Илья Крымов - Драконоборец. Том 1

Илья Крымов

Драконоборец. Том 1

Пролог

Румяна всегда поднималась раньше отца и матери. Она умывалась, заплетала косу и шла по утреннему холодку выпускать кур и кормить свиней. Распалить горн в кузне – тоже была ее работа. Обычно к этому времени на пне возле поленницы уже сидел Томех Бэлза по прозвищу Бухтарь, который всегда появлялся до первых петухов. В тот день он тоже там сидел, сонно чесал свою безобразную седовато-русую бороду и дымил люлькой, выточенной из кукурузного початка.

– Опять затемно явился? И чего не спится тебе?

– Брх-мрх-мрсм…

– Эх, ну и дурень! Чем честнее человек – тем крепче его сон, не слыхал такого?

– Ухм… нав-мрам…

Румяна покачала головой и открыла ворота кузни. Вообще-то при отце она не осмелилась бы так говорить с Бухтарем, но пока тот спал, можно было и поворчать.

Когда пламя в горне приобрело нужную силу, а заготовки в его горячем жерле раскалились добела, она вытянула одну щипцами, уложила на наковальню, и Бухтарь со звоном опустил на прут большой молот – искры ринулись во все стороны. Румяна ударила два раза маленьким молотком и перевернула заготовку, чтобы Бухтарь вновь обрушил на нее большой молот, и так раз за разом. Бил он умело и точно, и даже то, что не хватало правой руки, не мешало работе. Бывший наемник вообще все хорошо делал своей единственной рукой и дичился, когда кто-то пытался ему помочь.

В кузню вошел отец, уже немолодой, но крепкий мужчина, такой же седовато-русый, как и Бухтарь. Он кивнул дочери и помощнику, взял третий молот и влился в работу.

Через несколько часов пришла пора передохнуть, и Румяна с отцом вернулись в дом, где мать уже накрыла на стол. Бухтарь вернулся на колоду и закурил. Он перестал трапезничать вместе с ними с тех пор, как вдова Лешек повадилась носить ему еду. Вот и опять она вошла к ковалю во двор, высокая, немного полная, румяная женщина в опрятном и довольно дорогом сарафане.

Румяна, смешивая в миске манку с сахаром, наблюдала через маленькое окошко, как угрюмый калека запивает хлеб и мясо парным молоком, а Ива любуется на него, будто на чудо какое-то.

– Ма, а правду говорят, что Ивка к Бухтарю в женки набивается?

Богдана отвесила дочери подзатыльник.

– Не твоего ума это дело, девка, ешь давай!

Мать семейства поймала взгляд мужа и пошевелила бровями.

– А если даже и так, то что? – скрипнул он, уткнувшись в свою миску. – Бухтарь мужик ладный, на все дела мастер, даром что кривой. В шинке, почитай, и не бывает, коваль, плотник, цирюльник, вой в прошлом, кругом молодец. А Ивка уже давно траур относила, все чин по чину. И сорванцы Лешек только его во всей деревне и слушаются. Славно пришелся бы такой мужик да на Ивкино крепкое хозяйство… Тебе, Румянка, тоже неплохо было бы приглядеться, хорошие мужики – они ить не на каждом углу встречаются.

Девица вспыхнула.

– Мне?! К такому старому присмотреться?! Да в своем ли ты… – Она запнулась, чувствуя затылком занесенную руку матери, и резко сменила тон: – Ты, конечно, во всем прав, батюшка, но не по сердцу он мне, пускай уж вдова Лешек свой кус счастья отхватит, а мне Господь другого пошлет.

Вскоре, звеня бубенцами, во двор въехала бричка Миклоя Зданека – известного коневода, поставлявшего лошадей даже в королевское войско. Почтенного гостя сопровождал его сын Лех. Господин Зданек обменялся приветствиями с хозяином, а потом Румяна уложила на стол перед заказчиком сверток. Внутри ждала сабля.

– Вот глядите, милсдарь, как и было заказано, отковали мы из того железа сталь высшей пробы, а рукоятку облагородили конской головой чеканного золота. Ножны новые, Томехом выточенные и конской кожей обтянутые.

Сабля перешла в руки Леху, молодец вышел во двор и принялся знакомиться с оружием, Румяна вышла следом. Коваль и заказчик решили обмыть состоявшуюся сделку, тем более что Богдана уже накрывала стол.

Бухтарь сидел на корточках возле ворот кузни и дымил, следя, как Лех красуется перед Румяной, а та только и рада была. Она и сама не замечала, как начинает теребить кончик толстой черной косы – большой редкости в Диморисе, где, почитай, все русыми урождались испокон веку, – и алеть, словно уложенное в горн железо.

