегающий по склонам. Вдали, на дне долины, лес уступает место лоскутным одеялам фермерских полей, укрывшим долину до самого дальнего края, где темнеют осыпи на склонах и белеют вершины. Ярко высвеченная медленная, ленивая река Кон кажется лентой белого пламени.

Эта долина – мир в себе. Микрокосм. Вон замки, похожие на детские игрушки, озера, топь и даже что-то, отчетливо напоминающее вулкан. Издали все такое маленькое, чистенькое – будто на рисунке из детской книги. Реальность слишком далеко, чтобы испортить вид.

– Посмотри на это. – Летти указала вниз. – Там мы можем стать кем угодно.

– Мне суть нравится быть наемником, – сообщил Балур, пожав плечами.

– А как насчет забойщика? – предложила Летти в порыве вдохновения. – Забойщик может убивать, да. Всякий скот. Ты идеален для такой работы. Быстрый удар по черепу. По каждому.

– Забой суть преимущественная работа ножа, – сообщил Балур, склонив голову набок.

– Я люблю работать ножом, – призналась Летти.

В ее пальцах возник нож, упорхнул, возник в другой руке.

– Бац – и зарезал скотинку. И все.

Балур задумался снова. Его нечеловеческие мысли двигались медленно и вполне нечеловечно.

– А скот будет отбивающимся? – спросил он наконец.

Настал черед задуматься Летти.

– Скот? – уточнила она на всякий случай.

– Они суть представляют из себя проблемы? – спросил он, кивая. – Я не хочу произойти мягким, работая забойщиком.

Летти моргнула раз, другой. Нет, вопрос не был галлюцинацией.

– Балур, коровы – это просто гребаные коровы, – разъяснила она. – Они не отбиваются. Они едят траву, получают молотом по черепу и превращаются во вкусные мясные деликатесы.

Балур обдумал услышанное.

– Я думаю, что еще в сути предпочитаю быть наемником, – уведомил он спустя некоторое время.

Летти подавила желание схватить его за плечи и хорошенько потрясти. Хотя желание нелепое – до его плеч все равно не дотянешься. И потрясти не получится, даже если дотянешься. Вместо этого она вытянула из-за пояса кошель с золотом и потрясла им. Только этот кошель и скрашивал память о кошмаре, оставленном за спиной.

– Балур, ты посмотри туда, – попросила она. – Там все, чего мы только ни пожелаем. Новая жизнь. Лучшая жизнь.

Балур сощурился.

– Там произойдут вино и шлюхи?

– Ты – иностранец из далекой земли. Экзотический. Интересный. Женщины будут липнуть к тебе.

– Я имею восемь футов роста, будучи со странным синтаксисом. Такой я суть интересный.

Летти задумалась, куда лучше врезать: в промежность или в глаз.

От мучительных сомнений ее избавила мелкая визжащая тварь, кинувшаяся из-за камня. Гоблин! Паршивец взвился и на лету выхватил кошель.

– Мой! Мой! Мой! – заверещал он, приземлившись, и бросился наутек по тропинке, яростно перебирая ногами. – Я взял! Я взял! Он мой!

После выкрика он сделал ровно один шаг. Нож Летти угодил в основание шеи между позвонками и подпортил спинной мозг. Гоблин издох, не успев упасть.