Стеклянная карта - Гроув С. И. Страница 6

Сбои внутренних часов причиняли ей беспокойство и иного рода. София очень гордилась своими познаниями: она не боялась заблудиться в Бостоне и даже за его пределами, потому что по мере взросления она все чаще путешествовала с Шадраком.

И в школе она училась с примерным прилежанием, учителя любили ее – в отличие от некоторых одноклассников. Она обладала несомненным талантом все раскладывать по полочкам, чтобы дойти до самой сути. Друзья Шадрака неизменно называли ее «разумной не по годам». Их похвалы очень много значили для нее… хотя и не перекрывали изъяна, из-за которого она сама себе казалась ветреной и рассеянной, словно какая-нибудь глупышка.

А всего хуже было то, что происходила она из семьи, члены которой отличались врожденным чувством времени, равно как и умением безошибочно определять направление. Вот у родителей, во всяком случае, точно имелись не только внутренние часы, но и внутренние компасы, воистину достойные великих исследователей. Шадрак тоже мог, не глядя на стрелки, назвать время с точностью до секунды. И как бы он ни подбадривал Софию, забыть о своей ущербности она не могла. Собственно, так и родилась их совместная придумка – Заводная Кора. Это была шутка по поводу проблемы, над которой София смеялась разве что через силу.

С дядей девочка никогда об этом не заговаривала, но было у нее жуткое подозрение насчет того, каким образом она лишилась врожденного ощущения времени. Она представляла себя совсем крошкой, ждущей родителей возле пыльного окна. Часы маленькой Софии тикали и тикали… сперва терпеливо, потом беспокойно… и наконец – отчаянно, отмеряя секунды непоправимого отсутствия мамы и папы.

А потом, когда стало ясно, что ожидание тщетно, часики просто сломались, и вместе с надеждой увидеть дорогих людей девочка утратила и чувство времени.

Как ни любил юную племянницу Шадрак, ежесекундно быть с нею он просто не мог. Увы, на многочисленных студентов-выпускников, которых он постоянно нанимал себе в помощь, чтобы справляться с работой и уходом за ребенком, нельзя было полностью положиться. Маленькая София нередко оставалась в одиночестве, пока дядя с помощниками корпели над составлением карт. Иногда она в самом деле просто ждала маму и папу, прижав к оконному стеклу нос и ладошки. Ее память – возможно, сдобренная воображением – рисовала это ожидание в виде череды долгих и тягостных часов. Солнце вставало и заходило, люди бесконечной вереницей шли мимо окна… а она все мечтала о встрече, все надеялась. Порой ее собственный образ в этих воспоминаниях расплывался, и тогда у окошка оказывалась не трехлетняя малышка, а едва ли не нынешняя София. Дядя вправду не единожды заставал выросшую племянницу у окна. Она стояла в задумчивости, подперев рукой остренький подбородок, карие глаза смотрели куда-то вдаль.

И вот теперь она переминалась с ноги на ногу на запруженном причале, сердито вытирая глаза и пытаясь успокоиться, сосредоточиться. Вдруг среди всеобщей суеты София заметила с дюжину человек, выстроившихся друг за другом. Сделав над собой немалое усилие, девочка отогнала прочь мысли о четырех часах, выпавших из ее жизни.

«Это, должно быть, очередь на трамвай в город!» – подумалось ей.

Она подошла ближе, и сквозь шум пробился голос человека, что-то кричавшего в рупор.

София тронула за плечо женщину, которая стояла впереди.

– Простите, пожалуйста, это очередь на трамвай в центр?

Молодая женщина взволнованно мотнула головой. Она держала в руке флаер и протянула его Софии.

– Какой трамвай? Тут зверей из других эпох привезли! – возбужденно пояснила она. – Посмотрим на них, пока еще можно!

И рука в кружевной перчатке указала на объявление, которое было всего в нескольких шагах.

Возле рекламного щита стоял человек с рупором. Он был ниже среднего роста и носил небольшую острую бородку. Голова в очень высоком цилиндре казалась непропорционально маленькой. Человек размахивал тростью с серебряным набалдашником.

