Юрий Никитин - Изгой Страница 11

— И какой чародей это сделал? — прошептал он в благоговейном страхе. Страж пожал плечами:

— Говорят, так было всегда. Еще до того, как сюда притопали первые люди. Но кто-то ж сделал... Не само же!.. Но кто, этого уже не узнают даже мудрецы... Давай вон к кузнице! Да пошевеливайся.

Олег все озирался на дивные горы, почти не замечал, что с ним делают, а Скиф совсем упал духом, когда в кузнице с них сняли веревки, а взамен повесили тяжелые цепи. Если веревку надеялся перетереть о камни, то как избавиться от цепей из черной бронзы? Зыркнул угрюмо по сторонам, но пока он был уже без веревок, но еще без цепей, в его ребра напоминающе кололи сразу три копья.

Их втолкнули в нору, в глазах после яркого света потемнело. Из сумрака вынырнул огромный толстый надсмотрщик, проревел свирепо:

— Берите кирки, лопаты — быстро!.. Нет, вы двое берите молоты!

В углу пещеры заметили груду молотов, кирок, лопат. Новых почти нет, все явно после бедолаг, которых вынесли отсюда трупами. Олег взял молот, цепи громыхали и мешали двигаться, надсмотрщик толкнул в спину.

Их заталкивали по длинному широкому ходу, в нишах жарко горят масляные светильники. По дороге встретили худого старика, что подливал бараний жир. Опускались ниже, воздух становился тяжелее и жарче, пропитанный запахами пота, гари, копоти.

Ход нигде не сужался, напротив — стены все больше расходились в стороны. Впереди появился свет от множества факелов: красноватый, чадный, а запах горящего дерева стал мощнее. Все громче и громче удары молотов по металлу: вгоняют клинья в щели, стук кирок, наконец, оба услышали негромкое звяканье цепей.

В исполинской штольне гремели кирками и молотами не меньше полусотни людей. В набедренных повязках, только пятеро сохранили штаны и обувь, исполосованные плетью спины, тяжелое дыхание...

Олег услышал свист рассекаемого воздуха, затем смачный щелчок плети по голому телу, болезненный вскрик. Тяжело дышали даже надсмотрщики: воздух жаркий, влажный, спертый, а из груди каждого раба дыхание вырывается частое и хриплое.

К ним приблизился, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тучный коренастый человек, поперек себя шире, голый до пояса, грудь и лицо в безобразных шрамах.

— Ого, — просипел он, — крепкие... Я вас поставлю в самый дальний угол. Кирки оставьте. Ваши руки для молотов.

Ни один из работающих не оглянулся, хотя их вели вдоль длинного ряда. Глаза совсем привыкли, Олег рассмотрел не только широкие полосы на спинах, оставшиеся от плети, но и шрамы на боках, некоторые — со свежей запекшейся кровью, от тычков остриями копий.

Сама пещера огромная, просто исполинская, но Олег ощутил, что совсем недавно здесь был сплошной камень. Всю эту пещеру сотворили руки людские.

Надсмотрщик указал на одного тощего раба:

— Вот он сверлит дырки в камне. Вы будете вставлять клинья в щели, понятно?.. И — бить, бить, бить... пока плита не отколется.

Скиф молчал, Олег сказал:

— Да, мы все поняли... хозяин. Надсмотрщик хрюкнул, польщенный, но предупредил, уходя:

— Если будете отлынивать — узнаете мою плеть!.. Снова начнете что-то затевать — у меня есть и острое копье.

Когда надсмотрщик удалился, Олег с молотом в руках осмотрелся с мрачным любопытством:

— Вот как добывают камень?..

— Да зачем это тебе? — прошептал Скиф.

— Буду знать. Знание — сила.

— Много тебе помогли твои знания, — прошипел Скиф. — А вот хороший удар топора никогда не подводит.

Олег прошептал убито:

— Ты прав. Но почему-то кажется, что я уже бывал в этой каменоломне... Или это еще буду?

— Ты сперва из этой выберись!

— Чтоб в другую попасть?.. Ну почему у меня такое странное видение, непонятно...

Полдня работали, чувствуя, как за спиной то и дело появляется надсмотрщик. Затем, убедившись, что с новыми рабами хлопот нет, надсмотрщик исчез. Олег с трудом разогнул ноющую спину, глаза его расширились, он задрал голову, ошеломленно посмотрел по сторонам.

— Этого, — прошептал он потрясение, — просто не может быть...

Скиф прорычал раздраженно:

— Чего?

— Это же... это не камень!

Перед ними, от пола и до уходящего во тьму свода, истекала кровью разрубленная пополам гигантская печень неведомого зверя, что должен был рогами царапать небо. Красная с багровым плоть, темно-багровые сосудики с кровью, тонкие беловатые жилки, вся стена — эта разрубленная печень, что застыла на миг, но вот сейчас всколыхнется, потоки горячей дымящейся крови хлынут, зальют, затопят....

Ему показалось, что он вот-вот сможет назвать породу зверя, ведь еще в детстве помогал взрослым разделывать лосей, оленей, кабанов, медведей, а это настолько знакомое, настолько щемяще узнаваемое, только неимоверно огромное, вот он хорошо помнит, что вот тут нежнее, а ближе к тому краю начнут встречаться жилки, все толще и толще, зато с этой стороны просто тает во рту...

Глаза давно привыкли к полумраку. Он начал присматриваться к рабам, что сверлили дырки в стене, быстро сделал неслышный шаг к одному, прошептал едва слышно:

— Эй, ты кто?

Рослый исхудавший, как скелет, мужчина с трудом поворачивал тускло поблескивающее сверло. Олег слышал хриплое дыхание, скрип металла о камень, затем донесся хриплый голос, раб старался даже не двигать губами:

— Я здесь уже месяц. Дольше здесь и не живут...

Меня зовут Ширвак.

— Почему такие громадные плиты? — спросил Олег. — Глупо возиться с настолько огромными... Хоть на крепость, хоть на дворец — проще откалывать впятеро мельче.

Раб покачал головой:

— Говорят, владыка этих земель замыслил нечто особенное.

Скиф толкнул Олега, прошипел зло:

— О чем спрашиваешь, безумец?.. Я тут и трех дней не выдержу. Ответь нам, человек, как отсюда вырваться?

В их сторону направился надсмотрщик. Олег чувствовал, как тот остановился сзади, запах как от вонючей гиены. Потом вонь ушла в сторону, но устрашенный Ширвак продолжал сверлить гранитную глыбу молча.

Рядом Скиф с такой силой обрушивал молот на расклепанную головку клина, что та вздрагивала и оплывала, как тающая свеча. От ударов вздрагивал пол. Олег хотел сказать, чтобы так не усердствовал, но взглянул на сильные молодые мышцы, смолчал. Пусть, пока силы много. Наверняка представляет, что это он по их головам...

Рабы поглядывали на новеньких, но все работали молча. К концу долгого рабочего дня плети все чаще рассекали воздух, слышались шлепки, вскрики. Некоторые на удары плетей не реагировали, их кололи под ребра копьями. Один вообще выронил кирку, шатался, руки его уперлись в стену.

Надсмотрщик подошел, рука деловито вытащила нож. Олег с отвращением увидел, как другой рукой надсмотрщик схватил несчастного за волосы, задрал голову. Блес-нул нож, из перерезанного горла со свистом вырвался воздух, а из рассеченной артерии тонкой струйкой брызнула кровь.