Райчел Мид - Серебряные тени Страница 8

Сперва я была ошарашена, удивлена и не поняла подвоха. Мне что, предлагают спать на настоящей кровати? Не то чтобы она выглядела удобно… но все-таки. Даже простенькая постель безумно далека от голого каменного пола в камере. Она, конечно, с явно жестким матрасом и постельным бельем из того же материала, что моя прежняя рубашка, ну и что с того?.. Я смогу спать на кровати, без вопросов! И я увижу во сне Адриана…

– У меня есть соседка? – спросила я, взглянув на соседнюю кровать.

Трудно было определить, живут ли в комнате другие люди: никаких личных вещей здесь не было.

– Да. Ее зовут Эмма. Ты многому могла бы у нее научиться. Мы очень горды ее достижениями. – Шеридан уже выходила из комнаты, и я поняла, что мы здесь задерживаться не будем. – Сидни, сейчас ты с ней познакомишься. И с остальными.

Свернув в другой коридор, мы миновали приоткрытые двери, за которыми маячили пустые помещения вроде обычных классов. С приближением к концу коридора я почуяла нечто соблазнительное, и притупившиеся чувства сразу же всколыхнулись. В воздухе витали запахи пищи. Настоящей, горячей пищи! Шеридан вела меня в столовую. Голод, которого я не осознавала, отозвался в моем животе болезненным спазмом. Я настолько приспособилась к своему жалкому тюремному рациону, что считала состояние истощения нормальным. Только сейчас я осознала, насколько я жажду чего-нибудь, кроме тепловатой кашицы.

Алхимическая столовая не впечатляла – она была на порядок меньше кафетерия Амбервуда. Я насчитала пять столов, за тремя из которых сидели люди в бежевых штанах и рубашках, точь-в-точь похожих на мой костюм. Наверное, здесь обедали мои товарищи по несчастью: все с золотистыми лилиями. Их оказалось двенадцать: значит, я стала «счастливой» тринадцатой. Интересно, что по этому поводу думает Шеридан? Задержанные были разного возраста, пола и цвета кожи, но я была готова биться об заклад, что все они – американцы. Кстати, в некоторых тюрьмах крайне важно создание ощущения, что ты – чужак. Но, поскольку цель этих тюремщиков состояла в том, чтобы вернуть нас в сообщество, я решила, что заключенных будут объединять общие культура и язык. Предполагается, что мы будем стремиться стать похожими на лучших представителей лиги алхимиков, да и вообще стараться изо всех сил. Глядя на них, я гадала, что с ними случилось, не найдется ли среди них моих союзников.

– Это Бакстер, – произнесла Шеридан, кивая в сторону сурового мужчины в белом. Он застыл у раздаточного окошка и внимательно поглядывал на заключенных. – Готовит он невероятно вкусно. Уверена, что ты будешь в восторге. А вот Эддисон. Она следит за обедом и ведет уроки изобразительного искусства.

Если бы не местоимение «она», я бы и не догадалась, что Эддисон – женщина. Ей, наверное, уже перевалило за пятьдесят, и она была облачена в строгий костюм – столь же официальный, как у Шеридан, но чуть менее элегантный. Эддисон вытянулась в струнку возле дальней стены и пристально за всеми наблюдала. Сбритые волосы на голове отросли короткой щетиной, а лицо с резкими чертами странно не сочеталось с тем, что она жует резинку. Единственным украшением служило алхимическое клеймо – неизменная золотистая лилия.

А я… я даже не ожидала, что она окажется преподавателем живописи, и тут мне в голову пришел новый вопрос.

– Я буду заниматься изобразительным искусством?

– Да, конечно, – ответила Шеридан. – Творчество – превосходное подспорье для исцеления души.

Заключенные негромко беседовали, однако, когда мы переступили порог столовой, в помещении воцарилась мертвая тишина. Все взгляды – как и заключенных, так и надзирателей – устремились прямо на меня. И ни в одном из них не сквозило дружелюбие.

Шеридан прочистила горло, словно мы еще не были в центре всеобщего интереса.

– Внимание! Мне хочется познакомить вас с новой гостьей. Это Сидни. Она только что завершила период размышлений и готова присоединиться к вам, идущим по пути очищения.

Я даже не сразу сообразила, что «периодом размышлений» Шеридан назвала мое время, проведенное в одиночной камере.

– Полагаю, вам будет нелегко ее принять, – ласково продолжила Шеридан. – Я вас в этом не виню. Бедняжка Сидни очень глубоко погружена во тьму, поскольку она была запятнана самым нечестивым образом: близким чувственным контактом с вампирами. Я пойму, если вы не захотите с ней общаться в опасении такого же отравления, но надеюсь, что вы хотя бы будете за нее молиться.

Шеридан механически мне улыбнулась.

