Андрей Щепетов - Хроники космического пирата Страница 55

– Что мямлишь? – в своей обычной беспардонной по форме, но ясной по существу манере, поинтересовался Квинкер. – Говори как есть!

– В общем, не мог бы ты научить меня таким фокусам с картами, какие делал вчера.

В памяти всплыла вчерашняя сцена, как жабоид, неосторожно махнув рукой, выронил карты, за что едва не был избит картёжниками. Интересно, оказывается отрицательный опыт тоже полезен, во всяком случае Квинкеру он, кажется, пригодился. Я перевёл взгляд на прохиндея, тот разве что не светился, потому что очутился в благодатной для его пронырливой натуры среде.

– У меня не курсы фокусников! – отрезал он, скрестив на груди руки.

Я с интересом наблюдал происходящее, хитрец тонко чувствовал, как следует действовать: вначале надо набить себе цену, затем навесить ярлык, сделать наценку и, вуаля, ты уже не неудачник, а товар дня.

– Я понимаю, – принялся уговаривать проситель, – но, может быть, всё же попробуешь, я отблагодарю.

– Не знаю, – Квинкер поморщился, – это дело тонкое, даже деликатное, – он неопределённо пошевелил пальцами.

– Я отблагодарю.

– А риск? – не унимался комбинатор. – Ты понимаешь, чем я рискую? – бывший таксист вперил округлённые глаза в соплеменника.

– Чем? – опешил тот.

– Репутацией, – снова принялся загибать пальцы Квинкер, – свободой, здоровьем, – перечислил он всего три причины, но загнул пальцев штук восемь, – у меня даже справка, – он выудил из робы бумагу, выданную Линдой, и помахал её перед носом просителя.

Доводы, если и не были серьёзными, но в устах пенальца звучали убедительно. Вероятно, поэтому желающий научиться мухлежу арестант озвучил сумму в двадцать кредитов. Что сделалось с Квинкером, он состроил такую гримасу, будто потерял веру в справедливость.

– Двадцать кредитов за можно сказать искусство?! – он схватился за сердце.

– А сколько? – обалдел от такого натиска проситель.

– Ну, хотя бы, и то исключительно из моей мягкости, пятьдесят! За сеанс! – добавил бывший таксист, чем едва не вверг в столбняк собеседника.

Этот цирк длился довольно долго, потому что, если начинают торговаться пенальцы, торг может длиться бесконечно. Но эти двое всё же пришли к соглашению, договорившись, что учитель будет брать с ученика всего двадцать пять кредитов, но с условием, что тот приведёт ещё одного слушателя. На моих глазах создавалась пирамида, пусть не финансовая, но с очень похожими признаками.

Квинкер соорудил из простыни некое подобие кабинки с тем, чтобы никто не подсмотрел шулерских секретов, и учитель с учеником приступили к занятиям. Не успели двое скрыться в импровизированном классе, как к Дрону, без устали тягающему гантелю, подошли двое мардаков. Я напрягся, но, как выяснилось, напрасно.

– Мы хотели, – почесал один в затылке, – того… – и уставился на Дрона, полагая, что всё объяснил.

– Чего того? – резонно поинтересовался лейтенант.

– В общем, – отодвинув товарища в сторону, ответил второй, более смышлёный мардак, – мы решили, может, научишь нас драться?

От удивления я сел на шконку, и эти туда же, пришли набиваться в ученики, я даже огляделся, не идёт ли кто по мою душу. Но нет, желающих перенять передовой пиратский опыт не было.

– А вы что не умеете драться? – между тем допытывался у посетителей Дрон.

– Каждый мардак это умеет, – обиженно просипели в ответ, – только нам бы с приёмчиками, – эта обезьяна дрыгнула ногой так, что едва не разрушила соседнюю аудиторию, где один предприимчивый пеналец обучал другого азам мухлежа.

– Охренели там! – послышался из-за занавески голос сенсея.

– Ах, с приёмчиками, – не обращая внимания на крики, склонил голову лейтенант, – что ж, это можно. Только я бесплатно не преподаю.

Я глядел на защитника цитадели во все глаза, ещё недавно прямой и суровый мардак вёл себя как заправский торгаш. Вероятно, это общение с Квинкером так на него повлияло. Если отбросить лишние подробности, то Дрон сторговался с этими двумя за тридцать кредитов за занятие с каждого.

Ну вот, кажется, жизнь налаживается у всех, кроме меня. Неожиданно я вспомнил вчерашнего слепого.

– Слушай, Дрон, – я тронул товарища за руку, когда довольные сделкой мардаки отправились готовиться к тренировке, – ты не знаешь, где достать, – я наморщился, припоминая слово, – бушицу, вернее такой контур, – я изобразил руками овал, – мне для таракана надо.

– А-а, – после непродолжительной паузы улыбнулся Дрон, – пойдёмте, сэр, – лейтенант встал, – я покажу.

Я не стал ничего расспрашивать, а, поднявшись со шконки, последовал за товарищем. У входа в соседний барак, чуть в стороне, на нарах сидел фарянин, его фасеточные глаза настороженно смотрели на нас, руки плели что-то непонятное.

– Вот, – указал на него Дрон, – это Гатч, он вам и нужен.

Фарянин продолжал разглядывать нас, не говоря при этом ни слова.

– Привет, Гатч! – я поднял руку в приветственном жесте, фарянин кивнул. – Мне нужен контур, вот для него, – я достал из кармана спичечный коробок и обомлел: Кози не было, коробок оказался пуст.

– Для кого? – не понял фарянин, полагая, что я собираюсь тренировать коробок.

– Козя сбежал, – я растерянно посмотрел на лейтенанта.

– Позвольте сказать, сэр, – Дрон совершенно не разделял моего горя и я даже заметил лукавые искорки в его тёмных глазах, – ваш таракан ползёт по вашей штанине.

Я осторожно обернулся, глянул вниз, действительно, Козя опасливо, стараясь не привлекать внимания, полз в направлении ботинка. Я вздохнул, намерения питомца были просты, вероятно, тараканы, особенно те, что обречены на спортивную карьеру, чувствуют эту самую бушицу, и Козя, поняв, что его вот-вот начнут истязать тренировками, решился на отчаянный шаг – бегство. Иначе он ни за что не покинул бы уютную темноту коробка.

– А ну, иди сюда! – велел я беглецу, подставив раскрытый коробок, но Козя, сделав финт, ловко обогнул препятствие.

– Возьми это, – Гатч прервал вязание и протянул мне узкий длинный лист песочного цвета. На ощупь он был ворсистым с одной стороны и совершенно гладким с другой, а по структуре напоминал заплетённую косу, кроме того бушица, а это была она, обладала невероятной упругостью.

– А ну, – я помахал растением перед Козей, – быстро домой!

С бунтовщиком-тараканом мгновенно произошла метаморфоза, его решимость исчезла, уступив место испугу, Козя с невероятным проворством принялся пятиться к коробку с такой точностью, словно имел сзади глаза. Не прошло и пяти секунд, как беглец сидел в коробке. Я закрыл его, сунул в карман и ещё раз взглянул на желтоватый лист, даже поднёс к носу. Пахло чем-то похожим на пропан.