Андрей Посняков - Дальний поход Страница 18

– Ой, чувствую, что-то там творится, забери меня Нга! – Енко покачал головой и, похлопав Ноляко по шее, взгромоздился в седло. – А ну-ка, поедем, глянем! Посмотрим, что там за колдуны и за кем явились?

– Изыди, изыди, нехристь!

Выставив вперед крест, Афоня Спаси Господи выбрался из воды на низкий, заросший камышом и кустарником, берег и огляделся. Никто за ним не гнался – людоеды тупо бросали камни в тонущие прямо на глазах струги, часть казаков уже была убита, сопротивлялись лишь немногие, но, ввиду подавляющего превосходства зверолюдей, ничего хорошего для ватажников ждать, увы, не приходилось.

Прячась в траве, пономарь поискал глазами Силантия или хотя бы кормщика Кольшу Огнева – никого не нашел и, покачав головой, решил затаиться, пересидеть, а как вражины уйдут, пройтись по бережку, поискать живых-раненых.

Рассудив таким образом, Афоня чуть-чуть отполз за кусты, там и решил переждать, схорониться… Да не тут-то было!

Едва только парень перевел дух, как тут же вскочил на ноги – из камышей прямо на него выскочили трое менквов с окровавленными и довольными мордами – видать, только что высосали у кого-то из убитых мозг!

Увидав спрятавшегося юношу, менквы утробно завыли и тут же набросились на беглеца, норовя порвать его одними руками-лапами…

– Врешь, не возьмешь! – отскочив, пономарь выхватил из ножен саблю. – А ну, подходите, идолища поганые! Кто первый? Ты? Получи, на! Во Христа и Богородицы-Девы именем!

Первым же ударом Афоня отрубил неосторожно приблизившемуся менкву кисть. Бедолага завыл, повалился в траву, его сотоварищи, впрочем, не обратили на это никакого внимания, никто из них даже не дернулся хоть чем-то помочь, людоеды просто стали куда осторожнее, а один обернулся, позвав подмогу.

Вот тут-то и налетели мерзкие нехристи, с воем, с дубинами: саблю из рук юноши вышибли враз, навалились, опрокинули наземь…

– Господи, да придет царствие твое… – только и успел пробормотать пономарь, завидев опускающийся на голову камень…

И вдруг…

Камень словно остановился в воздухе, застыл… и тяжело бухнулся оземь, людоеды же, озадаченно поводили мордами и вдруг разбежались в разные стороны, жалобно скуля и повизгивая от страха.

Еще не до конца веря в свое спасение, Афоня все же приободрился – и впрямь, помогла молитва? Или мерзкие твари задумали какую-то пакость? Может быть, испугались колдунов? И колдуны эти сейчас – вот-вот – захватят его, Афоню, в плен!

Пономарь живенько поискал глазами саблю – нашел, увидев блеснувший в траве клинок, потянулся… И нос к носу столкнулся со странным существом! Ужасным пегатым ящером в костяном шлеме с маленькими, похожими на человечьи, руками и злобным взглядом. На шее ящера сидел какой-то молодой патлатый колдун в узких оленьих штанах и рубахе из змеиных шкур, сидел и нахально ухмылялся, вот-вот готовый отдать приказ ящеру разорвать врага в клочья!

Афоня уже вознамерился было бежать, да не смог – ноги будто стали ватными, подкосились… Тогда парень схватился за крест:

– Иисуса Христа и Богородицы-Девы именем!!!

Сказал так, сделал шаг, второй… Сидевший на ящере колдун глянул на него, как показалось самому юноше, с интересом и вдруг, улыбнувшись, сказал на наречье народа ненэй ненец:

– Я тебе не враг, да. Просто проходил мимо. Проезжал на… олене.

– Хороший у тебя олень, – сплюнув, скривился пономарь, сделав пару небольших шажков к застрявшей в ветвях кустарника сабле. Теперь только руку протянуть…

– Не олень, но… я не знаю, как сказать. – Колдун улыбнулся еще дружелюбнее, но тотчас же предупредил: – Оружье свое возьми, да только нас с Ноляко не бей, мы того не любим.

– Чего-чего? – несколько опешил молодой человек.

– Саблю свою бери – чего! – Незнакомец негромко, но как-то обидно рассмеялся. – Ты тупой менкв, что ли?

– Сам ты тупой, – обиженно возразив, Афоня подхватил саблю…

Ну, уж теперь-то поглядим, кто тут тупой, а кто не очень!

Ударить, правда, пономарь так и не смог – ящерица повернулась к нему спиною, хвостищем, сидевший же в седле колдун обернулся, нетерпеливо махнув рукой:

– Иди за мной, да поторапливайся. Сир-тя я ослепил на время… Но только на время… Так иди! Если хочешь выжить и друзей своих – если те живы – отыскать.

Не говоря больше ни слова, всадник скрылся в зарослях, и пономарь, пожав плечами, последовал за ним. В конце концов, если б колдуны хотели взять его, Афоню, в полон, так давно бы уже и взяли, особо не ухищряясь. Да и менквов бы не прогнали… а этот вот – прогнал. Спас, можно сказать. Зачем? Для каких таких целей?

