Анна Сеничева - Перстень Рыболова Страница 24

– Младший принц! Благослови боже…

– Стойте!

– Прощайте, прощайте, ваша милость! Удачи вам и будьте осторожны! – Расин услышал быстрый топот босых ног по булыжнику. Он обернулся.

– Да постойте вы! Я еще…

Но увидел только мелькнувшую за поворотом серую рубаху. Лоцман подводного города удрал наутек, в очередной раз оправдав свое прозвище.

– Я дорогу назад хотел спросить…

Фиу Лэм в то утро проснулся рано. Он не стал беспокоить князя, разбудил кота и в его сопровождении покинул садовый домик.

Солнце золотило верхушки кедров, ослепительно вспыхивая сквозь просветы в кронах. Роса дрожала и переливалась разноцветными огнями. Белые космы тумана уползали прочь, прячась под мостами.

Кот, фыркая, обходил места, где было совсем свежо. Около одному ему известного логова он мяукнул, обещая вечером прийти опять, и скрылся.

В городе Лэм позавтракал, потом бродил по незнакомым улицам, долго бродил, расспрашивал, наконец, в безымянном переулке, таком узком, что двое еле могли разойтись, нашел то, что обычно искал в любом городе.

Переулочек наполнен был лавками и погребками, в которых продавали все, что душе угодно. Оговоримся сразу – душе чародейской. Простой люд не совался. Торговали порошками, зельями и книгами со всех краев Светломорья. Обитали здесь и особые ростовщики, сбывавшие драгоценности, чья цена была тем ниже, чем более сомнительную историю они имели. Никто бы не поручился, что, прикупив здесь кольцо или браслет, нельзя было потащить за собой чужую беду, проклятие или того хуже.

Лэм заглянул наудачу в дверь без вывески. Слабо звякнул колокольчик на красном шнурке – должно быть, глубокий старик, как и все здешние обитатели. Фиу попал в лавку старьевщика.

На все лады тикали часы, пахло пылью и старыми духами. Рухлядь тут была не самого высокого разбора – это чародей понял сразу. На полках тускло блестели флаконы, шкатулки без крышек, дешевые латунные кольца с выбитыми камнями и прочий хлам. Фиу огляделся. Глазу остановиться было не на чем, но тут шевельнулось чутье колдуна.

Чародей шаг за шагом прошелся вдоль полок, обследуя каждую вещицу. Нет, тщетно… Лэм озадаченно поскреб в затылке и снова вернулся к началу, не желая уходить без разгадки.

Вот прислонилась к стене стопка старых холстов. Первый из них – сильно испорченный, изрезанный ножом портрет дамы в голубом платье фасона полувековой давности. Лэм коснулся холста. Кажется, художник был влюблен в оригинал. И потом кромсал картину ножом с отчаянием безумца. Столько занятных историй хранят старые портреты, но вряд ли сейчас ему нужна хоть одна из них.

Шкатулка с обитыми медью углами. Фиу взял ее и сразу поставил назад, опасаясь прибрать чужое. Во втором дне шкатулки лежало когда-то письмо, из-за которого немало пролили крови и слез.

Над шкатулкой висел веер, украшенный стеклярусом – вещица вовсе пустая. Лэм, едва удостоив его взглядом, прошел дальше и остановился. На гвозде висел кожаный поясок. Занятная штука, хотя Лэму случалось видеть богаче и затейливее. Поясок старый, истертый, а к нему крепились крохотная чернильница, перышко, моток серых ниток с воткнутой иголкой и зеркальце. Пояс на тонкую талию, но не женский, и наводил на мысль о мелочности обладателя.

Фиу смотрел на поясок и мучительно вспоминал, на ком мог его видеть. «Скаредный, маленького роста, худой и вечно в серой одежде, иначе с чего бы ему таскать нитки такого мышиного цвета… А вот и перетершаяся завязка».

Чародей приподнял за цепочку зеркало – маленькое, круглое, чуть больше монетки. Сзади гравировка, но уже стерлась. Кстати, именно про такие зеркальца и зашел вчера разговор. А в самом пояске, кажется, зашито что-то… Фиу обернулся и поймал на себе взгляд хозяина. Старьевщик следил за ним, застыв над счетами и зажав в руке лупу.

– Давно он у вас? – осведомился Фиу, кивнув на поясок.

– Третий день, – хмуро ответил тот. – Внучка на улице нашла. Да тогда же ногу вывихнула, лежит теперь.

Старьевщик сердито глянул на поясок и снова склонился над счетами, ожесточенно щелкая костяшками.

– Сколько возьмете? – продолжал Фиу. Он ожидал, что торговец заломит несусветную цену, но тот махнул рукой и бросил:

– За четверть дуката отдам. Добра от него не жди…

Чародей, не глядя, вынул из кошелька горсть мелочи и положил на стол:

– Без сдачи. Все с собой беру, и хорошее, и плохое. А девочка ваша завтра утром встанет.

Торговец изумленно воззрился на молодого посетителя.

– А вы, сударь, простите… из…

– Он самый. В расчете?

– В расчете, – еще не до конца придя в себя, ответил старьевщик.

VIII

Оставим пока Фиу Лэма разбираться со своей покупкой, которая, наперед скажем, изрядную роль сыграет во всей истории, а Расину предоставим самому выбираться из трущоб.

Граф Леронт в это утро отправился в гавань.

«Лафисс», на котором они прибыли в Лафию, был приписан к тамошнему порту, а владел им молодой шкипер Рельт Остролист. Увидев его имя в судовой роли, Леронт не удержался от улыбки.

– Какая фамилия!

– Да это скорее прозвище, – ответил Рельт, – там, откуда я родом, их раздают обеими руками. Старые верфи – самое лучшее место в мире! Будем в Лафии, свожу вас туда…

Нынешним утром Леронт нашел корабль без труда, а рядом с ним, на пристани, увидел и самого Рельта – он говорил с краснорожим толстяком в одежде городской стражи. Разговор шел на местном наречии, и Леронт понимал через слово. Ясно было только, что недалеко до ссоры.

Кто-то с корабля окликнул Рельта.

– Подожди! – крикнул моряк.

Стражник поймал миг и улизнул. Рельт зло посмотрел ему вслед, выругался и повернулся к Леронту. У него было приятное лицо, загорелое, осыпанное веснушками, и серые глаза.

– А, это вы, господин люмиец, – без особой радости поздоровался он, хотя еще вчера вечером сам звал Леронта.

– Если вам не до меня, так я…

– Да что вы! Вовсе не из-за вас, – он протянул Леронту горячую ладонь. – Нынче утром я получил скверное известие. Очень скверное. Но вы здесь ни при чем, – он помолчал немного, улыбнулся через силу. – Пройдемся?

– Как его светлость? – спрашивал Рельт, когда они пробирались по запруженным народом улицам от гавани.

– Неплохо. Уже восьмой год, настоящим люмийцем стал. Только от вашего выговора все никак избавиться не может.

– Да, это у лафийцев на всю жизнь. Расин ведь отца моего хорошо знал… Постойте-ка, – Рельт приостановился, оглядываясь. – Чуть не прошли. Нам сюда, – он толкнул тяжелую деревянную дверь под вывеской, на которой красовалась черная лиса. От порога вниз вел десяток ступеней.

– Самый стоящий кабачок во всей Лафии, – пояснил Остролист. – Вы голодны? Нет? Тогда, по крайности, составьте мне компанию. Осторожно, здесь ступень разбита.

Едва они ступили под низкий потолок, над столами прошел сдержанный шепоток, повторивший имя Остролиста. Все головы, как по команде, повернулись к ним. Леронт решил поначалу, что он тому причиной – в таких местах народ собирается больше свойский и чужаков не жалуют, но Рельт только невесело усмехнулся. Все тут уже знали…

За стойкой возвышалась, словно башня маяка, дородная женщина в синем платье с черной вдовьей каймой.

– А, вернулся, морячок! – добродушно прогудела она, завидев Рельта.

– День добрый, матушка Таифа, – ответил капитан. – Покормишь?

– Как не покормить, дружок! Вон, истаскался весь, в чем только душа держится. Садись, садись, вон и место твое свободно.

Они устроились за столом в углу. Рельт сидел, барабаня пальцами по изрезанному ножом дереву, а Леронт не спускал глаз с его расстроенного лица.

– Послушайте, Остролист, – начал он. – Если не хотите, можете не отвечать. Что за скверное известие вы получили?

Рельт мгновение молчал, собираясь с мыслями.

– Пока я был в море, убили отца, – он разом будто состарился лет на двадцать. – И провалиться мне, если не знаю, по чьей указке это было сделано…

Хромой слуга приволок деревянный поднос, на котором стояли две кружки лафийской браги и тарелка с бараниной.

– Ну, будьте здоровы, господин люмиец! – они чокнулись тяжеленными кружками, и брага плеснула на стол. Остролист выпил залпом и на мгновение закрыл руками глаза.

Они сидели с полчаса, беседуя о всякой всячине. Рельт расспрашивал о князе Расине, о том, как живется ему в Люмийском анклаве, потом разговор перешел на самого Леронта, затем перекинулся на Остролиста. Тут наверху послышался шум, и в зал ворвался растрепанный человек в холщовой рубахе и штанах, подпоясанных веревкой. На нем был передник, какие носят подмастерья. Беглец метнулся к стойке Таифы и перемахнул через нее. Хозяйка ничуть не удивилась такой прыти, будто так и положено. Таифа нажала рычаг, и шкаф бесшумно отошел в сторону, открыв зиявший темнотой проем. Беглец юркнул туда, и хозяйка вернула шкаф на место, точно закрыла за очередным гостем дверь.