Анджей Сапковский - Сезон гроз Страница 63

– Рассказывай!

– Тише, Коралл, – отмахнулась Йеннефер. – Не обижай ее. Не так уж это интересно.

– Вот в это я как раз не поверю, – зло усмехнулась Литта Нейд. – Но хорошо, девушку я прощаю, я ей действительно уже назначила наказание, извинения приняла и позволила продолжить обучение. Да и перестали меня радовать ее бубнеж и признания. Если коротко: она втюрилась в ведьмака и сбежала с ним. А он, когда наскучила, бросил Мозаику. Однажды утром она пробудилась в одиночестве. От любовника и постель остыла, и след пропал. Ушел, поскольку был должен. Развеялся, словно дым. Умчался с ветром.

Белокожая девушка, хотя и казалось это невозможным, побледнела еще сильнее. Руки ее тряслись.

– Оставил цветы, – тихо сказала Йеннефер. – Букетик цветов. Правда?

Мозаика подняла голову. Но ничего не ответила.

– Цветы и письмо, – повторила Йеннефер.

Мозаика молчала. Но румянец медленно возвращался на ее лицо.

– Письмо, – сказала Литта Нейд, глядя на девушку с интересом. – О письме она мне не говорила. Не вспоминала о нем.

Мозаика сжала губы.

– Значит, поэтому, – закончила с притворным спокойствием Литта. – Поэтому ты вернулась, хотя понимала, что наказание будет суровым, куда суровей того, что ты понесла на самом деле. Это он велел тебе вернуться. Если бы не он – ты бы не возвратилась.

Мозаика не ответила. Йеннефер тоже молчала, накручивая на палец черный локон. Внезапно подняла голову, взглянула в глаза девушке. И улыбнулась.

– Он приказал тебе ко мне вернуться, – сказала Литта Нейд. – Приказал вернуться, хотя представлял, что тебе может грозить. Этого я от него, признаюсь, не ожидала.

Фонтан журчал, пахло мокрым камнем. Пахли цветы, пах плющ.

– Этим он меня застал врасплох, – повторила Литта. – Этого я от него не ожидала.

– Потому что ты его не знаешь, Коралл, – спокойно ответила Йеннефер. – Совершенно не знаешь.

Глава двадцатая

What you are I cannot say;Only this I know full wel —When I touched your face todayDrifts of blossom flushed and fell.

Мальчишка с конюшни получил полкроны еще вчера, лошади ждали, оседланные. Лютик зевал, почесывая в затылке.

– Боги, Геральт… Нам и вправду нужно выбираться в такую рань? Ведь еще темно…

– Уже не темно. В самый раз. Солнце встанет самое большее через час.

– Только через час. – Лютик взгромоздился в седло мерина. – Я бы этот час лучше поспал…

Геральт взлетел в седло, подумав, бросил конюшонку еще полкроны.

– Нынче август, – сказал. – От восхода до заката каких-то четырнадцать часов. Я бы хотел за это время уехать как можно дальше.

Лютик зевнул. И словно только сейчас увидал расседланную кобылку в яблоках, стоявшую в стойле. Кобылка махнула головой, словно желала о себе напомнить.

– Погоди, – задумался поэт. – А она? Мозаика?

– Она с нами дальше не едет. Мы расстаемся.

– Как так? Я не понимаю… Будь добр, поясни, пожалуйста…

– Не буду добр. Не сейчас. По дороге, Лютик.

– Ты точно знаешь, что делаешь? Осознаешь в полной мере?

– Нет. Совершенно не осознаю. И ни слова больше, я не желаю об этом нынче говорить. Едем.

Лютик вздохнул. Тронул мерина. Оглянулся и вздохнул снова. Был поэтом, потому имел право вздыхать сколько пожелает.

Трактир «Тайна и Шепот» весьма недурно смотрелся на фоне зари, в туманном свете раннего утра. На ум приходил тонущий в мальвах, окруженный вьюнком и плющом двор феи, лесной храм тайной любви. Поэт задумался.

Вздохнул, зевнул, откашлялся, сплюнул, завернулся в плащ, тронул шпорами коня. Из-за этих нескольких мгновений задумчивости он поотстал. Геральт был едва виден в тумане.

Ведьмак ехал быстро. И не оглядывался.

– Пожалуйста, вот вино, – корчмарь поставил на стол фаянсовый кувшин. – Яблочное из Ривии, как вы и хотели. А жена просила узнать, как господа находят свининку.

– Находим ее в каше, – ответил Лютик. – Время от времени. Не так часто, как нам хотелось бы.

