Конфайнмент (СИ) - Тимофеев Владимир Страница 31

— А если я этого творца мордой в его в же дерьмо засуну? — хмуро поинтересовался Тарас.

— Ты зришь в самый корень, дорогой мой Тарас Степанович! В самую суть, так сказать, нынешних модных веяний, — обрадованно заявил Оскар. — Ведь главная задача искусства заключается в том, чтобы сломать барьер между зрителем и художником. Твое неравнодушие, твоё эмоциональное восприятие и сопереживание ситуации — зримое тому подтверждение. Сила искусства заставляет тебя войти в контакт с художником и его работой. Ты получаешь уникальную возможность творить вместе с ним, и это, мой друг, называется хэппенингом…

Ни хэппенингов, ни перформансов в галерее № 14 Тарас Степанович не обнаружил. Зато инсталляций тут было хоть отбавляй. Большинство — на строительную тематику. Какие-то сваленные грудой бетонные блоки, перекрученные как после бомбёжки балки и швеллеры, обрезки арматуры и проволоки, приваренные к мятому стальному листу и обозначенные в подписи как «Мушиные мысли», и, наконец, в центре зала, словно апофеоз творческого порыва некоего безумного сварщика — два огромных металлических шара, собранные из разнокалиберных труб, торчащих наружу, будто иголки у неровно обритого дикобраза.

«Стальные яйца истории», — прочёл Свиридяк под шедевром.

— Любуетесь? — прозвучало из-за спины.

— Приобщаюсь к высокому? — усмехнулся Тарас Степанович, не оборачиваясь.

Мужчина в рокерской косухе шагнул вперёд и встал рядом с полковником.

— Считается, это не самый интересный здесь экспонат.

— А где самый интересный?

— В соседнем зале. Если хотите, могу показать.

— Показывайте.

Мужчины двинулись к выходу. Для немногочисленных посетителей они выглядели как обычные мающиеся дурью снобы. Один, по всей видимости, прочитал про выставку в «Форбс», другой, скорее всего, в каком-нибудь мотожурнале. Посетить экспозицию модно, не говорить о ней в кругу посвященных стыдно, поэтому и пришли, а теперь просто ходят туда-сюда и пытаются изображать знатоков.

По мнению Тараса Степановича, легенда для встречи так себе, но, в общем и целом, сойдёт. Топтунов он, по крайней мере, поблизости не обнаружил.

— Ну что, выяснили про монетку? — негромко проговорил Джонни, когда они остановились перед очередной инсталляцией в виде полуразрушенной деревенской печи с дымоходом, забитым монтажной пеной.

— Выяснил, — кивнул Свиридяк. — С монеткой всё чисто, даже налоги заплачены. А вот откуда они её взяли, этого я не знаю. Сведений о пропаже ни от частников, ни от музеев не поступало. А что у тебя?

— У меня почти то же самое. Заказ официально оплачен и передан. Ничего запрещённого нет. Обычное научное оборудование. На вашей территории я его отследить не могу.

— Я тоже не смог, — скрипнул зубами полковник.

Собеседник приподнял бровь. Похоже, неудача партнёра стала для него неожиданностью.

— Мои охламоны прошляпили, — признался Тарас. — Профессор, машина, приборы… всё убыло в неизвестном направлении. И эта дура Лариска взбрыкивать начала. Говорит, что якобы разругалась с профессором и теперь тоже не знает, где он. Сто против одного, задумала соскочить… шлюха драная…

— Других выходов на профессора нет? — перебил его Джонни.

— Нет, — соврал Свиридяк.

Светить перед визави внедренного в стройконтору сотрудника он пока не планировал.

— Ладно. Девку я беру на себя, — немного подумав, сообщил цээрушник. — А ты всё-таки постарайся пробить их базу. О’кей?

— Договорились…

Четверг. 29 ноября 2012 г.

В утренний час народу в больничном холле было немного. Время для посещений ещё не настало, поэтому на расставленных вдоль стен диванчиках никто практически не сидел и беседовать не мешал.

— Ну, что говорит медицина?

— Говорят: состояние стабилизировалось. Да я и сама это вижу. С одной стороны, это конечно радует, но с другой, я же ведь знаю, что панацеи здесь нет и не будет.

— Это верно. Панацею нам надо добыть самим.