Румяна была красавицей, хотя и не совсем обычной. Ее родители долго не могли завести детей, но в конце концов Господь-Кузнец послал им ее. Девчонка, а потом и девица получилась знатного росту, отцовская наука сделала ее широкоплечей и крепкой, а благодаря жару горна она всегда оправдывала свое имя. Когда пришла пора созревания, Румяна расцвела всем на зависть, широкие плечи ничуть ее не портили, коса была толще мужской руки, а шея длинна, словно у лебедя. Только цвет волос удивлял. Некоторые бабы судачили у колодца – мол, не от Дорота она такая чернявая, а от какого-нибудь залетного шехверца, но коваль жене верил железно и единственную дочь свою любил безоглядно.

Румянка была выше большинства деревенских парней, сызмальства играла с мальчишками наравне, а повзрослев, не видела с ними своего будущего. То ли дело Лех Зданек, единственный парень в округе, кто был выше ее, златокудрый, статный, белозубый, с молодыми усиками, которые когда-нибудь превратятся в настоящие гусарские усы. Под его взглядом Румяна алела, и начинал ее распирать томящий внутренний жар.

– А что, коваль, правду говорят, что ты воем был? – спросил Лех, закончив свои упражнения и глядя то на оружие, то на Румяну.

Бухтарь вынул кукурузную люльку и ответил, выдыхая дым:

– Наемником, милсдарь. Служили хозяевам многим и разным, это да, но в королевском войске не был.

– Что скажешь, хорошо я с саблей обхожусь?

– Ладно вроде бы. Но у меня топор был и щит, а с саблями да мечами я не умею.

– Вот как?

– Но вы ведь в королевскую гусарию наниматься собрались, верно, милсдарь? Коли так, то кроме сабли вам бы с пикой уметь. Гусарии главная сила – удар конными рангами и взлом пешего построения, а уж потом, ежели первая ранга преуспела, то и сабли в бой идут и пистолеты, дабы успех укрепить… Хотя ежели найметесь, то до сроку вас в первую рангу и не поставят, будете во второй или третьей, как раз с саблей наготове.

Его речь как-то сама собой стихла, будто калека вспомнил, что слишком давно не затягивался, и сразу же исправил это упущение.

– Что ж, раз ты и впрямь такой смышленый в войском деле, то, может, присоветуешь, как быстрее подняться в звании?

Румяна следила за мужчинами молча, хотя ей не нравилось, что теперь все внимание Леха принадлежало Бухтарю.

– Ну, можно, конечно, взятку дать, но, судя по вашему лицу, милсдарь, этот путь не про вашу душу. Еще можно боевой подвиг совершить, защитить офицера, защитить хоругвь от поругания либо, еще лучше, захватить вражескую хоругвь или вражеского военачальника. Однако же, – его левая рука непроизвольно потянулась к правому плечу, но Бухтарь это заметил и вовремя пресек, – по опыту могу судить, подвиги иногда дорого стоят. Так что вот вам лучший совет: не ходите вы в гусарию. У вас ведь есть семейное дело, здоровье, и собой вы недурны. Растите коней для войска и живите себе в благополучии. Самое милое дело.

Услышав такой совет, Лех скривился, не тая разочарования и презрения.

– Слова неудачника.

– Скорее наученного жизнью человека.

По крыльцу уже спускался пан Миклой, и Лех спрятал саблю в ножны. Вскоре звонкая бричка уехала.

День продолжился в обычном порядке, однако Румяна до самого вечера была в дурном настроении. С недавних пор мысль о том, что Лех вскоре станет королевским воем, сильно пугала ее. Бухтарь, конечно, тот еще грубиян, но с его советом девушка склонна была согласиться.

За вечерней трапезой она все больше молчала и без аппетита возила ложкой в тарелке с репой, чем вызывала ворчание матери.

– Завтра праздник весеннего равноденствия, и пан Зданек напомнил, что устраивает на ромашковом лугу большое гуляние, ибо в этот день родился его сын. Он даже пригласил заграничного магика, мастера в деле небесных огней или чего-то такого. Соберется народ со всех окрестных деревень.

Дочка коваля задержала дыхание. Она, как и вся молодежь округи, грезила этим праздником и отчаянно боялась, что родители запретят ей идти. Богдана вопросительно глянула на мужа, а Дорот некоторое время молчал, будто смущенно, и глядел в миску.

– Ну, невежливо будет не пойти, раз пан Зданек самолично позвал, так что…

– Да дыши уже, девка! – рассердилась мать. – Пойдем мы туда и отпразднуем, ибо что ж, все люди как люди, а ковали в черном теле? Не дело это. Вот, кстати, есть для тебя кое-что.

Богдана отошла к своему собственному сундуку, который Румянке с самого детства настрого запрещала открывать, и достала оттуда – дочь охнула и вскочила – новенький красный сарафан, расшитый кружевами и цветной вышивкой. Девица, даром что была на голову выше своей родительницы, запрыгала вокруг, словно маленькая девочка.