– Дикие люди! Чудовища! Твари, поражающие воображение! – выкрикивал он. Его щеки побагровели от усилия и жары. Он изъяснялся с акцентом уроженца Западных Пустошей: гласные в его речи звучали особенно гулко. – Диковины, добытые неустрашимым Симоном Эрлахом и выставленные здесь ради развлечения и просвещения зрителей!

Он тыкал рукой в сторону плотного бархатного занавеса, перекрывавшего вход в пакгауз у него за спиной. Слева от него сидела женщина еще меньше ростом, чем он сам. Она проворно считала деньги, выдавала и компостировала билеты, пропускала посетителей внутрь. Низкий лоб от напряжения пробороздили морщины.

– Постоянная выставка людей и зверей, отражающая все невообразимое разнообразие эпох! – выкрикивал коротышка, от усердия брызгая на слушателей слюной. – Каждый экземпляр выступает живым свидетельством удивительных и завораживающих обычаев своей эпохи! Спешите видеть, и вы забудете, в каком времени сами находитесь! – И кончиком трости он стукнул по большой клетке, стоявшей от него справа. – Вот юный дикарь из Пустошей во всем блеске воинского облачения!.. Купите билет, и вам покажут еще более свирепых обитателей Пустошей! Кентавры, русалки, хвостатые дети! Не упускайте шанса, пока это еще возможно!..

София не отрываясь смотрела на клетку, начисто забыв обо всем прочем. За решеткой стоял мальчишка, по виду чуть старше ее, его наряд с головы до ног состоял из перьев. В пареньке с первого взгляда можно было узнать выходца из иной эпохи. Цветные перья были так искусно вплетены в его волосы, что казалось, росли прямо из головы. Руки и ноги покрывала многоцветная боевая раскраска. На бедрах колыхалась юбочка из перьев, с плеча свисал пустой колчан… Столь экзотический вид, вероятно, когда-то в самом деле производил впечатление, но теперь перья были большей частью поломаны и измяты. Юный воин показался Софии прекрасной птицей, пойманной в воздухе, брошенной наземь и запертой в клетку.

Впрочем, ее внимание привлекла не только его красота. Все дело было в выражении лица. Мальчишку сунули в клетку, выставили на всеобщее обозрение… а он смотрел на толпу так, словно всех этих людей привели сюда для его забавы. Уголки рта кривились в легкой усмешке, безмятежный взгляд превращал клетку в подобие пьедестала. Парень хранил непоколебимое достоинство – и был воистину великолепен. София не могла отвести от него взгляда. Она вновь потеряла счет времени, но… ничего подобного с нею до сих пор не бывало.

– Уверяю вас, леди и джентльмены, – продолжал свое коротышка, – в Эпохальном цирке Эрлаха вы увидите даже битвы этих свирепых существ! И прошу вас учесть, что после сегодняшнего парламентского решения вам осталось наслаждаться чудесами иных эпох всего несколько дней! Используйте свой шанс, пока еще не поздно!

Выкрикнув это, он сунул трость между прутьями клетки и ткнул ею пернатого паренька.

Тот посмотрел на нее – и выхватил с такой легкостью, словно перышко в своем наряде поправлял. Потом швырнул обратно владельцу и, тотчас потеряв к трости интерес, вновь уставился на толпу. Зазывала взахлеб перечислял чудеса Эрлаха… София же заметила устремленный на нее взор пленника. Вот он поднял руки, взялся за прутья… Софии показалось, будто он прочел ее мысли и был готов вот-вот с нею заговорить. Она почувствовала, что краснеет, но взгляда отвести не могла. Она и с места сдвинуться была не в силах – да, собственно, и не хотела.

– Эй, милочка! – с трудом пробился к ней чей-то голос. Ее трясла за плечо та молодая женщина из очереди. – Ты ведь, кажется, спрашивала трамвай в город? Беги, дорогая, вон он идет!

София с трудом оторвала глаза от юного дикаря. Да, трамвай в самом деле подходил к остановке. Если она поторопится, как раз успеет вскочить в вагон. София еще раз покосилась на пленника. Тот продолжал все так же сосредоточенно смотреть на нее…

Она побежала на остановку.

3. Шадрак Элли, картолог

14 июня 1891 года