Стефан Петручо - Дэдпул. Лапы Страница 34

Ох, ради бога… Ладно! Слушайте! Хотите знать, что я помню? Я помню, как рак лишил меня мамы.

Все счастливые собаки похожи друг на друга, каждая несчастливая собака несчастлива по-своему.

Я помню, как отец колотил меня – не реже, чем он колотил кулаком по столу. Помню, как ещё в детстве я чувствовал, что мне тесно в моём теле, и мечтал пробиться наружу. Помню, как отчаянно хотел разгромить всё вокруг.

(Официант! Можно нам напитков?)

Тс-с! Он изливает душу.

Это была лучшая из всех собак, это была худшая из всех собак.

Он говорил, что причиняет мне боль из милосердия – так архангел заносит над грешниками карающий меч правосудия. Я был не против правосудия, но меня больше интересовал меч – способность защититься. Я помню, что к моменту окончания школы у меня была кучка друзей-психопатов – озлобленных панков, уменьшенных копий отца. Я помню, как один из них стрелял в моего настоящего отца из пистолета.

Пёс промолвил: «Никогда».

И да, правда, действительно, я помню, что где-то там была собака, в средней школе, кажется, – прежде чем мир окончательно сдвинулся. Был кто-то, кто любил меня безоговорочно, не огрызаясь, не отталкивая, ни о чём не прося, разве что о еде или прогулке.

Что за мастерское создание – собака! Как благородна во время охоты! Как беспредельна в ловле мячика! Как точно и чудесно приносит палку!

Не знаю, было это на самом деле или нет, но я помню, как мечтал, чтобы это продолжалось вечно. Моя мечта не сбылась, зато кое-кто другой стал вечным – я сам. Я сотню раз мог умереть, но я воскресаю снова и снова. Вот и всё, что я могу вам сказать. Довольны?

Я не остановилась, нет, – остановился пёс.

У меня была собака? Настоящая собака? Или мне только кажется?

Почти все собаки существовали на самом деле.

Но ещё я помню, почти так же ясно, что был самым богатым человеком на свете. Помню, как я уже в глубокой старости лежал на дорогущей кровати в окружении несметных сокровищ и сжимал фотографию, где были запечатлены мальчик с щенком. И, прежде чем я отошёл в иной мир, фотография выпала из моих ослабших пальцев и стукнулась об пол – в тот самый момент, когда я произнёс свои последние слова: «Бутон розы».

Это из «Гражданина Кейна».

Именно! А иногда я помню, что был героем Леонардо Ди Каприо в «Титанике». Я не хочу ничего объяснять, потому что не могу, у меня не получится, не в этой жизни. Я просто хочу заткнуться. Я просто хочу…

Сегодня умерла собака. А может быть, вчера – не знаю.

Ребята, прекратите! Вы что, не видите, что ему плохо?

Это ещё более дикое зрелище, чем плачущий Халк.

(Прости, Уэйд. Давай, отдыхай.)

Да, мы будем молчать как минимум главу. Обещаем.

Ну уж нет! Знаете что? Раньше надо было думать! Пойдём, мистер Пушистик. Я оставлю тебя у Престон. А потом меня ждёт работа.

Глава 18

В 1950-Е ГОДЫ район Сохо носил название «Сотня акров ада». Тут были сплошные фабрики, заводы и склады – ночью пустые, днём полные работяг, которые трудились в поте лица за жалкие гроши. Но к 1960-м производство свернулось. Богемные художники увидели все эти здания с высокими окнами и воскликнули: «О-о-о! Естественный свет!» В 1980-е всех этих художников увидели яппи и воскликнули: «О-о-о! Вот и оправдание нашему безудержному потреблению!» – и открыли на каждом углу по магазину. В наши дни почти все заводские помещения перестроили в соответствии с современными стандартами. Цены на немногие уцелевшие здания колеблются между тремя миллионами и суммами, в которых больше нулей, чем может вместить человеческий разум.

Но дом, который стоит по нужному мне адресу, наверняка стоит куда меньше. Этот старичок с обшарпанными кирпичными стенами и красной дверью, выкрашенной черной краской, как в песне «The Rolling Stones», напоминает не хоромы богатеев, а обветшалый дом с привидениями, как из комиксов-ужастиков семидесятых годов. Имя владельца, Крастон Визерс[8], отлично вписывается в общую атмосферу.

Я бы предположил, что Крастон Визерс – это псевдоним, но в моём мире есть даже злодеи по имени фон Дум. А вот что по-настоящему странно – даже по меркам этой странной книжки, – так это то, что Крастону Визерсупривезли не одного щенка, не двух и не десять.

Ему привезли тридцать щенков.

Возможно, у него довольно специфические отношения с домашними животными.

Конечно, я могу ворваться в дом с катаной наперевес, и пусть Господь нас рассудит. Но, как ни странно, после пары часов на пляже я чувствую себя довольно размякшим (читай – выжатым как лимон). Возможно, стоит для разнообразия самому придумать свой сюжет и погадать, что за чертовщина творится в этом доме. Вдруг будет весело?

Развивая тему комиксов в жанре хоррор, я представляю себе одинокого старика, который сидит в кресле у пытающего камина и пичкает собак жуткими историями, чтобы свести их с ума, – например, читает им «Притаившийся ужас в доме теней» (у Джима Стеранко был такой комикс).

Или…

Это может быть мужская версия Круэллы Де Виль – злодей, мечтающий сшить халат из щенячьих шкурок.

Нет, вряд ли. Все щенки разных пород. Халат плохо будет смотреться.

Может быть, это недавно переехавший в Штаты иммигрант, который скучает по родине и готовит жаркое по домашнему рецепту. Во многих странах до сих пор едят собак: в Китае, Индонезии, Корее, Мексике, Полинезии, Тайване, Вьетнаме и на Филиппинах. Чёрт возьми, даже в Швейцарии на Рождество несколько сотен тысяч человек радостно уминают кошек и собак! Честное слово.

Может быть, Визерс – швейцарская фамилия? Понятия не имею.

К тому же тридцать щенков – это целая гора мяса. Не похоже, чтобы в этом доме была толпа народу, готовая их съесть.

Может быть, придумаем что-нибудь более доброе (хотя зачем)? Допустим, Крастон Визерс – комик, который не пользуется успехом у публики, потому что имя у него не менее жуткое, чем дом. И всех этих щенков он собирается раздать детям-инвалидам.

Нет, нет, нет. Придумал. Вот, слушайте.

Устав от человеческой жестокости, одинокий Крастон Визерс хочет сам стать собакой. Он натащил в дом щенков, решив, что они с большей вероятностью примут его за своего. Потом он одевается в костюм пса и… Фух. Устал. С таким же успехом я могу зайти и спросить, зачем ему щенки. Пострелять я всегда успею.

Над дверью висит старомодный звонок. Даже не просто старомодный, а старинный – ему не нужно никакого электричества. Дергаешь за ручку, и звенит колокольчик. Я так и делаю – несколько раз.

Потом я жду. Мычу что-то себе под нос. Смотрю сначала под ноги, потом на небо. Ещё раз дергаю за ручку.