Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы - Стивен Эриксон Страница 25

– Мы не боимся, что у них вспыхнет гражданская война, капитан. Мы будем этому только рады, ибо, когда она закончится, все земли тисте можно будет легко завоевать. Но мы не станем рисковать жизнями нашего молодняка.

– Кория для вас не вариант, – заявил Хаут.

– Тогда отправь ее домой! Освободи девчонку! Она не имеет для тебя никакой ценности!

– Когда придет время, я в точности так и поступлю. Образование, Руск, – это долгосрочное вложение. Не стоит ожидать плодов в первый же сезон, равно как и во второй или в третий. Нет, награда последует годы спустя – так всегда было, и так будет с Корией. Я начертил ей жизненный путь, и задача эта почти выполнена. Почти, но не до конца.

– Ты ничем больше не можешь помочь девчонке, – возразил Руск. – Мы чувствуем сущность ее души, которая темна и пуста и в которой нет силы. Кория – не дитя Матери-Тьмы, ибо тьма, которая обитает в ее душе, не имеет отношения к Куральду Галейну. Это просто пустота.

– Да, именно так и есть.

– Тогда что ее ждет? – спросил Руск.

– На языке песьегонов, Руск, созданное мною называется «махибе». Это сосуд: защищенный и запечатанный, но, как ты правильно говоришь, пустой. Что остается сделать? Естественно, заполнить его.

«Заложница».

Ошеломленная и испуганная, Кория подумала о куклах у себя в комнате: каждая из них ожидала своей судьбы, жизни, которую могла даровать ей лишь богиня. Они уже много лет не покидали темного пространства внутри каменного сундука.

– На рассвете, – сказал Хаут джелекам, – вы уйдете. Одни.

– Ты об этом пожалеешь, – пообещал Руск.

– Еще одна угроза с вашей стороны, – ответил Хаут, – и ваш хозяин прогневается. Вполне возможно, что он отправит вас спать под открытым небом, как и подобает грубым псам, не имеющим никакого понятия о чести. Или, если вдруг сочтет, что вас уже ничто не спасет, он может попросту всех вас убить.

Кория увидела, как побледнел под слоем грязи Руск. Встав, он дал знак, и все воины, отодвинув стулья, потянулись к брошенному снаряжению.

– Благодарим за трапезу, капитан, – зловеще проговорил Руск. – В следующий раз за ужином в этом зале будем грызть твои кости.

Хаут тоже поднялся:

– Пусть это тебе почаще снится, джелек. А теперь проваливайте. Больше мне с вами говорить не о чем.

Когда они ушли и Кория собралась убрать со стола остатки трапезы, Хаут рассеянно махнул рукой и сказал:

– Сегодня я призову магию Омтоза Феллака, заложница. Возвращайся к себе в комнату.

– Но…

– В колдовстве есть своя ценность, – заметил он. – По крайней мере, оно поможет мне очистить этот зал от блох. Иди к себе. Тебе нечего бояться этих одиночников.

– Знаю, – кивнула девушка. – Хозяин, если вы превратили меня в сосуд… то я этого не чувствую. Я не пустая внутри. И не ощущаю покоя.

Похоже, это последнее слово застигло его врасплох.

– Покоя? Я не говорил о покое. Одиночество порождает тоску, Кория. – Хаут устремил на нее свой странный взгляд. – Ты, часом, не тоскуешь?

А ведь Кория и впрямь тосковала. Она сразу это поняла, как только Хаут заговорил о том, что внутри ее. Она была богиней, которая устала от своих детей, которая видела, как лето постепенно становится все короче, как растет нетерпение, но пока не знала, что может прийти на смену утраченной эпохе.

– Иди поспи, – произнес яггут тоном, какого она никогда прежде от него не слышала. В нем чувствовалась почти… нежность. – Завтра, Кория, начнутся настоящие уроки. – Он отвернулся. – Последняя задача, которую я должен выполнить, касается нас обоих. И мы будем ее достойны. Обещаю.

Хаут снова махнул рукой, и девушка поспешила прочь, обуреваемая множеством мыслей.

Экипаж остановился перед когда-то роскошным входом в дом семейства Друкорлат. В упряжи томилась одинокая лошадь, уныло качая головой и грызя удила. Ее ждало трудное путешествие, поскольку экипаж был тяжелым и в былые годы его тянула четверка лошадей. Стоявшая на ступенях госпожа Нерис Друкорлат смотрела на маленького мальчика, который играл на краю обугленных развалин конюшни. Руки его были черными от копоти, и он уже успел перепачкать колени.

Здесь, в этих превратившихся в руины владениях, шло сражение, выиграть которое Нерис даже не надеялась. Но детство длится недолго, и в эти тревожные времена она готова была на все, чтобы сделать его еще короче. Мальчик нуждался в наставничестве. Пора уже избавить его от глупых фантазий. Представители знати рождались в мире, строго регламентированном правилами надлежащего поведения, и чем скорее ее внук подчинится требованиям взрослой жизни, тем быстрее он осознает свое место наследника древнего дома, а получив надлежащее образование, возможно, однажды вернет их династии былые славу и могущество.

И она больше не услышит этого ужасного слова, этого жестокого титула, который висел над Орфанталом, будто крыло насмешливой вороны.

Ублюдок.

Дети не вольны выбирать. Корысть и глупость матери, пьяница-отец из самых низов – в том не было вины мальчика, и никто не имел права его очернять. Однако окружающие были в большинстве своем жестокими, готовыми с радостью осуждать и презирать других.

«Раненые сами будут ранить, – так говорил поэт Галлан, и не было слов правдивее. – Раненые сами будут ранить, отзовется в памяти любая боль». То были строки из последнего его сборника, носившего зловещее название «Дни, когда сдирают шкуру»: книга эта была опубликована в начале сезона и до сих пор служила поводом для праведного гнева и пылких обвинений. Казалось бы, представители благородных домов могли достаточно спокойно воспринять горькие истины. Однако когда Галлан осмелился занести клинок над культурой тисте, буквально сдирая с нее шкуру, то в ответ поднялась такая волна негодования, что одно лишь это, похоже, уже свидетельствовало о том, что стихотворец прав.

Причин презирать себе подобных хватало, а банальность угасающей славы порой казалась воистину невыносимой. Однажды ей предстояло возродиться вновь. И если отчетливо представлять будущее и планировать все заранее, то с наступлением новой эпохи династия Друкорлат могла обрести новую жизнь, в самом средоточии невообразимого могущества. Нерис знала, что подобный шанс выпадет наверняка, но не при ее жизни. Все, что она делала сейчас, служило будущему, и женщина надеялась, что однажды другие поймут, на какие жертвы ей пришлось пойти.

Орфантал нашел обломок деревянной палки от ограды и теперь размахивал им над головой, громко крича и бегая туда-сюда. Вскарабкавшись на невысокую груду гравия, он с торжествующим выражением на лице воткнул палку между двумя каменными обломками, будто устанавливая знамя, но внезапно замер, словно бы