Стефан Петручо - Дэдпул. Лапы Страница 35

Колокольчик звенит не очень громко. Хозяин может его не слышать, если он сейчас в сортире, или смотрит телик, или дышит. Если он тугой на ухо старикан, он может и вовсе никогда не услышать этот звонок. Но я опять строю догадки. То, что его зовут Визерс, ещё не значит, что он старик. Он вполне может оказаться двадцатилетним молодчиком. К тому же одна пенсионерка в этой книжке уже была – тетя Мэй.

Моё терпение наконец вознаграждается – увы, не деньгами, а всего лишь шарканьем тапочек по деревянному полу. Ручка дергается туда-сюда, но дверь не открывается. Как будто хозяин забыл, что запер дверь (и меня призывают в это поверить?). Из-за двери доносятся лязг и щёлканье – хозяин открывает задвижку и снимает цепочку. И наконец чёрная дверь со скрипом приотворяется.

Вы ведь ждали, что она скрипнет, да?

Сквозь толстые стёкла очков на меня глядят, прищурившись, два глаза.

Таки да. Это старик. У него даже есть клетчатый халат и деревянная палка. Так что история повторяется. Но передо мной не бойкая тетя Мэй, а настоящий библейский старец. Весь в морщинах, с тонкими, почти невидимыми седыми волосами. Он горбится, но совсем чуть-чуть. К его чести, грудь у него колесом, будто в юности он работал грузчиком в порту.

За ним простирается длинный сумрачный коридор, в конце которого – да-да, вы угадали – стоят старинные напольные часы. Кроме маятника, в доме ничего не движется, но щенками пахнет довольно сильно.

– Скажите, вы мистер Визерс? Крастон Визерс?

– Убирайтесь.

Никаких тебе «сейчас что, Хэллоуин?» или «что вам нужно?». Просто «убирайтесь». Минус десять очков за соответствие стереотипу ворчливого деда. Крастон пытается закрыть дверь, но я подпираю её ногой.

– Простите, я всего на секунду.

– Вы не вовремя.

Мешковатые рукава халата скрывают его руки, но, как выясняется, они достаточно сильные, чтобы захлопнуть дверь, оставив внутри кончик моего пальца. А это не так-то просто. И к тому же больно. Видимо, это всё-таки не самый типичный дед.

Разглядывая свою искалеченную ногу, я замечаю на земле ещё кое-что – какую-то штуку, застрявшую под дверью. Шерлок Холмс назвал бы это уликой. Это похоже на высохший лоскут кожи – словно какой-то морщинке наскучило жить на лбу у Крастона, и она решила сбежать. Я наклоняюсь и пытаюсь достать лоскут, но он крепко застрял. Я тяну, тяну, тяну, и наконец он с хлопком высвобождается.

Хе-хе. Латекс. Такой используют, когда хотят загримировать кого-то под статиста из «Планеты обезьян» или… состарить. Хм. Подозрительно. Люди обычно из кожи вон лезут, чтобы выглядеть моложе, а не натягивают ещё одну, чтобы состариться. Но мир на диво многообразен. Наверняка есть несколько чудаков, которые хотят казаться старше. Может, думают, что это добавляет им солидности.

Но Визерс выглядел по-настоящему дряхлым. Если задуматься, есть лишь одна причина прикидываться хилым старичком: когда на самом деле ты вовсе не хилый.

Знаете, может, Визерс – это и вправду псевдоним.

В двери есть щель. Я слегка надавливаю плечом, и дерево стонет, готовое поддаться. Можно было бы запросто ворваться внутрь, но Визерс может быть где угодно – зачем его оповещать о своём прибытии? Должны быть и обходные пути.

Между старыми манхэттенскими домами, как правило, нет проходов, поэтому мой путь лежит на крышу. Пролезая мимо окна на втором этаже, я краем глаза замечаю набор гантелей. На третьем вижу комнату, заставленную наградами за игру в боулинг. И никаких собачек.

Крыша меня разочаровывает. Она не стеклянная. Понимаю, это уже избитый мотив, но я обожаю прыгать в гостиные, звеня разбитым стеклом. Ничего достойного внимания тут нет – просто чёрный шифер, которым кроют большинство плоских крыш. Я заглядываю за край и радуюсь: тут всё-таки есть задний двор! Овец я бы тут разводить не стал, но наёмнику на задании такой дворик может обеспечить уединение.

Я цепляюсь за подоконник и спрыгиваю вниз. Окна, выходящие во двор, не освещены – кроме одного, у самой земли. Мне приходится встать на колени, чтобы в него заглянуть. По крайней мере, теперь понятно, откуда у Крастона столько призов. Он обустроил в подвале настоящую дорожку для боулинга – отполированную до блеска, с электронным табло и пинсеттером, механизмом для установки кеглей.

Для щенков тут места маловато. Всё забито под завязку – как расписание Софи в тот день, когда я решился пригласить её в кино. Так где же они, чёрт возьми?

Крастон входит в подвал. Не заметив меня, он отбрасывает свою клюку, снимает очки и надевает туфли для боулинга. Потом выпрямляется, расправляет плечи и с хрустом разминает пальцы.

Похоже, он только что явил мне свою тайную личность – передо мной… Человек-шар, игрок в боулинг?

Но какая из личностей подлинная? Кто он – старик или молодой спортсмен? И есть ли у него верный спутник по имени Принеси-подай?

Крастон берёт шар и встаёт на линию броска. Он усмехается, и мне кажется, будто он меня заметил, но нет. Дорожка кончается где-то под окном. Он смотрит на кегли.

Я понимаю, что он честно заслужил свои награды. Он использует классическую технику броска, предпочитая изящество и точность силе и скорости. Он выпрямляет плечи, замахивается, держа руку почти параллельно полу, и мягко, почти бесшумно отпускает шар.

Видите, какая у меня память? Я был женат около четырёх раз, но даже под страхом смерти не вспомнил бы имя ни одной супруги. А вот эта ерунда крепко сидит у меня в голове – и я понятия не имею, откуда она там взялась.

Судя по всему, мяч летит прямо в карман между первой и третьей кеглей. Я могу безошибочно определить, когда он достигает цели, глядя на то, как улыбается Крастон – так широко, что на лице трескается латекс.

Вот только вместо стука кеглей я слышу… пронзительный лай.

О господи.

Зачем мне вообще придумывать сюжеты, если мир подкидывает мне такие истории? Это не Человек-шар. Это не герой. Это…

Окно в подвал пробить нелегко – в него вставлена металлическая сетка, чтобы отваживать незваных гостей. Но меня так просто не остановишь – ни в жизнь. Прежде чем разбитое стекло успевает рассыпаться по полу, я уже стою посреди дорожки.

Быстрый взгляд на кегли подтверждает ужасную правду.

У меня перехватывает дыхание.

Это не кегли, это щенки! Господи боже, это щенки! Он использует щенков вместо кеглей! Связал их ремнями на липучках! Матерь божья!

Правда, надо отдать Крастону должное: он выбил страйк. Все десять щенков валяются на полу и скулят – их уже почти засосал в свои недра пинсеттер. Я разламываю машину на части и вижу, что она удерживает в плену ещё двадцать малюток. Я выпускаю их на свободу – так быстро, что Крастон даже шелохнуться не успевает.