Какое-то время молодой человек молча шагал за незнакомцем, похоже, что в противоположную от моря сторону, что парня и насторожило.

– Эй! – не выдержав, закричал пономарь, – сколько еще идти-то?

– Сколько надо, – не оборачиваясь, бросил по-ненецки колдун. – Куда мышь, туда и песец!

Эту поговорку (или пословицу) Афоня знал, слышал как-то от Митаюки. Да и вообще, язык колдунов сир-тя сильно походил на ненецкую речь, правда, кое в чем отличался.

– Не сильно и отличается, чего уж, – обернувшись, ухмыльнулся колдун.

Вот ведь гад! Мысли подслушал.

– А ты не так сильно думай, – всадник на ящере хмыкнул, похлопав по боку своего странного конька. – Сейчас сир-тя слабы – колдовство потеряли. Еще бы – им и менков держать, и – самое главное – трехрогов. Трехроги тепло любят, а здесь сдохнут, потому и смерть свою близкую хорошо чувствуют – оттого управлять ими сложно. А еще – менквы.

– Колдовство, говоришь, потеряли? Ослабли? – насторожился юноша. – Так чего я тут делаю? Вернусь, погляжу наших. Может, кто и остался.

– Остались, – колдун вытянул шею и словно бы к чему-то прислушался. – Но немного – куда меньше дюжины. И в кустах спрятались, мы их там встретим. Потом. Может быть.

– Почему не…

– Хочешь – иди! – невозмутимо повел плечом незнакомец. – Там менквы. Они тебя быстро почуют. Так что я б на твоем месте не торопился.

– Но почему ты…

– Помогаю тебе? – со смехом перебил сир-тя. – Потому что проникся к тебе симпатией с первого взгляда! Ха! Как бы не так. Шучу! Просто у меня есть одна задумка. Насчет тебя и твоих дружков. Я помогу вам, а вы – мне.

Афоня недоверчиво прищурился:

– Снова шутишь?

– Нет. На этот раз говорю чистую правду. Слово, что лжет, далеко не уйдет.

И эту поговорку пономарь как-то слышал от Митаюки. Или от ее подружки Тертятко… или от ненецких девок.

– А кто такая Митаюки? – живенько поинтересовался колдун.

Юноша быстро перекрестился: черт! Он же мысли читает!

– Просто ты громко думаешь! Прямо как какой-нибудь менкв при виде раскоряченной самки.

– И что ты еще от меня уже узнал? – набычился пономарь.

– О вашем городе на острове.

Как ни странно, незнакомец откликнулся с явной охотою, да он и вообще производил впечатление человека, обожающего почесать языком. Росту – не так, чтоб очень уж высоченнного, но и не низок, а для колдунов – пожалуй, что и высок. Худощав, строен, черноволос. Темные глаза, реденькая, как у всех самоедов-северян, бородка с усиками, а вот лицо не как у них, не круглое, а слегка вытянутое, вполне приятное, правда, надменное, как у молодого и гонористого польского пана, еще не нюхавшего казацких сабель. Да, да, на поляка похож – такой же щеголь!

– Польский пан – это колдун? Такой же, как сир-тя? – гонористый щеголь снова подслушал мысли.

Да, похоже, он только и делал, что подслушивал! Вот ведь гад!

– Гад? Это – мелкий змей…

– А ты, вижу – крупный!

– Меня, кстати, зовут Енко Малныче. – Придержав своего пегого «коня», незнакомец неожиданно спешился, легко спрыгнув с седла. – Малныче – это, по-вашему, значит, рожденный в мали… нет – в рубахе! Ну, счастливый, значит.

– То-то я и смотрю – счастье из тебя так и прет, – съязвил Афоня. – А я – Афанасий. Ну… обо мне ты почти все знаешь, а вот я о тебе – ничего. Может, поведаешь? Или сначала наших поищем? Ты ж говоришь – спасся кто-то.

– Поищем, мой друг Афанасий, поищем, – покладисто согласился Енко. – Ты саблю-то убери, ага. И о простых вещах думай погромче – а я твой язык буду учить. Русский, да. Так ведь?

Пономарь махнул рукой, не говоря ни слова. А что говорить-то, когда щеголь этот все равно все мысли читает? И ящерица еще эта звероватая… эвон, глазом косит, небось сожрать хочет.

Фыркнув, новый знакомец расхохотался – однако смешливый:

– Нет, нет, Ноляко не злобный. Людей не ест совсем, так, змей мелких, птичек, а пуще того траву, корешки всякие… Ноляко! Успокой нашего доброго друга!

Ишь ты, друга выискал…

Афоня и отскочить не успел, тем более прочесть молитву, даже для крестного знамения руку не поднял, как вдруг мерзкий ящер опустил безобразную свою головизину с костяным наростом-шлемом прямо юноше на плечо, потерся о щеку, словно блохастый пес об забор, заурчал добродушно.

– Ноляко! – Енко Малныче почесал зверюге шею. – Добрый, да.