Дорога крови - Алена Трутнева Страница 27

Айзек бросил быстрый взгляд на юношу и снова отвернулся.

– Спасать других – опасное и неблагодарное занятие.

Савьо с вызовом глянул на Пса.

– Неужели ты действительно дорожишь только своей жизнью? Айзек, ты ведь такой смелый и решительный. Ты отлично сражаешься, ты многое умеешь. Тебе никогда не хотелось совершить нечто героическое? Спасти кого-нибудь от ужасной доли?

– Я уже говорил… Я не из тех, кто бросится спасать других, позабыв про себя.

Писарь ударил кулаком по койке.

– Что ты твердишь эту фразу, словно заученную? Ты загляни к себе в душу, загляни в своё сердце, Айзек. Неужели тебе действительно никогда не хотелось сделать доброе дело и кому-то помочь?

Пёс поднял глаза на юношу – и Савьо удивился, насколько колючим и отчуждённым стал взгляд парня.

– Нет. Никогда. Для меня самое главное – моя шкура. Что станется с другими, меня мало интересует. Моя единственная цель – сбежать и больше никогда не видеть работорговца и его подручного. И ты дурак, Савьо, если жаждешь чего-то большего. Это только в сказках герои побеждают и живут долго и счастливо, любимые и почитаемые всеми. В настоящей жизни так не будет. Раз, два поможешь несчастным и перейдёшь дорогу властолюбивым богачам, а потом окажешься закопанным где-нибудь в куче отходов – мёртвый и никем не почитаемый. И я не хочу себе такой участи.

Савьо вскочил с койки и принялся мерить каюту шагами.

– Ты прав, разумеется. И кто я такой, чтобы судить тебя? Ведь мне самому никогда не хватало храбрости и духу выступить против несправедливости. Но лишь здесь, на корабле Дьюхаза, я столкнулся с таким беспросветным злом. Порой мне кажется, что благоразумие вот-вот покинет меня и я не смогу дольше стоять в стороне. Как бы я хотел быть таким же храбрым, как ты, Айзек! Тогда бы я мог бороться с работорговцем и Чёрным Человеком.

– Тебе не справиться с Дьюхазом и Уником. Ты погубишь себя.

– Ну и пусть! – выкрикнул Савьо. – Ведь должен же хоть кто-то выступить против них. Когда сильные и смелые не хотят протянуть руку помощи, слабым приходится взваливать на себя весь груз.

Пёс встал. В его глазах уже не осталось ни капли дружелюбия.

– Я. Никому. Ничего. Не. Должен. – Казалось, парень впечатывает каждое слово в стены каюты. – Я не обязан никого спасать и защищать. И довольно об этом. – Айзек направился к своей постели в углу. – Да, и не забудь избавиться от этой бумаженции, если не хочешь снова быть битым из-за собственной глупости.

Писаря захлестнуло возмущение.

– Глупости? Чужие жизни – для тебя глупости?

Савьо напрасно ждал ответа – парень молча устроился на куче тряпок и отвернулся к стене. Наконец, писарь не выдержал.

– Знаешь, Пёс, что я о тебе думаю? Ты трусливый и бессердечный!

Не дождавшись ответа и на этот раз, Савьо лёг на узкую койку и завернулся в одеяло, пытаясь заглушить уныние, которым обернулся гнев. Но всё тщетно – сон не шёл. Полежав ещё немного, юноша ощутил, что койка под ним начала раскачиваться куда сильнее обычного.

«Похоже, морю сегодня тоже никак не успокоиться», – усмехнулся про себя Савьо. Но его мимолётное веселье закончилось уже со следующей волной, когда писарь ощутил, как жутко его мутит.

Поднявшись и с трудом удерживаясь на ногах от качки, Савьо побрёл к двери.

«А Псу хоть бы хны. Спит себе и даже не чувствует себя виноватым», – с горечью отметил юноша.

Дежурившие в полутёмном коридоре надсмотрщики едва удостоили вниманием бледного как полотно писаря. Поднявшись по ведущей на палубу лестнице, Савьо замер на последней ступеньке, судорожно вцепившись в косяк. Вопреки его ожиданиям, на судне не царила суматоха. Всего несколько матросов – не особенно, впрочем, встревоженных – возились у мачты, натягивая леера.

Холодный солёный ветер понемногу успокаивал разгоряченную голову юноши и его отчаянно колотящееся сердце. Тошнота, кажется, тоже отступала. Савьо глянул на низкое небо, затянутое свинцовыми тучами, сквозь которые не сумели пробиться ни луна, ни звёзды. И тут корабль ухнул вниз с очередной волны.

На четвереньках, отчаянно цепляясь за мокрую палубу, писарь бросился к фальшборту, где его и вывернуло наизнанку. От вида плясавших под ним волн – мутно-зелёных, с гребешками белой пены – у Савьо закружилась голова. Благо пустому желудку больше нечего было отдавать.

Опустившись на палубу, юноша прислонился к фальшборту и крепко вцепился обеими руками в стойку – его нещадно мутило, ветер рвал на нём полы рубахи, а море продолжало швырять корабль с волны на волну. Савьо с тоской посмотрел на казавшиеся недосягаемыми каюты. Над головой сверкнуло, и юношу оглушил раскат грома. А в следующее мгновение через борт перевалилась волна и прокатилась по палубе, едва не смыв перепуганного писаря. Отплёвываясь от солёной воды, он ещё крепче ухватился за стойку.

– Отцепись ты уже от неё, ради всех богов.

Савьо не видел, как возникла рядом с ним не очень высокая фигура. В темноте и со страху он не мог разглядеть и расслышать, кто именно так настойчиво тянул его за собой, но послушно покорился – не хвататься же всю ночь за фальшборт.

Писаря нещадно швыряло по палубе, но незнакомец крепко держал его за шкирку – силы и ловкости ему было не занимать. Пару раз они спотыкались и падали, и почти тут же их накрывало волной, но матрос (как про себя решил Савьо) каждый раз умудрялся уцепиться свободной рукой за что-нибудь. Наконец, возблагодарив всех богов, писарь оказался в коридоре и ухватился за стену. Как раз когда он повернулся, чтобы выразить признательность своему спасителю, очередная вспышка молнии осветила корабль – и слова благодарности застряли у Савьо в горле. Перед ним, бледный, словно призрак, и невероятно вымокший, стоял Айзек. Бросив на писаря мрачный взгляд, парень молча зашагал к каюте. А Савьо просто стоял и смотрел ему вслед. Юноша понимал, что следует поблагодарить спасшего его Айзека, но не мог выдавить из себя даже простенького «спасибо».

Савьо ещё долго стоял в коридоре, отчаянно цепляясь за стену и дрожа от нестерпимого холода. У него недоставало решимости пойти в каюту. Юноша был не готов встретиться с бывшим другом.

Наконец, абсолютно вымотанный и продрогший, Савьо вернулся в их тесную каморку. Разложив на столе мокрую одежду, Айзек сидел на своём месте и неуклюже пытался перебинтовать какой-то грязной тряпкой вновь кровоточащее плечо. Он даже не глянул на вошедшего.

Савьо оторвал лоскут от своей простыни – самого чистого из