– Мы с тобой встретимся позднее, во время исповеди.

После того как я выбралась из камеры, я испытывала тревогу и нервозность, но когда Шеридан направилась к двери, меня захлестнули паника и страхи совершенно иного сорта.

– Погодите! А что мне полагается делать?

– Принимать пищу, дорогая. – Шеридан окинула меня пытливым взором алхимика. – Если ты не обеспокоена своим весом. Что ж… тебе решать.

И Шеридан бросила меня на произвол судьбы. Теперь я стояла посреди столовой и ежилась под устремленными на меня пристальными взглядами. Я перешла из одного круга ада в другой. Я еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько неловко, выставленная напоказ перед чужаками, которым поведали мои тайны. Я лихорадочно думала, как мне поступить. Мне надо каким-то образом продолжать свою игру и еще на шаг приблизиться к Адриану. Шеридан сказала, чтобы я ела. Но как? Здесь не Амбервуд, где канцелярия назначает старших школьников в помощь новичкам. Наоборот: Шеридан постаралась практически запретить кому-либо из персонала или заключенных мне помогать. То был блестящий тактический ход, который должен был заставить меня сломаться окончательно и добиваться расположения остальных, а может, даже смотреть на начальство с трепетом и воспринимать Шеридан или кого-то вроде нее как своего единственного «друга».

Анализ психологических приемов алхимиков сгладил мою панику. Логика и решение задач – вот что мне по силам. Ладно. Если они хотят, чтобы я сама о себе заботилась, так тому и быть. Я отвернулась от заключенных и спокойно зашагала к окошку, где продолжал хмуриться повар Бакстер. Я выжидающе остановилась перед ним, надеясь, что этого будет достаточно. Зря надеялась.

– Э… извините, – тихо произнесла я. – Могу ли я получить… – Как назвала трапезу Шеридан? В камере я совершенно потеряла счет времени, – свой обед?

В ответ он хмыкнул и отвернулся, делая что-то вне моего обзора. Однако спустя несколько минут он вручил скромно заставленный поднос.

– Спасибо, – поблагодарила я Бакстера.

При этом мои пальцы соприкоснулась с его рукой в перчатке. Повар изумленно вскрикнул и с отвращением скривился. Потом брезгливо стянул перчатку, отбросил ее и заменил новой.

Я ошарашенно взирала на него, а затем решила поискать себе свободное место. Я даже не стала контактировать с заключенными, а присела за один из пустующих столов. Многие до сих пор глазели на меня, но кое-кто уже уставился в тарелку. Постепенно в столовой вновь загудели негромкие разговоры. Стараясь не думать о том, обсуждают ли они меня, я сосредоточилась на еде. Моя порция включала в себя скромную миску спагетти с кусочками мяса и консервированным томатным соусом, банан и пол-литровую упаковку двухпроцентного молока. До того как я здесь оказалась, я бы ни к одному из этих продуктов вообще не прикоснулась. Я бы прочла лекцию о жирности молока и о том, что в бананах самое высокое содержание углеводов. Я бы поставила под вопрос качество мяса и содержание консервантов в соусе.

Однако все мои пунктики были напрочь забыты. Еда! Реальная, а не раскисшая безвкусная овсянка. Я начала с банана, заглотав его почти без пауз, а потом притормозила, чтобы не выпить молоко залпом. Что-то подсказывало мне, что Бакстер добавки не дает. Со спагетти я была осторожнее, хотя бы потому, что разум подсказывал: желудок может плохо отреагировать на резкую смену рациона. Но мой организм, похоже, был с этим не согласен: ему хотелось, чтобы я сейчас же слопала спагетти и вылизала тарелку. Что я и сделала. После полуголодного существования в камере-одиночке в течение целых трех месяцев эти спагетти показались мне чудом – деликатесом из высококлассного ресторана в Италии. Правда, от соблазна вылизать тарелку меня избавил звонок, прозвучавший спустя минут пять.

Заключенные дружно встали и отнесли свои подносы к корзине, у которой дежурила Эддисон. Они быстро освободили подносы от остатков еды и аккуратно сложили их на стоящую рядом тележку. Я поспешно последовала их примеру и потащилась за остальными из столовой.

После реакции Бакстера на соприкосновение с моей рукой я постаралась избавить провинившихся алхимиков от близости со мной и держалась от них на почтительном расстоянии. Но в узком коридорчике мгновенно образовалась пробка, и маневры, которые некоторые из бедолаг совершали для того, чтобы на меня не наткнуться, в других обстоятельствах были бы комичными. Те, кто оказался подальше, избегали встречаться со мной взглядом и делали вид, будто меня не существует. Те, кому приходилось избегать контакта, пронзали меня ледяными взорами. Я остолбенела, услышав громкий шепот: