Андре Олдмен - Последний игрок судьбы Страница 17

Дворец был четырехугольным, внутри — большой открытый двор с круглым бассейном, посреди которого бил высокий фонтан. Собственно, все строение представляло собой квадратную в плане колоннаду, под кровом которой располагались постройки поменьше, снабженные собственными крышами. Между ними высились статуи, обратившие к фонтану свои звериные, птичьи и рыбьи физиономии. Завидев эти порядком надоевшие лики, Конан только хмыкнул: ему было непонятно, зачем тратить камень на столь однообразные изображения, Когда носилки вынесли из-под колоннады во внутренний двор, толпа женщин, смешавшаяся с теми, кто только что прибыл, приветствовала победителя радостными криками. Его засыпали цветами, многие из которых больно кололи кожу шипами. Киммериец вяло помахал рукой и полез наружу. Он сразу приметил многочисленные низкие столики, уставленные блюдами и разнообразными сосудами, и это несколько примирило его с судьбой. Туземки окружали его плотным кольцом, их полные, похожие на бархатистые персики груди трепетали под тонкой полупрозрачной тканью одеяний, но женщин было слишком много, от них несло жаром, словно из недр южного леса, и сквозь заливавший глаза пот варвар едва мог рассмотреть их лица… Больше всего хотелось пить.

Только оказавшись на мягких подушках возле круглого малахитового столика, Конан перевел дух. Проклятие! Если Сады Изиды похожи на это место, он предпочтет Серые Равнины. Там, говорят иные, холодно, как в погребе.

Восторженно поглядывая на виновника торжества, туземки разбрелись по двору, занимая места на ложах.

Появились прислужницы в коротких фартучках, составлявших все их одеяние. Плавно скользя по гладким плитам, они принялись разносить фрукты и снедь, природу которой варвар определить не смог, даже когда еда оказалась на его блюде. Она напоминала желе, подаваемое в некоторых особо изысканных домах Зингары, только более разнообразное по форме и окраске: от янтарно-желтых звезд и кружочков до шариков темно-синего цвета. Конан предпочел бы добрую телячью лопатку, но, отправив в рот кушанье, вынужден был признать, что оно приятно и сытно. В качестве местного вина он уже имел возможность убедиться — шипучая жидкость в кувшинах оказалась не хуже.

Кто-то опустился на подушки рядом. Подняв глаза от чаши, киммериец с некоторым удивлением признал в женщине воительницу Дану — без шлема, панциря и оружия она выглядела куда более привлекательной.

— Выпей. — Он протянул ей чашу.

Туземка приняла ее и с видимым удовольствием сделала пару глотков.

— Свадебный пир начался?

Она кивнула.

— И где же невеста?

— Появится в свое время.

Некоторое время они молчали, занятые едой. Вино вернуло киммерийцу спокойное расположение духа, он с любопытством поглядывал по сторонам. Среди столиков бродили пятнистые леопарды и тонконогие косули. Они подходили к людям и брали угощение с рук.

— Леопарды не трогают косуль, — кивнул на них варвар.

— На острове нет вражды, — отвечала Дана.

— А Колодец Смерти?

— Им пользуются редко, очень редко.

— Не верю, чтобы женщины не ссорились между собой. Такого не бывает.

— Зачем ссориться, когда нет мужчин?

— Ну да, вы же превращаете их в брагонов…

— Они большего не заслуживают. Когда мужчина обронит семя в лоно женщины, ей нужны только его руки. Мускулы. Для работы и защиты. То, что в голове, — лишнее. Мы умнее.

Конан пожал плечами.

— Мускулы — вещь хорошая. Но ты зря меришь всех на один аршин. Вчера я мог убедиться, что и мозги кое на что годятся. На «Белой ласточке» был один парень… Кстати, вы догнали фазелу?

— Да. Ее команда в плену. Они станут брагонами. Все, кроме зингарки.

— Ваше дело. Так вот, там был один пуантенец, Лабардо кажется, дохлячок, который освободил своих друзей без всякого оружия и драки.

— Как?

— Сыграл с одним пиратом в «мельницу». Ставкой была свобода. Он сделал все партии.

Рука Даны застыла, так и не поднеся янтарный шарик ко рту.

— «Мельница»? — спросила она. — Игра? Он хороший игрок?

— Хвастал, что уложил самого Даркатеса, Верховного Жреца Зингары. Жаль, что в такой голове скоро ничего не останется.

Дана промолчала и снова принялась за еду.

— Ладно, — сказал Конан, — брагоны не в счет. Но я видел еще каких-то в юбках там, на лестнице. Разве они не мужчины?

— Нет. Они — слуги Гратакса.

— Гратакса? Это ваш бог?

— Боги на небесах. Гратакс здесь.

— Расскажи мне о нем.

— Что ты хочешь знать?

— Кто такой этот Гратакс. Он живет во дворце?

— Нет, в Лабиринте. Не живет. Он — есть.

— На что он похож?

— Тебе лучше не знать.

— Ладно. Вы его боитесь?

— Пусть боятся мужчины. Гратакс делает из них брагонов.

— Неужели не нашлось ни одного храбреца, кто бы попытался одолеть эту тварь?

— Пытались. Лабиринт пройти нельзя. Везде гибель. Сам не пройдешь. Только Илл'зо знает путь. Уводит в Лабиринт пленников, а возвращает брагонов. Некоторых оставляет себе.

— Илл'зо? Это еще кто?

Дана молча указала рукой в сторону колоннады. Только сейчас Конан заметил в густой тени возвышение, покрытое пышным ковром. Возле него безмолвно стояли худые люди в сине-красных юбках. На возвышении кто-то сидел.

— Илл'зо, Жрец Черепа.

— Ваш повелитель?

— Нет. Наша повелительница — Омма Фа, твоя нареченная. Илл'зо — главный слуга Гратакса.

— Хотел бы я взглянуть на главного врага рода мужского, — хмыкнул Конан.

Словно заслышав его слова, фигура на возвышении поднялась и сделала несколько шагов вниз. Бритоголовые пришли в движение, поспешно выстраиваясь в две шеренги — от возвышения к фонтану. Илл'зо прошествовал между ними, высоко поднимая худые ноги, покачивая головой, словно журавль, высоко поднимая подбородок с приклеенной бородкой-трубочкой, выкрашенной синими и красными кольцами. Юбка жреца была гораздо шире, чем у остальных слуг Гратакса, на ней виднелись какие-то магические знаки.

Подойдя к столику Конана, Илл'зо застыл, поглядывая на киммерийца сверху круглыми внимательными глазами.

— Привет, — буркнул варвар, не поднимаясь. — Хочешь выпить?

— Встань, о, пришелец, возникший из моря, — заговорил жрец нараспев, — встань, поклонись и ответствуй, лукавство, отбросив, как ты зовешься, и родину где ты оставил?

— Зовусь я Амра, лев морей, — отвечал северянин, все еще раздумывая, стоит ли покидать мягкое ложе.

Решив все же соблюдать чужие обычаи, пока к тому принуждают обстоятельства, он поднялся и добавил:

— А родина моя далеко. Ты о ней не слышал.