Андрей Мартьянов - Звезда запада Страница 9

Наконец, почувствовав усталость, отец Целестин прервал размышления, поднялся с кресла, преклонил колени перед распятием, прочел Pater и Credo, а потом, задув едва теплящуюся лучину, завалился спать на пахнущее сеном и мехами ложе.

Вот и пролетел рождественский вечер. Досадно, что Видгнир так и не зашёл…

Спустя минуту монах уже спал, видя во сне нечто очень и очень древнее и прекрасное. То, о чём память у иных народов, кроме того, средь коего он сейчас жил, была утеряна навсегда.

Что-то из глубины тысячелетий…

Глава 2

ВИДГНИР

Над Вадхейм-фьордом простерла белые крылья зима. Справедливости ради надо заметить, что Вадхейм располагался несколько южнее многих поселений норманнов и холодное время года было здесь сравнительно мягким, да ещё и тёплые воды западного течения делали своё дело. Как бы то ни было, но фьорд всё же замерзал в конце ноября, и часто, когда увлекшаяся дружина Торина запаздывала, дракары приходилось ставить на зимовку у небольшого островка на входе в узкий залив. Ну а если все пять кораблей прибывали вовремя, то деревянные ладьи до весны вытягивали на берег, где смотрелись они как выбравшиеся зачем-то на сушу да и задремавшие диковинные морские звери — длинные, узкие и, хотя сейчас неподвижные, быстрые и ловкие в воде.

Так получилось и на этот раз. Ранней осенью два корабля вернулись от берегов Британии, где участвовали в крупном набеге нескольких северных дружин на города и монастыри саксов. Их привёл обратно Нармунд — любимец Торина; конунг иногда отдавал под команду этого удальца стурмана часть своих людей. Впрочем, сказать, что добыча была велика, никак нельзя — опустошаемое частыми грабежами и войнами побережье Нортумбрии заметно оскудело, Уэссекс оборонялся отчаянно, в иных же частях страны хозяйничали даны. Торин со своими хёрдманами весной уходил в викинг куда-то к южным берегам Балтики, затем, как настоящий фарман, ходил в Свитьод Великий — иначе Гардарики, — страну преизобильную, но крайне расточительную: на птичий пух, тальк, шкуры морского зверя да канаты, из тех же шкур сплетённые — а такого добра на Севере было премного, — он выторговал немыслимое количество зерна, мехов и мёда, — что, интересно, скажут эти странные словины, когда подкрадётся суровая зима? — а также подновив за лето корабли, конунг Вадхейма вернулся домой, когда воды фьорда уже начали покрываться тонкой корочкой льда. В любом случае пропитанием поселение на зиму обеспечено, и ладно. С наступлением следующего лета недостаток золота восполнится, а купить на него что-нибудь зимой в Норвегии было бы крайне затруднительно. Но не зря же скальды пели хвалебные песни кольцедарителю? Воинам нравится конунг, раздающий золото, а женщинам нравится, когда воины дарят золотые украшения им…

Ну и само собой, золото необходимо, если, например, исполнятся планы Торина о походе на Восток по великому греческому пути, к сказочным городам Персии, о которой столь часто рассказывал отец Целестин, побывавший в Багдаде в дни своих нескончаемых странствий по миру. Ткани, благовония, несравненное оружие, выкованное восточными кузнецами, весьма ценятся в Европе, а красочные описания монаха возбуждали в романтических душах северных бродяг желание увидеть самим все чудеса южных и жарких стран. А такой дорогой в Европе и столь необходимый шёлк? Да на Востоке его можно взять за бесценок! По расчётам отца Целестина и Торина, такой поход мог занять года два, да и участвовать в нём должны всего два-три дракара, ибо части дружины следует быть рядом с домом — времена нынче неспокойные. Каролинги, фризы и германцы не упускают случая напакостить друг другу, но на севере они не страшны — боятся норвежцев как геенны огненной, а вот даны… чтоб их всех в Мальстрём затянуло! Да и свои же соседи иногда забываются и чинят разбой среди бела дня в беззащитных поселениях, из которых ушли на лето мужчины. Так что волей-неволей, а пятьдесят мечей придётся оставить здесь, дабы все знали: будет кому постоять за честь Вадхейма.

Отец Целестин старался как мог, пытаясь отговорить Торина от такой затеи, понимая, что ему придётся отправиться тоже — как знатоку тамошних нравов и толмачу. И вовсе не хотелось монаху покидать насиженное место и опять мёрзнуть и мокнуть в открытой всем ветрам и дождям ладье, носимой бесами морскими по хлябям. Перспектива испытать участь Ионы, побывав во чреве китовом, монаха не прельщала. Хватит, погулял по белу свету, дайте человеку пожить спокойно и в своё удовольствие! Ныне святого отца могли подвигнуть на подобные дела только чрезвычайные события, связанные с его страстью к изучению дней давно минувших, которую никто более в Вадхейме, кроме приёмного сына Торина да этой девчонки Сигню, понять не мог.

Но сейчас шла зима, и по крайней мере до времени, как сойдёт лёд, ни о каких морских авантюрах и речи быть не могло. Пока же единственными развлечениями дружины были подготовка подрастающего поколения к многотрудной жизни викинга да лихая охота, где и выплескивали норманны свою неуёмную жажду действия, хаживая на свирепого медведя.

Вполне естественно, что часть продовольствия на зиму завозилась извне: земля здешняя к выращиванию хлеба малопригодна — камни одни да лес. Зато зверья в окрестных лесах водилось всякого разного, и свежее мясо всегда было на столе в каждом доме. Домашние козы и коровы содержались в качестве неприкосновенного запаса да неиссякаемого источника молока для юных белобрысых голубоглазых наследников славных традиций тех четырёх родов, что объединил под своей рукой Торин. Конечно, прокормить столь многочисленных обитателей Вадхейма трудновато, и к весне прошлогодние запасы зерна (и — что самое неприятное — пива) истощались, но зато появлялась свежая рыба, да и съедобных трав было премного. В использовании последних была большая заслуга отца Целестина, пытавшегося разнообразить довольно пресный рацион чем-либо «этаким», за что многие женщины Вадхейма считали его большим оригиналом. Да, конечно, чудной этот ромей, но есть какую-то траву, уподобляясь козам?! Впрочем, привыкли быстро, и пахучие травки, собранные молодыми девицами под надзором монаха, придавали кушаньям новый аромат и вкус. В обиталище отца Целестина даже имелся закуток, в коем на стенах, на кожаных ремешках под потолком висели и лежали на полках и даже на полу огромные запасы благоуханного сена, а целебные отвары, приготовляемые монахом, поднимали с постели даже самых безнадёжных больных. Но, увы, не всегда.

Где-то за туманным горным хребтом начало свой путь холодное зимнее солнце, стояли утренние сумерки, и ещё не погасли на западе последние звёзды. Отец Целестин, широко раскинувшись на мягкой медвежьей шкуре, богатырски храпел, уподобившись громкостью трубам иерихонским, и зрел свои богоугодные сны, а к двери его дома, утопая в снегу по колено, быстро пробирался молодой парень в серой волчьей шапке и перепоясанный коротким мечом в кожаных ножнах.