Дорога крови - Алена Трутнева Страница 26

Верь только себе, полагайся только на себя, люби только себя. Тринадцать лет – достаточный срок, чтобы усвоить эти нехитрые правила Ордена. Носить маску приветливости и дружелюбия, втираться в доверие и располагать к себе, оставаясь при этом холодным и безучастным – это теперешний Айзек умел превосходно.

А Савьо, что всей душой тянулся к новому знакомому, был до ужаса похож на Айзека в детстве. Опасно похож. Слишком наивный, слишком беззащитный, слишком доверчивый для этого мира. Не научившийся ещё остерегаться любых привязанностей. Не испытавший на собственной шкуре горьких уроков жизни.

Способен ли Савьо, ослеплённый юношеской уверенностью, что ему под силу изменить весь мир, понять хладнокровные, во многом циничные рассуждения Пса? Парень, положа руку на сердце, очень сомневался. Писарь существовал в своём собственном мире, где правили благородство и честь, а герой, пройдя многочисленные испытания, неизменно побеждал и жил долго и счастливо. И в этой во многом наивной, но прекрасной мечте не было места для подлости и смерти. Зато их с избытком хватало в мире Айзека. В той реальности, где привязанности и чувства превращались в непозволительную роскошь, а лицемерие и беспощадность стоили дороже искренности и сочувствия.

Нет, нипочём им с Савьо не понять друг друга, нечего и пытаться. То, что для писаря – пример для подражания, для Айзека – глупость. Так что ни в коем случае нельзя подпускать к себе Савьо. Эта дружба утянет их обоих на дно.

Логичное и отвратительно-бездушное решение – как и почти всё в его жизни. Но зато правильное. А значит, так тому и быть.

Пёс закрыл глаза и поудобней устроился на койке Савьо.

– Айзек! Приятель!

В каюту влетел запыхавшийся Савьо, и, испуганный его внезапным появлением, Пёс подскочил с койки, стукнувшись раненым плечом о стену так, что в глазах потемнело.

– Боги! Прости, Айзек. – Савьо подбежал к нему, с тревогой вглядываясь в побледневшее лицо парня. – Я не хотел напугать тебя. С тобой всё в порядке?

Боец, морщась, опустился назад на койку.

– И похуже бывало. Ладно, выкладывай, чего там стряслось?

Савьо сел рядом с другом и протянул ему листок.

– Гляди.

Айзек лишь мельком глянул на исписанную убористым почерком бумагу и поднял глаза на писаря.

– Ты мне льстишь, друг Савьо. Я всего лишь безграмотный наёмник, а не учёный школяр. Я не умею читать.

– Ты серьёзно? – Писарь испытующе посмотрел на Пса.

– Вполне.

– Но читать и писать – это же азы! Это элементарно.

– Не для всех, – возразил Айзек. – Зайди в любой бедняцкий квартал и попробуй отыскать там грамотея. Для меня азы – это владение мечом. Ты это умеешь?

Савьо покачал головой.

– Вот видишь. А я не умею читать. И тут нечего стыдиться.

– Но… – Савьо перевёл недоверчивый взгляд с листка в своих руках на невозмутимого Айзека, – но ты ведь говорил, что у тебя был учитель. Чему же он тогда учил тебя?

– Убивать.

Глаза Савьо расширились от ужаса.

– В смысле, убивать?

– В смысле – лишать жизни. – Айзек равнодушно пожал плечами. – А чем, по-твоему, занимаются наёмники на войне? Они убивают врагов. Мой учитель обучал меня военному делу.

Писарь настороженно посмотрел на друга и слегка отодвинулся.

– Так что там написано на этой твоей бумаженции, Савьо? – Пёс постарался придать своему тону побольше беззаботности.

Юноша довольно долго молчал, а потом вздохнул.

– Я случайно увидел это, когда искал старый договор. И потихоньку переписал себе. Если Дьюхаз узнает, он жутко рассердится. – Савьо ткнул пальцем в одну из строчек. – Вот. Здесь написано, в каких портах проходят бои рабов. Судя по всему, ты, Пёс, уже десятый его боец. Все предыдущие не слишком долго протянули. – Писарь почувствовал, как Айзек встревоженно завозился рядом, но даже не взглянул на него. – Если верить этим записям, ты можешь принести ему весьма неплохие деньги. Если, конечно, сумеешь выжить и победить. – Савьо нарочно старался говорить как можно жёстче. Ему казалось, что Айзек обманывает его, и хотелось хоть немного отыграться. – Твой следующий бой состоится в порту Далвейн, где Дьюхаз проиграл немало. Очень похоже, что тебе придётся нелегко. Мы доберёмся туда примерно через две с половиной недели. Ещё там было сказано, что эти бои называются цепными. Ты не знаешь, что это?

– Знаю… – глухо произнёс Пёс. – Я слышал рассказы о таких боях. Рабы дерутся не в клетке, а удерживаемые цепями за щиколотку, за пояс, за шею – в зависимости от фантазии устроителей. И не один на один, а сразу несколько человек. Неудивительно, что работорговец лишился многих бойцов в этой свалке.

Вся обида Савьо растаяла, и он взглянул на Айзека. Но, несмотря на сдавленный голос, лицо его друга оставалось непроницаемым.

– Я верю, что ты справишься. Судя по всему, ты отличный воин.

– Да уж, – Пёс усмехнулся, – воин отличный, а в рабство умудрился загреметь. Ладно, что об этом говорить… Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Всё будет так, как будет. А с обратной стороны что?

Савьо перевернул листок.

– Здесь… Знаешь, лучше бы я никогда не видел этого. Это «рабы в деньгах», как выражается сам Дьюхаз.

– Рабы в деньгах? – Айзек вопросительно изогнул бровь.

– Подсчёты, которые он ведёт. Сколько рабов он получил, сколько уже погибло, сколько, по его мнению, он ещё может себе позволить убить, чтобы выручить в разы больше того, что потратил. А это, судя по всему, совсем не сложно. Ведь большую часть он либо купил за бесценок, либо вовсе захватил силой. Получается, что я – его самый дорогой раб. – Савьо со злостью скомкал листок. – Голод и болезни – от них умирает немало народу, это понятно. Но, кроме того, там было записано, куда ещё «расходуются» рабы. Это его слово. Сам работорговец держит несколько наложниц. Но его надсмотрщики и матросня… Время от времени он дарит им рабыню, чтобы они… Чтобы… – Голос писаря задрожал от злости. – А потом этих женщин убивают. Иногда детей…

Айзек ощутил острое желание подбодрить писаря, сказать ему что-нибудь утешительное, он даже поднял руку, собираясь положить её на плечо юноши, но собственное решение не привязываться мгновенно напомнило о себе. Пёс сцепил руки в замок и уставился на них.

– Это отвратительно, но… Но мы ничего не можем изменить.

В глазах Савьо зажглась ненависть.

– Как бы я