Стена Бурь - Кен Лю Страница 2

– А почему маленькую? Не будем мелочиться!

– Хватит уже нести чушь! Можете вы обе на минутку вытащить свои мозги из сточной канавы? Погодите-ка… Фифи, мне показалось, что я слышала звон монет в твоем кошельке, когда ты вошла, – никак посчастливилось выиграть прошлой ночью в «Воробьиную черепицу»?

– Не понимаю, о чем ты толкуешь.

– Ага, так я и знала! Да у тебя на лице все написано: просто диву даюсь, как тебе удается обмануть кого-то во время игры. Послушай, если хочешь, чтобы мы с Джизаной не проболтались твоему муженьку насчет пристрастия его женушки к азартным играм…

– Ах вы, фазанихи бесхвостые! Только посмейте ему заикнуться!

– Трудно хранить секреты, когда в горле пересохло. Как насчет глотка «увлажнителя мозгов», как называют этот напиток в народной опере?

– Да вы совсем совесть потеряли… Ладно, с меня угощение.

– Вот славная сестричка.

– Это всего лишь безвредная забава, но я не вынесу, если муженек станет ныть и ворчать всякий раз, как я соберусь выйти поиграть.

– Повелитель Тацзу благоволит тебе, тут ничего не скажешь. Но следует делиться с другими, если не хочешь, чтобы удача от тебя отвернулась.

– Видно, родители перед моим рождением воскурили мало фимиама в храме Тутутики, раз мне достались две такие, с позволения сказать, подружки…

Здесь, в стенах «Трехногого кувшина», затерявшегося в тихом уголке города, подогретое рисовое вино, холодное пиво и кокосовый арак текли такой же щедрой рекой, как и беседа. Потрескивали поленья в горящей у стены жаровне, огонь плясал, поддерживая в харчевне тепло и заливая все мягким светом. Мороз покрыл оконные стекла причудливыми узорами, не позволяющими видеть, что творится снаружи. Посетители сидели по три-четыре человека за низкими столиками в позе геюпа, расслабленные и довольные, угощаясь из маленьких блюд жареным арахисом в соусе таро, подчеркивающим вкус спиртного.

Как правило, выступающий в подобных заведениях сказитель не ждет, когда в постоянном гомоне разговора наступит перерыв. Но постепенно шум спорящих голосов смолк. Хоть и ненадолго, но на какое-то время стерлись границы между конюхами купца с Волчьей Лапы, служанками ученого из Хаана, мелкими государственными чиновниками, улизнувшими пораньше из конторы, рабочими, отдыхающими после того, как честно трудились весь день, лавочниками, которые заглянули сюда развеяться, оставив жен смотреть за товаром, горничными, которых отправили с поручениями, и матронами, пришедшими на встречу с подругами: все они стали слушателями и завороженно внимали рассказчику, расположившемуся в центре таверны.

А тот отхлебнул пенного пива, поставил кружку, хлопнул пару раз в ладоши, высвободив кисти из-под длинных свисающих рукавов, и продолжил:

…тогда Гегемон обнажил На-ароэнну, и король Мокри отступил на шаг, дабы разглядеть великий меч: похититель душ, отсекатель голов, разрушитель надежд. Даже луна словно бы разом померкла в сравнении с ясным сиянием этого оружия.

«Великолепный клинок, – сказал король Мокри, защитник Гана. – Он затмевает другие мечи подобно тому, как консорт Мира затмевает прочих женщин».

Гегемон презрительно посмотрел на Мокри, и его двойные зрачки блеснули.

«Ты нахваливаешь оружие, поскольку считаешь, что я получил несправедливое преимущество? Так давай же обменяемся мечами, и я не сомневаюсь, что все равно сумею сразить тебя».

«Ты ошибаешься, – возразил Мокри. – Клинок я хвалю, ибо верю, что воина можно распознать по выбранному им оружию. В жизни нет ничего лучше, чем встретить противника, воистину достойного твоего искусства!»

Лицо Гегемона смягчилось.

«Мне жаль, что ты взбунтовался, Мокри…»

В углу, лишь едва освещенном мерцанием очага, притулились за столом два мальчика и девочка. Одетые в домотканые халаты и туники, простые, но добротные, они выглядели детьми фермера или, быть может, слугами из обеспеченной купеческой семьи. Старший из мальчиков, лет двенадцати, обладал светлой кожей и пропорциональным телосложением. Глаза у него были добрые, а темные волосы, от природы волнистые, были собраны на затылке в непослушный пучок. Напротив него сидела девочка, годом младше, такая же светлокожая и кудрявая, но только волосы она носила распущенными, позволяя прядям ниспадать каскадом, обрамляя симпатичное круглое личико. Уголки губ были вздернуты в легкой улыбке, пока девчушка острым взором оглядывала помещение: ее острые глаза, имевшие форму грациозного дирана, с живым интересом впитывали все, что происходило вокруг. Рядом с ней сидел мальчик помладше, лет девяти, смуглый и с прямыми черными волосами. Старшие дети расположились по обе стороны от него, зажимая между столом и стеной. Озорной блеск в бегающих глазах мальчугана и его неспособность спокойно сидеть на месте красноречиво объясняли, почему они так поступили. Сходство черт всех троих ребятишек наводило на мысль, что они родные братья и сестра.

– Ну разве это не здорово? – прошептал младший мальчик. – Клянусь, мастер Рути до сих пор думает, будто мы сидим в своих комнатах, отбываем наказание.

– Фиро, – сказал мальчик постарше, слегка нахмурившись. – Ты же понимаешь, что это всего лишь отсрочка. Сегодня каждому из нас предстоит написать три эссе о том, как выглядят наши проступки с точки зрения «Трактата о нравственности» Кона Фиджи, как следует умерять энергию юности образованием и как…

– Тихо, – шикнула на них девочка. – Я слушаю сказителя! Хватит нотаций, Тиму. Ты ведь уже согласился, что нет никакой разницы между тем, чтобы сперва поиграть, а потом поучиться, и чтобы сперва поучиться, а потом поиграть. Это называется «сдвиг времени».

– Сдается мне, что эту твою идею точнее будет назвать «растратой времени», – возразил старший брат. – Вы с Фиро не правы, насмехаясь над великим Коном Фиджи, и мне следовало бы быть с вами строже. Вам нужно было безропотно принять наказание.

– Ха, ты еще не знаешь, что мы с Тэрой… Бу-бу-бу…

Девочка ладонью зажала рот младшему брату.

– Давай не будем отягощать Тиму лишним знанием, ладно?

Фиро кивнул, и Тэра убрала руку.

Младший мальчик вытер губы.

– У тебя ладонь соленая! Тьфу! – Потом он обратился к Тиму: – Раз уж тебе так не терпится засесть за эссе, Тото-тика, я, так и быть, с радостью отдам тебе свою долю, так что можешь написать шесть работ вместо трех. Все равно твои эссе мастеру Рути нравятся больше.

– Вздор! Я согласился улизнуть с тобой и Тэрой лишь по одной-единственной причине: потому что я старший и отвечаю за вас. А вы, между прочим, обещали отбыть наказание позже…

– О, Тиму, я в ужасе! – Фиро скроил серьезную мину, в точности как их строгий наставник, прежде чем устроить ученикам очередную выволочку. – Разве не написано в «Повестях о сыновнем послушании»