Костер и Саламандра. Книга 1 - Максим Андреевич Далин Страница 31

Камергер задумался.

– Вот прямо заболел, начал жаловаться на боли – под Новогодье, – сказал он. – Но я вот что скажу… уже с конца лета государь мой стал быстрее уставать, перестал за работой сидеть допоздна… Осенью тоже недомогал, я думал, простужается…

– Спасибо, – сказала я. – Понятно. А теперь вспомните, не случилось ли в конце лета что-то такое чинить, перебирать… Для чего нужно бы было разбирать стены, пол, камин? Не во Дворце вообще, а в личных покоях государя? В его кабинете, в библиотеке, в спальне?

– В спальне, – кивнул камергер. – Государыня Ленора попросила государя ковёр снять с пола в спальне… там ковёр раньше был саранджибадский, палевого цвета, с голубыми цветами…

– Мессир! – да что ж он тянет! – Только ковёр?

– Так ведь, когда сняли ковёр, её величество огорчилась, что паркет исцарапанный.

– Сильно исцарапанный?

– Ну… – камергер смутился. – Государыня сказала, что исцарапанный, велела заменить. Государь тогда уезжал в Голубые Гавани, на верфи…

– И пол заменили?

– Конечно, – снова кивнул камергер. – Златолесской мозаикой, очень красивой.

– А больше ничего такого? – спросила я на всякий случай, хотя уже всё поняла, поняла даже, почему ничего не почувствовала: я ведь ни разу не была в спальне короля.

И он в последние дни старался остаться в кабинете или любимой маленькой гостиной, дремал в кресле… которое я изрисовала своей кровью… ох…

– Нет, больше ничего серьёзного, – сказал камергер. – Только по мелочам: бельё, посуда…

Я повернулась к Броуку, который слушал очень внимательно:

– Пойдёмте в спальню… а вам я благодарна, мессир Дюшар, идите отдыхать.

Мне хотелось бежать, я всё время ускоряла шаги. Броук подстроился к моему темпу:

– А что Штарх?

– Пока только подозреваю. Мне нужны улики, – сказала я. Мне было очень страшно. – В спальню за мной не входите, но и дверь не закрывайте: мне может понадобиться помощь.

Он ещё не понимал, но Тяпка с ходу поняла: она сделала стойку уже на пороге.

А когда я открыла дверь в спальню – отшатнулась: зло висело над постелью короля, как клубы чёрного дыма. Здесь нельзя было жить, нельзя было спать, сюда было опасно даже просто заходить. Меня снова начало трясти, как от холода.

– Ищи, – приказала я Тяпке.

Она сунулась под кровать – и тут же выскочила, заюлила вокруг меня, показывала «вот туда, вниз».

– Надо отодвинуть, – сказала я. – Но опасно. Кто храбрый?

Парни Броука отодвинули тяжеленную королевскую кровать под балдахином с пышными складками. Паркет из дерева цвета тёмного янтаря, со светлыми вставками в виде фантастических цветов, был впрямь красивый, но это уже не имело значения. Тяпка танцевала и скребла тёмную паркетную плашку.

– Дайте мне нож, кто-нибудь, – сказала я, ужасно досадуя на себя: элементарного при себе нет с этой придворной жизнью.

Они тут же протянули мне аж несколько штук – и я выбрала один… сама не знаю почему. Дар потянул.

– Всё, – сказала я. – Спасибо. Теперь уходите, здесь будет опасно.

Но они не ушли, только отодвинулись к стенам, а Броук остановился в дверном проёме – я была рада. Мне казалось, что они смогут помочь, если что-то пойдёт не так.

А ещё мне снова пригодилась Церлова метода!

Я порезала левую руку, чуть-чуть, капнула кровью на пол – и кровь вскипела, будто попала на раскалённое железо. Дар взметнулся во мне так, что, казалось, оставшаяся в жилах кровь тоже вот-вот вскипит. Я запела Слово Защиты и принялась выцарапывать вокруг нужного куска паркета двойную звезду, чтобы зло не хлынуло наружу потоком, – и в царапинах вспыхивало остро-зелёное пламя, будто я поджигала яд.

Паркет был подогнан очень старательно и плотно, плашка к плашке – у меня не вышло подцепить лезвием щель. Я стала бить ножом наискосок, отрывая щепки. Раз, два – и нестерпимая вонь тухлого мяса. Дым, чёрный и кровавый, потёк в трещины и повис тяжёлыми клубами, не поднимаясь вверх.

Я выломала плашку.

Мёртвая рука была завёрнута в штандарт дома Путеводной Звезды. Я содрогнулась от ледяного ужаса и полоснула запястье и ладонь – кровь брызнула струёй, выжигая мерзкие чары.

Я пела, резала себя и почти не чувствовала боли. Уничтожала. Заклинала чёрное зло развернуть остриё на чёрное сердце, в котором зародилась ненависть. Найди, найди это чёрное сердце, вернись туда и останься там именем… и про себя перечислила пяток имён… Оттуда. Тех.

На секундочку мне стало легче дышать. Я подняла глаза – и увидела знакомого висельника. Бедолага смотрел на меня с надеждой, несчастный безумец, из которого сделали орудие ада, – и я вернула ему руку, а для верности попросила за него Господа.

Он ушёл туда, где ему быть надлежит, а я ещё пела, выжигая остатки проклятия кровью и Даром, пока не поняла, что – всё.

Что я просто сижу на полу, а рядом полусгнившая рука мертвеца и несчастный штандарт, запылённый и пропитанный гнилой кровью. Меня тошнит и качает. Я вся в крови, клешня болит нестерпимо – но порезы уже начали закрываться.

– Леди Карла, – хрипло окликнул Броук от двери, – вам нужна помощь? Позвать медиков? Мне показалось, что вы вскрыли себе вены.

– Я в порядке, – сказала я. – Пить хочу. Воды.

Мне притащили воды в кувшине. Начали искать чашку, но я отняла у них кувшин и, обливаясь, выпила почти всю воду. Дар постепенно ложился, но всё внутри ещё горело.

– Слушайте инструкции, Броук, – сказала я. – Руку надо будет похоронить на кладбище Бедных Ангелов, в братской могиле… ну, конца прошедшего лета, точнее я не скажу, да и не важно. Без памятника, только номер, кажется, семнадцать. В ней безродный самоубийца, в общем. Можете могилу не вскрывать, просто закопать руку в ней или рядом. Штандарт надо вычистить и положить в гроб государя, под цветы. Это вообще-то ничего не изменит, даже, подозреваю, наоборот… но пусть мой король улыбнётся, когда справедливость исполнится… дальше… Штарх принёс сюда вот это, он предатель и убийца. А тот, кто ему платил… он и так заплатит, без вашей помощи…

– Леди Карла, а вы? – спросил кто-то из парней Броука. – Вы что-то бледная…

– Бледная – красиво, – улыбнулась я, отъезжая в сон, как в туман. – Спать.

Кто-то подхватил меня – но я так и не поняла кто.

* * *

Я проснулась оттого, что меня осторожно потрясли за плечо.

Открыла глаза – и довольно мутно увидела милое и встревоженное лицо Вильмы.

Зажмурилась и помотала головой. Всё тело ломило, саднили порезы, а в голове будто кружились какие-то серые перья. Сил не было вообще, хотелось лежать на мягком, бездумно, не шевеля даже пальцем, молча…