Корчма, к которой они под конец дня добрались, именовалась, как извещала цветистая вывеска, «Под Вепрем и Оленем». Но обещания подобной дичи так и оставались обещаниями, в меню ее было не сыскать. Местным фирменным блюдом оставалась каша с кусками жирной свинины и густой луковой подливкой. Лютик, похоже, из принципа, покрутил чуток носом на слишком плебейскую, на его взгляд, пищу. Геральт не жаловался. Свининка была вполне себе, подлива оказалась сносной, а каша – дошедшей: и вот это последнее удавалось далеко не каждой кухарке из придорожных корчем. Все могло быть куда хуже, особенно учитывая, что выбор-то – ограничен. Геральт настаивал, что они должны преодолеть за день как можно большую дистанцию, и на постоялых дворах, мимо которых проезжали раньше, останавливаться не хотел.

Как оказалось, не только для них «Под Вепрем и Оленем» стала концом дневного этапа пути. Лавку под стеной занимали проезжие купцы. Купцы современные, в отличие от традиционных, не пренебрегающие слугами и не полагающие уроном для чести сидеть вместе с ними за вечерей. Современность и толерантность, понятное дело, имели определенные границы – купцы занимали один конец стола, слуги другой, а демаркационная линия была хорошо заметна. В блюдах – тоже. Слуги ели свинину в каше, изюминку местной кухни, запивая все дешевым пивом. А вот господа купцы получили по цыпленку и несколько кувшинов вина.

За столом противоположным, под головой вепря, ужинала пара: светловолосая девушка и мужчина в летах. Девушка одета была богато, но неброско и вовсе не по-девичьи. Мужчина выглядел урядником, да при том не из значительных. Пара ужинала совместно, разговор вела весьма оживленный, но казалось это знакомство недавним и, скорее, случайным, что ясно было по поведению урядника, который напирал на девушку в явственной надежде на нечто большее – девушка же принимала сие с вежливой, но хорошо заметной ироничной осторожностью.

Одну из лавок покороче занимали четыре жрицы. Странствующие целительницы, о чем свидетельствовали их серые одежды и закрывавшие волосы облегающие капоры. Еда, которую они вкушали, была, как заметил Геральт, более чем скромна: кажется, ячневая каша без приправы. Жрицы никогда не просили за исцеление плату, лечили всех и задаром, обычай же требовал предоставлять им за это, когда возникала необходимость, – гостеприимство и ночлег. Корчмарь из «Вепря и Оленя» обычай знал, но, похоже, намеревался соблюсти его с наименьшими затратами.

На лавке соседней, под оленьими рогами, обустроились трое местных, занятых бутылкой пшеничной, и похоже, не первой. Утолив уже более-менее ежевечернюю жажду, они осматривались в поисках развлечения. Нашли его, понятное дело, скоренько. Не повезло жрицам. Хотя, наверное, к подобным обстоятельствам они привыкли.

Стол в углу занимал еще один гость. Подобно самому столу, скрытый в тени. Гость, как приметил Геральт, не ел и не пил. Сидел неподвижно, опершись спиной о стену.

Трое местных развлекались, их шутовские выпады в адрес жриц становились все вульгарнее и неприличнее. Жрицы сохраняли стоическое спокойствие, совершенно не обращая на них внимания. Местных, похоже, это начинало раздражать, причем сообразно с убыванием пшеничной в бутылке. Геральт стал быстрее работать ложкой. Решил набить пьянчугам морды, но не хотел, чтобы из-за этого у него остыла каша.

– Ведьмак Геральт из Ривии.

В углу, в тени, внезапно вспыхнул огонек.

Сидевший за столом одинокий мужчина поднял руку над досками. Из пальцев его выстрелили дрожащие язычки пламени. Мужчина приблизил руку к стоявшему на столе подсвечнику, по очереди зажег все три его свечи. Позволил, чтобы те хорошенько его осветили.

Волосы его были серые, будто пепел, пронизанные на висках снежно-белыми нитями. Трупно-бледное лицо. Крючковатый нос. И светло-желтые глаза с вертикальным зрачком.

На шее его, вытащенный из-под рубахи, поблескивал в свечных огоньках медальон.

Голова щерящего зубы кота.

– Ведьмак Геральт из Ривии, – повторил мужчина в тишине, установившейся в зале. – По дороге в Вызиму, как полагаю? За наградой, обещанной королем Фольтестом? За двумя тысячами оренов? Я верно догадался?

Геральт не ответил. Не шевельнулся даже.

– Я не спрашиваю, знаешь ли ты, кто я такой. Наверняка знаешь.

– Немного вас осталось, – спокойно ответил Геральт. – А потому и догадаться несложно. Ты – Бреген. Также именуемый Котом из Иелло.

– Ты гляди-ка, – фыркнул мужчина с медальоном кота. – Прославленный Белый Волк знает мое имя. Воистину честь для меня. А то, что ты собираешься украсть мою награду, мне тоже считать своего рода честью? Мне стоит уступить первенство, раскланяться и попросить прощения? Как в волчьей стае: отойти от добычи и ждать, поджав хвост, пока вожак насытится? Пока милостиво соизволит оставить объедки?