— Когда?

— Всё по плану. Работаем. Думаю, недели за три управимся.

— Три недели?! Почему так долго? — вскинулась Жанна.

— Раньше не получается, — развёл руками Смирнов. — Всё должно быть проверено досконально. Накладки нам не нужны.

— Да, накладки нам ни к чему, — нехотя согласилась женщина. — Но я всё равно волнуюсь. Хочется, чтоб побыстрее, а то ведь мало ли что случится там в прошлом. Кто знает, вдруг он там навсегда останется, если не поторопимся.

— Не беспокойтесь. Всё будет хорошо…

Михаил Дмитриевич говорил, а сам, словно бы невзначай, поглядывал, что происходит на улице. Сквозь панорамные окна парковка и двор отлично просматривались. Машина с «филёрами» оставалась на месте. В первый раз фээсбэшник заприметил её две недели назад. С тех пор в подержанной «бэхе» менялись только водитель и пассажиры, но никак не их поведение. Они явно за кем-то следили, и бывший «чекист» небезосновательно полагал, что их интерес привязан конкретно к нему.

Быстро проверить, так это или нет, можно было только одним способом…

— Ну, всё. Я, пожалуй, пойду. Пора.

— Хорошо… Только держите меня, пожалуйста, в курсе, а не то я просто свихнусь.

— Всенепременно, Жанна. Всенепременно…

Попрощавшись с супругой Андрея, Михаил Дмитриевич вышел на улицу. Немного постояв на крыльце, он неспешно двинулся дальше.

Его путь, по странному стечению обстоятельств, почти пересёкся с «чужой» БМВ, припаркованной недалеко от выезда со стоянки. Метров за десять до подозрительного автомобиля, Михаил вынул из кармана мобильник и приложил к уху.

— Алло! Шура? Привет! Это Смирнов. Ты сейчас где?.. Где-где?.. — он на секунду притормозил, будто соображая, куда идти дальше. — Рядом с Савёловским, говоришь?.. Отлично. Никуда не уходи, сейчас я к тебе подскочу…

Убрав телефон, Смирнов сделал вид, что задумался, потом развернулся почти на сто восемьдесят и быстро направился к дальней калитке. Этот выход с территории ГКБ использовался, как правило, теми, кто торопился на электричку. «Срезать угол» можно было через Миусское кладбище, мимо старых домов, уже подготовленных к сносу и реновации. Проезд для машин там отсутствовал.

Перед самой калиткой Михаил Дмитриевич остановился, что завязать «внезапно развязавшийся» шнурок на ботинке. Приём стандартный, можно сказать, рутинный, но сработал он на все сто. Лёгкий, почти незаметный поворот головы, брошенный мельком взгляд, и — есть контакт!

Сзади, шагах в тридцати, уже «скучал» соглядатай — быковатый, бритый на́лысо кадр в спортивных штанах и кожаной куртке. Один из трёх, что сидели в «бэхе».

«Ещё бы голду́ себе на хрен нацепил», — усмехнулся про себя фээсбэшник.

Срисовать такого было элементарно. А то, что «филёр» оказался один, стало дополнительным бонусом. Возиться сразу с двумя-тремя Михаилу Дмитриевичу не хотелось.

До ближайшей расселённой пятиэтажки он добрался за пять минут. Быковатый не отставал и завернул за угол буквально след в след за Смирновым.

Ни удара, ни вскрика, ни даже шума падения Михаил не услышал. Напарник сработал мастерски, поэтому Михаил Дмитриевич просто сосчитал мысленно до двадцати, потом развернулся и двинулся в обратную сторону.

— Живой? — кивнул он на «прилёгшего» возле подъезда «филёра».

— Живой. Чего ему будет? Вон, какую себе ряху отъел, — отозвался Сергей, пакуя оплошавшего соглядатая.

Меньше, чем через минуту, бритый уже лежал на площадке второго этажа, с кляпом во рту, аккуратно связанный «ласточкой».

— Вроде очухался, — сообщил Василевский, ткнув чудика в бок.

Михаил Дмитриевич присел на корточки, ухватил бедолагу за ухо, чуть приподнял и «участливо» поинтересовался:

— Ну? И откуда ты взялся, такой красивый?

Быковатый вращал выпученными от натуги глазами и мычал что-то невнятное.