Вадим Саитов - Цитадель души моей Страница 27

Ну вот, научившись быстро выяснять, что именно пустило в ход твою интуицию, начинаешь сам её учить. Уж на что предыдущий шаг непростой, так этот еще сложнее: заставить интуицию мнимые опасности от реальных отличать. Для этого надо бессознательную часть себя — с разумной частью познакомить. Чтобы интуиция твоя, неразумная, могла сама, как в свиток, в твой разум залезть и разобраться — стоит тревогу поднимать, или нет. Ну а потом уже проще — остаётся только её поддерживать.

Прислушиваться к ней, полагаться на неё, каждый случай осмысливать и разбирать — если есть на это время, разумеется. Сейчас — вроде есть.

Я к своему бессознательному тропку давно протоптал, и ответ получаю быстро: половицы. Доски пола уходят под дверь и продолжаются там, внутри эркера. И пара из них как будто чуть ниже остальных. Как будто прогнулась под весом кого-то, стоящего прямо за дверью.

Тихо и осторожно, придерживая лезвие пальцами (чтобы по оголовку не шуршало), я вытянул из ножен меч. Едва заметно дрогнули половицы под ногами — пожалуй, не больше чем на толщину волоса одна относительно другой сместилась. Но все мое внимание сейчас на них направлено — на них и на ощущение чужого присутствия за дверью. Поэтому это движение сказало мне чуть ли не больше, чем если б я на гостя своего незваного глазами смотрел. И рост его я по этому движению половиц оценил, и вес, и позу угадал, и даже понял, что он не просто так пошевелился, а подобрался, к прыжку готовясь — почуял, что дело неладно. Ну, я не стал ждать — с размаху всадил меч в филенку двери там, где грудь того, кто за дверью, угадывалась. Попал! Дважды я сопротивление мечу почувствовал — первое, твердое и недолгое — когда лезвие тонкую тростниковую филенку пронзало. И второе — мягкое, но упругое — в самом конце.

Яростно всхлипнул с шипением кто-то за дверью, дернулся меч в моей руке. С грохотом свалился за дверью небольшой предмет — столик, несомненно. Выдернув меч, я распахнул дверь и увидел, наконец, ночного визитера. Замерли мы на мгновение, взглядами встретившись: он — в окне, уже готовый сорваться с него в утренний полумрак улицы, я — в проеме двери. Успел я его разглядеть как следует. Одет как человек — и даже не просто как человек, а как человек небедный. Кожаные сапожки с узорчатой оторочкой, штаны франкского фасона — с гульфиком и широкими штанинами, кожаная куртка с тем же узором, что на сапожках, на спине — плащик короткий. Лицо ниже глаз полумаской прикрыто, типа тех, что перегонщики скота и караванщики носят — вот только, сдается мне, не от пыли он под этой маской прячется, а лицо свое прячет — какие-то необычные и весьма неприятные обводы проступают под тонкой тканью полумаски. Но вообще — мог бы за человека сойти, если бы не глаза — большие, круглые и светящиеся в полумраке холодным зеленым светом.

Блеснул за моей спиной свет факела, высветив на мгновение лицо ночного гостя, заставив его зажмуриться и отвернуться с недовольным шипением. Наваждение кончилось — я бросился к окну, занося меч, а зверочеловек быстро и бесшумно скользнул наружу. Не задержавшись ни на мгновение, одним прыжком я вылетел вслед за ним и успел увидеть, как он, наклонившись вперед и свесив по бокам неподвижные руки, нечеловечески длинными прыжками несётся по улице. Три прыжка — и он скрылся за поворотом. Я сделал по инерции пару шагов, потом остановился. Бессмысленно: бегаю я быстро, но не настолько. Посмотрел задумчиво вслед, кинул меч в ножны. Присел возле маленького красного пятнышка, мазнул по нему пальцем, поднес к носу, обнюхал. Кровь как кровь: цвета красного, пахнет, как полагается.

Всякое людское занятие со временем своими байками да легендами обрастает.

Наше ремесло — не исключение. Кто из егерей истории про Ночных Охотников не слышал? Про бестий, столь на людей похожих, что запросто за оных сойти могущих. Но при этом силы неимоверной, скорости молниеносной и такой злобой ко всему живому переполненных, что живут они поодиночке и даже парой сойтись не могут; а, чтобы род продолжить, самцу приходится самку оглушить первым делом. И горе ему, если очнется самка до того, как он дела свои закончит. Правда, утверждали те легенды, что кровь у Ночных Охотников голубая и пахнет остро. Хотя — на то она и легенда. По ней же еще Ночные Охотники могут кем-нибудь знакомым прикидываться, бдительность притупляя; а потом стоит только отвернуться и вдруг уже видишь мутнеющим взором свое собственное обезглавленное тело. Некоторые верят и своих же товарищей пугаются, когда те, по той или иной причине, необычно себя ведут.

— Господин егерь?

Я встал, посмотрел вопросительно в сторону покинутого мной недавно окна. Держа еще горящий, но уже совершенно бесполезный факел, из него свешивался всё тот же милит.

— Нежто ушёл, злодей-то?

Я промолчал.

— Как же вы так его упустили-то, господин егерь?

Я опять промолчал — еще не хватало мне перед милицией оправдываться. Молча повернулся и пошёл к входу в дом. Пусть с ним, с Ночным Охотником, капитан разбирается. Или квестор, или магистры местные, мне без разницы. Солнце уже скоро на небосклон вылезет, а мне еще припасы собирать и обратно до лагеря топать.

Милит, разумеется, и не думал оставлять меня в покое.

— Во что он одет-то был? Я только плащ заметил красный и всё. Или коричневый? — прицепился он ко мне, стоило только перешагнуть порог. — Хоть разглядели чего, нет? Мне ж отчитываться надо.

Похоже, милит его, не успев разглядеть, за человека принял. И надо ли мне милита разубеждать, при том, что я всё равно не знаю, что это за тварь такая?

— Сапоги, меандром греческим по краю вышитые, куртка с тем же узором, плащ кавалерийский охряного цвета, на лице полумаска темно-серая.

— Ишь ты, — удивился милит, — меандром! Когда успели-то? А как бы вас потом найти, господин егерь? Квестор-то, думаю я, поговорить с вами захочет.

Я пожал плечами. Захочет он. А я захочу?

— Либо в лагере, либо здесь, — сказал я, вытаскивая из-под стола сундук, — это мой дом.

— Как то есть? — недоумённо поднял брови милит, и даже Авл, до того бессмысленным столбом посреди гостиной торчавший, вдруг вспомнил, что у него язык есть:

— А нам соседи сказали, что это старой Марты дом…

— У каковой Марты я его уже второй год снимаю, — кивнул я, перебирая содержимое сундука и выкладывая из него нужные мне предметы. Длинная, тонкая, но прочная цепь с шипастыми звеньями у концов. Ножи нескольких видов — не боевые, чисто утилитарные — короткий и широкий засечный, острый и узкий «шкуродер» с крюком на спинке, жомный со специальным лезвием для изготовления петель и ловушек. Мешочки с травами и порошками: сушеные плоды белладонны и чёрной белены, побеги паслёна, кора волчьего лыка. Горчичный порошок (подвыдохшийся, но пока сойдет) — для сбивания нюха у идущих по следу бестий. Олений мускус, кориандр и полынь — наоборот, для создания «пахучих следов». Ну и прочее в том же духе. У милитов только глаза всё больше округлялись, пока я вытаскивал из сундука и тут же рассовывал по карманам и пазухам свое снаряжение.

— А как же… убитый? — спросил вдруг Авл, сглотнув, — он тут как?..

— Товарищ это мой был, — сказал я, закрывая сундук и задвигая его обратно под стол. Встал, обернулся к милитам.

— Товарищ, — милиты переглянулись, — так он выходит, тоже егерь… был?

Я усмехнулся невесело.

— Вот так вот. Тебя как зовут?

— Что? — Пожилой милит слегка отстранился, огляделся вокруг, словно подыскивая кого-то, к кому мог бы быть обращен мой вопрос, потом пожал плечами.

— Секст Апулей… но не из тех Апулеев, что в Роме трибунами, а из…

— Хорошо, — перебил я его. — Секст Апулей не из тех Апулеев. Я сейчас должен идти — отправляюсь на чистку, и, с неделю, меня не будет в городе. Если у квестора возникнут вопросы — пусть дождется моего возвращения или задаёт их капитану.

— Но…

— А тебя, Секст Апулей, — не слушая возражений, продолжил я, — я бы хотел попросить проследить за тем, чтобы из дома ничего не пропало.

Я заглянул ему в лицо и принялся давить милита взглядом до тех пор, пока он, смущенный и вспотевший, не отвел глаза в сторону.

— Дорогих вещей здесь нет, — сказал я мягко, — хотя много вещей редких, и в нашем ремесле очень нужных. Я чрезвычайно огорчусь, если вернувшись, не найду какой-нибудь недорогой, но редкой и важной безделушки. Ты меня понимаешь?

Дождался неохотного ответного кивка и молча вышел на улицу. И так уже подзадержался.

Капитан, против моего ожидания, новостью особо не удивился. Либо вида не подал. Хмурясь, выслушал внимательно. Посмотрел в сторону, подумал о чём-то.

— Знал кто-нибудь, что Клюв у тебя ночует? — спросил. Тоном безразличным, но меня однако же, морозцем продрало не хуже чем тогда, перед дверью. И ответил я, еще и сам не успев сообразить, почему именно так отвечаю: